Письма Пикара (часть I, II) к князю А. Б. Куракину (Петербург в 1781-1882 гг.)
С.-Петербург, 6-го февраля 1782 г.
В среду текущего месяца, 2-го числа, после придворного концерта, ее императорское величество (Екатерина II) получила известие о внезапной кончине князя Василия Михайловича Долгорукого (Крымского), московского генерал-губернатора.
Иностранцы и соотечественники одинаково сожалеют о смерти этого вельможи, приобретшего искренностью, любовью к народу и бескорыстием любовь всех граждан. Маршал граф 3axapий (Григорьевич) Чернышев (Sachar de Czernicheff) назначен на его место.
3-го числа ее императорское величество сделала честь графу Строганову (Strogonoff), приехав обедать к нему (в камер-фурьерском журнале записано: 3-го февраля, в четверг, пред полуднем, в исходе 12-го часа, Ее И. В-во, в сопровождении дежурных фрейлин и кавалеров, изволила шествие иметь в экипажах в дом его сиятельства графа Александра Сергеевича Строганова, где изволила кушать обеденное кушанье, а после стола изволила скоро отсутствовать во дворец).
4-го был маскарад при дворе (в маскараде 4-го февраля государыня не была; стол на 40 кувертов был для придворных дам и кавалеров. Маскарад продолжался до исхода 2-го часа пополуночи. Масок дворянских было 2100 и купеческих 200). Чрезмерный холод всей этой недели и болезнь, которой все подверглись и которая еще продолжается, сделали масленицу довольно скучной.
Граф Скавронский подарил своей супруге три тысячи душ. Ее величество издала приказ, чтоб впредь представляемые министру бумаги по коллегии иностранных дел были бы подписаны не одним вице-канцлером, но всеми членами коллегии, как это делается во всех прочих присутственных местах Империи.
На последнем придворном маскараде было много публики; многие знатная особы были костюмированы, между прочим, граф Чернышев со своей дочерью; княгиня Голицына (Galitzin, Марья Адамовна, рожденная Олсуфьева), с женой вице-канцлера (Александра Ивановна Остерман) были одеты в мужские платья.
Г-жа Мятлева (Miatlew, вдова адмирала Василия Андреевича Мятлева), мать камер-юнкера, умерла вследствие гриппа, сопровождаемого летаргией, продолжавшеюся три дня и окончившеюся апоплексическим ударом. Лефевр (Lefevre) и Канчиани (Canziani) оставили придворный театр и собираются ехать в Италию.
С.-Петербург, 14-го февраля 1782 г.
Смерть князя Долгорукого, московского генерал-губернатора, причинила большое горе жителям этого города. Купечество особенно доказало свою привязанность и благодарность этому уважаемому губернатору: как только разнесся слух о его смерти, все лавки были закрыты и народ толпой отправился в церкви.
Лица, которым были поручены необходимым для похорон закупки, принуждали купцов взять деньги за товар, но те тут же раздавали их бедным, говоря им: - помяните нашего доброго губернатора и молитесь за него Богу.
Розданная таким образом сумма превышала десять тысяч рублей. Княгиня Долгорукова, найдя вскоре по смерти своего супруга пять тысяч рублей в его шкатулке, отдала их одному доверенному лицу с приказанием употребить их на освобождение бедных заключенных в тюрьму за долги. Похороны были очень пышны.
Родственники покойного не хотели допустить, чтоб его везли в церковь, по обычаю, на погребальных дрогах, но несли его на руках. Стечение народа, его сопровождавшего, слезы и молитвы, которыми он выражал свою скорбь, наконец, рыданья семейства покойного - все это представляло самое трогательное зрелище, какое только можно себе представить.
Солдаты, казалось, оплакивали своего друга, бедные своего отца, а купцы - самого усердного защитника их свободы и привилегий: до такой степени искренность, человеколюбие и бескорыстие этого добродетельного патриота приобрели себе любовь граждан всех сословий!
Народ не льстит и не обманывает, и глубокая, ничем не сдержанная печаль, обнаруженная им при этом в течение нескольких дней, затмевает собой все надгробные речи, произнесенные в честь победителя Крыма.
