Какананас в шампанском.
Жил бы литовец по имени Какананас.
Жил он в шампанском потому, что он был игрив и озорничат.
— Что за дребедень ты читаешь? — спросил дядя Вася своего племянника.
— Социальную сеть, — ответил Серёжа. — То одну, то другую.
— Так я и знал, — сказал дядя с укоризной. — Ты тупеешь к вечеру, Серёга. Или Малахова смотришь или фейсбук.
— Малахов мне нужен для сужения кругозора. Ты же знаешь, я порой улетаю в даль светлую, мечтаю, придумываю невесть что, а как посмотришь Малахова, сразу заземляюсь. Кто, кому, когда и на каких основаниях.
— Ну, хорошо. А сети-то зачем? Знаешь ведь, тятя, тятя, наши сети...
— А сети — это как запруда, дядька, в которой кувшинки цветут.
— Ладно, — согласился дядя Вася, — почти убедил. А что это за слово такое — "озорничат".
— Как же. Краткое прилагательное. Игрив, веснушчат, озорничат.
Дядя недоверчиво посмотрел на племянника поверх очков.
— Нет такого слова, — сказал он с изрядным сомнением.
— Теперь есть, — объяснил племянник. — Вот в сетях вычитал.
— И чего ты ещё там вычитал?
— Стих. Вот слушай.
Какананас в шампанском, Какананас в шампанском,
Ты плескался неделю, пригубил на глоток,
Весь ты мокр как мокрица и остёр как острица,
От тебя, Какананас, по спине холодок.
Неплохо, правда!?
Племянник воодушевился, вскочил с места и заходил по кухне, вдохновенно мыча и отбивая по бёдрам анапест.
Дядя сидел тихо, глубоко задумавшись.
Потом вдруг встрепенулся, схватил племянника за плечо и усадил на стул рядом с собой.
— Тихо, — пробормотал он. — Тут дело нечисто. Он нас заманивает.
— Кто? Куда? — изумился Серёжа.
— Этот автор, которого ты читаешь. Это, брат, такая ли ещё блоха в исподнем. Вот помяни моё слово, пропечатает он нас, если мы временно на дно не заляжем.
— В Брюгге? — ляпнул племянник.
— Да хоть в где. Тсс, говорю тебе.
И они растворились в отяжелевших майских сумерках, сливающихся с прохладной июньской ночью.
Записки о дяде и племяннике