Осень 1944 года. Белоруссия.
Красная Армия, перевалив через советско-польскую границу, устремилась за раненым зверем. В логово. В Белоруссия же наступила относительная тишина. Можно сказать, что это был уже глубокий тыл. Разорённый войной.
Так вот. На одной маленькой железнодорожной станции встретились два бойца. Оба лейтенанты. Из госпиталя возвращались. Догоняли свои части, которые стремительно убегали от них на запад.
Один танкист, а другой пехотинец. Оба вторые сутки мерзли на разбитом, еще не восстановленном вокзале, в ожидании поезда. Закурили.
— Ух-х! — поднимая воротник старенькой шинели, произнес пехотинец. — В такую погоду что-нибудь для сугреву! А? Да где ж взять то.
— Так может обменяем? У меня здесь есть банка тушенки, — похлопал по вещмешку танкист.
— Да какой там. Неужели бы сами не сообразили. Оглянись вокруг. На десятки километров ни одной уцелевшей деревушки.
Постояли минут пять. Покурили. Помолчали.
Пехотинец вдруг нагнулся к уху танкиста:
— Слышь земляк, говорят, что здесь недалеко — на путях, стоит цистерна со спиртом. Фашисты так драпали, что забыли про нее. Бросили.
— И ты хочешь сказать, что она еще не пустая? Столько-то времени уже стоит.
— Да они, сволочи, ни себе, ни людям. Что удумали то! Залили в нее бензин. Как мужики не старались, что ни думали, так и не удалось им спирт очистить. Эх, да что там говорить — пропало добро!
— А ну ка, пехота, покажи, где эта цистерна.
— Да зачем тебе? Расстройство ведь одно.
— Двоишник ты, пехота. Найди как ты ведро. А еще лучше — самовар. Да воды в него налей.
Отыскали самовар. Отыскали цистерну. Танкист наполнил самовар спиртом и размешал жидкость сломанной веткой.
— Смотри! Удельный вес бензина меньше, чем у воды. Поэтому он весь наверх поднялся. А спирт в воде растворился. Так что мы с тобой почти чистую водочку сейчас пить будем. Ну ка, открывай краник! Вот… Учи химию, пехота! Ну, за Победу!