Императрица велела обнародовать указ о назначении графа Захара Чернышева московским губернатором. Отдав должную честь памяти князи Долгорукова и упомянув о важных заслугах, которые он оказывал государству, императрица советует преемникам его подражать ему.
Посылаю вам, ваше сиятельство, московскую газету со статьей об этом происшествии; я не велел ее переводить, потому что, говорят, она так хорошо написана, что стоит, чтоб вы прочли ее в подлиннике (статья отсутствует).
Прилагаю при этом стихи г. Ю. А. Нелединского (-Мелецкий Neledinski), вашего двоюродного брата, поэтический таланта которого всеми признан. Напечатаны они по приказанию графа Панина (Петр Иванович Panin).
Прохожий, не дивись, что пышный мавзолей
Не зришь над прахом ты его;
Бывают оною покрыты и злодеи;
Для добродетели нет славы от того!
Пусть гордость тленные гробницы созидает,
По Долгорукове ж Москва рыдает.
Место могилевского генерал-губернатора, занимаемое до сих пор графом Захаром (Чернышевым), передано г. Пассеку (Петр Богданович Passeck), бывшему некогда губернатором, но потом назначенному в сенат. Ее императорское величество пожаловала ему 5000 руб. на его путешествие. Кроме того, он получил старшинство в чине генерал-лейтенанта со времени повышения его в звание камергера (chambellan). Вследствие этого только один егермейстер князь Голицын (Петр Алексеевич Galitzin) считается генерал-лейтенантом старше его.
Г. Мятлев (Петр Васильевич), камер-юнкер, назначается в ассигнационный банк с 1500 рублей жалованья. Это место было прежде занято г. Ушаковым (Мирон Иванович?).
С.-Петербург, 23-го февраля 1782 г.
Все губернаторы, имеющие обыкновение приезжать сюда на новый год, простились с ее императорским величеством и уехали в управляемые ими губернии, исключая князя Репнина (Николай Васильевич Repnin), оставшегося для исправления должности генерал-адъютанта. Г. Кашкин (Евгений Петрович Cachkin), генерал-губернатор Сибири, получил от ее императорского величества награду в двадцать тысяч рублей и Александровскую ленту, но последнее еще не вполне достоверно; лишь только я получу верные сведения, я не замедлю сообщить их вам, ваше сиятельство.
Генерал-губернатор Кречетников (Михаил Никитич Crichitnikoff) получил тоже награду в 10000 рублей. Это уже третья с тех пор, как он губернатором Калуги и Тулы. Г. Щербинин (Евдоким Алексеевич Scherbinin) отозван от губернаторства и принужден был подать в отставку, которую он и получил, но совсем не оскорбительным образом. Императрица милостиво пожаловала ему значительную пожизненную пенсию.
Г. Миллер (Герхард Фридрих, Mùller), начальник архива бывшей иностранной коллегии в Москве, подал в отставку и получил ее с наградой в 2000 рублей. Он обязался после смерти передать в казну свою библиотеку, которая, как говорят, очень интересна в богата восточными рукописями всякого рода.
Татарский хан прислал сюда посланника благодарить императрицу на ей милостивое покровительство ему и его подданными (20-го февраля в камер-фурьерском журнале записано:
В воскресенье, с которого началась 3-я неделя Великого поста, посланник хана Шахин Герая, второй дефтердар Темир-Ага, имел у императрицы публичную аудиенцию. В половине 11-го часа из дома обер-церемониймейстера Матвея Федоровича Кашталинского поехал в дом посланника (в 13-й линии на Васильевском, острове, по набережной Невы) назначенный препровождать его во дворец советник канцелярии Ее И. В-ва Иван Варфоломеевич Страхов, в дворцовом экипаже.
Темир-Ага встретил его у лестницы и, дав ему правую руку, шел с ним в покои, где они сели, Страхов с правой, а посланник с левой руки, и через переводчика приветствовали друг друга, причем Страхову подали кофе.
Затем началось шествие, открываемое 6-ю лейб-гусарами с унтер-офицером, верхом, с саблями наголо.
За ними ехали 4 конюха, перед 4-х местной каретой, в которой сидели 3 крымских чиновника с дорожным приставом, капитаном Веселитским. По сторонам кареты шли по одному придворному лакею и два лакея стояли на запятках.
Во второй карете, цугом, сидел посланник, имея с левой стороны Страхова. Против посланника сидел первый из свиты его, Балчи-паша, Хаджи-Али-ага, держа в руках ханскую грамоту, а подле него - переводчик кол. асс. Муратов.
С бока кареты ехал конюшенный обер-офицер де Польтро. По сторонам кареты шли по одному же придворному лакею, а на запятках стояли два гайдука. За лакеями шли поодаль 14 человек служителей посланника, а за ними по одному с каждой стороны дорожному сержанту, и ехали четверо, по два в ряд, из посланничьей свиты, в замке - опять лейб-гусары.
По въезде на большой двор Зимнего дворца, гвардейский караул отдал честь посланнику, вступившему по парадной лестнице в переднюю, где встретил его от департамента церемониальных дел надворный советник Сейдлер (Цейдлер?) и повел в камеру ожидания, через галерею и статс-дамскую, где встретил церемониймейстер А. И. Мусин-Пушкин (?).
В камере ожидания до позыва на аудиенцию угощал посланника конфетами, кофеем и разными шербетами. После литургии обер-церемониймейстер доложил императрице о прибытии посланника, и ее величество вышла в аудиенц-залу и села на трон, под балдахином, в кресла, за которыми встали: И. И. Шувалов (обер-камергер) в обер-шталмейстер Лев Александрович Нарышкин.
На нижней ступени трона, по правую сторону, стал вице-канцлер граф Иван Андреевич Остерман, а несколько поодаль от трона - дамы, по правую сторону, а по левую - члены совета, учрежденного при дворе, придворные кавалеры, особы 5-ти классов и иностранные министры.
Посланника вела под руки, под правую - Пушкин, под левую - Страхов.
Увидев императрицу, Темир-Ага поклонился; придя на средину комнаты, отдал второй поклон, а подойдя к трону - третий. Затем, отдав Балчи-паше грамоту, говорил речь, перевод которой прочел после него Аркадий Иванович Терской.
Затем поднес посланник грамоту; не доходя один шаг до трона, ее из рук его принял вице-канцлер и положил на столик с регалиями, по правую сторону трона. Потом посланник стал отступать задом, не оборачиваясь и делая три поклона, и приведён в камеру ожидания; а обедал в боковых от галереи двух комнатах.
Государыня же, удалившись в свои апартаменты, обедала в бриллиантовой с Репниным, Нарышкиным, Шуваловым, Строгановым и Ланским. Стол посланника был перед тканным портретом Петра I. С Темир-Агой обедали: гофмаршал князь Фёдор Сергеевич Барятинский, Пушкин, Страхов и Муратов; а в голубой комнате 6 человек остальных из свиты посланника. Посланник после обеда отвезен домой в половине 2-го часа, прежним порядком, в сопровождении Страхова).
Ему дана была первая аудиенция 20-го числа текущего месяца; ее императорское величество приняла его на троне публично, и все лица первых пяти классов присутствовали при этом…
16-го этого месяца вице-канцлер дал тоже свою публичную аудиенцию этому посланнику. Он принял его в своем кабинете, в присутствии двух членов иностранной коллегии, гг. Безбородко (Александр Андреевич Besbarotkoff) и Бакунина (Петр Васильевич Bakounin). Приготовлен был обед на 50 персон и все иностранные министры присутствовали на нем. В самый день аудиенции императрицы, посланник был приглашен ко двору.
Ее императорское величество предложила ему сыграть партию в шахматы с Михаилом (Сергеевичем) Потемкиным (Potemkin), затем полковник Бибиков (Гавриил Ильич Bibikoff) предложил ему вторую партию, но он вежливо отказался, говоря: Как могу я внимательно следить за игрой? Здесь столько прекрасных женщин, которыми можно любоваться.
Этот ответ, хотя и в переводе, и многие другие в этом роде придали посланнику репутацию самого остроумного и любезного татарина, подобного которому давно уже не было при здешнем дворе.
У нас была такая нездоровая и сырая зима, что умерло бесчисленное множество людей всех сословий. Гибельные последствия гриппа еще не прекратились, и слабогрудые, которых щадит холодный климат, более всего пострадали.
Г. Ступишин (Петр Алексеевич Stoupichen), выборгский генерал-губернатор, приехавший сюда по делам губернии, умер на другой день своего приезда от апоплексического удара, после трёхдневного лёгкого нездоровья. Он даже не имел чести быть представленным императрице.
Князь Мелихов (Melichkoff), бывший капитан гвардейского Семёновского полка, заболел на прошлой неделе тем же недугом, которым страдал несколько месяцев тому назад, но он не перенес его и умер в ужасных страданиях после шестидесяти (?) апоплексических ударов, повторявшихся один за другим в продолжение одних суток.
Г. Беклемишев (Beclemicheff), обер-прокурор первого департамента С.-петербургского сената, умер тоже 19-го числа текущего месяца; он оставил своих детей в нищете: его имения еле достаточно для удовлетворения его кредиторов, которые им и завладели.
Невозможно было бы определить вам, ваше сиятельство, число лиц, умерших в несколько месяцев в среднем сословии; верно, только то, что никто не помнит более нездоровой зимы. Всеобщее горе, причиняемое этой эпидемией, послужило источником благоденствия и торжества для членов медицинского факультета и они изъявляют даже своим больным свое удовольствие, говоря, что не было еще «имя более удобной для наблюдений и прогресса медицины!
Только доктор Аш (Асh) не мог ничего наблюдать, и общество было лишено помощи этого новейшего Гиппократа, спасителя Москвы. Презрение, с которым правительство отнеслось к его медали, так огорчило его, что он впал в неизлечимое сумасшествие. Да ниспошлет Бог то же самое на всех его собратьев!
С.-Петербург, 5-го марта 1782 г.
Несчастное положение, в котором г. Беклемишев (Beklemechoff) оставил свое семейство, возбудило сострадание ее императорского величества; она милостиво послала вдове 2000 рублей на издержки похорон. На другой день его смерти, прислано было от частного лица г-ж Беклемишевой 500 рублей ассигнований; думают, что они были присланы г. Кашкиным (Kachkin), только что получившим награду в 20000 рублей.
Соболезнование жителей Москвы о смерти князя Долгорукова высказывается ежедневно различными чертами благотворительности, могущими утешить семейство в его потере.
Кроме различных подаяний бедным, купечество пожертвовало еще значительную сумму всем московским церквам, для поминовения покойного губернатора. Дворянство тоже сложилось и собрало значительную сумму на сооружение памятника в церкви, где он погребен. Осуществление этого предприятия поручено графу Петру Панину (Panin).
Граф Андрей Шувалов (Schouvaloff) был избран 3-го числа сего месяца предводителем петербургского дворянства (и будет в одном присутствии с вашим братом). Он замещает г. Беклемишева. Он был выбран большинством голосов; г. Елагин (Ielaguin) получил четыре голоса, князь Потемкин - восемь, а Шувалов - десять.
Советник банка г. Кирилов (Kiriloff) получил отставку с оставлением ему содержанья по жизнь. Лопухин (Абрам Степанович Lapoukin), орловский губернатор, тоже получил отставку и заменен г. Неплюевым (Семён Александрович), бывшим вице-губернатором того же города.
Капитан гвардии Синявин (Григорий Алексеевич Sinawin), брат графини Воронцовой (Екатерины Алексеевны, супруги Семена Романовича Воронцова), удалившийся из службы, хотел зарезаться несколько дней тому назад в припадке меланхолии, но был спасён своими слугами чрез минуту после нанесённого себе удара, который, говорят, не был опасен.
Петербургская губерния увеличилась на восемь уездов: Гдов, Луга, Ладога, Олонец, Каргополь, Поданск, Вытегра и Петрозаводск.