Наутро анчутка проснулся в бодром здравии и, сгрызя сухарик, куда-то умчался. Граф тоже собрался погулять – хотелось узнать у цветочницы последние сплетни. Ночью в городе было какое-то веселье, отголоски которого докатывались до постоялого двора, и граф желал разобраться.
В городе было на редкость немноголюдно. Те же, кто находился на улицах, мирно спали, кое-где вповалку. Цветочницы тоже нигде не было видно. Граф побродил по площади, еще раз внимательно рассмотрел памятник и пошел в сторону пристаней.
Два знакомых капитана – те, что вчера разговаривали с цветочницей, мирно спали возле пустых прилавков. От них так несло выпивкой, что даже пролетающие мимо мухи стремительно падали на землю и продолжали путь уже пеше, при этом выписывая замысловатые кренделя. Граф сочувственно покачал головой и пошел дальше – будить человека в подобном состоянии стыдился даже королевский палач.
В конце прилавков сидел Ванька Шнырь. Завидя графа, он радостно вскочил и старательно отдал честь.
- Докладаю! Монетка ваша истрачена как и было велено, на набитие брюха. Двух цыпленков съел, да еще бараний бок.
- Ну ты силен! – восхитился граф. – Куда же влезло?
Шнырь гордо вскинул нос.
- Так еле впихнул, почитай до ночи в кабаке сидел.
- А скажи, любезный, что тут ночью творилось? – поинтересовался граф.
Шнырь подозрительно посмотрел на него, потоптался и спросил:
- А еще монетку дашь?
- Дам, конечно. Рассказывай.
Шнырь закатил глаза, припоминая, и старательно принялся рассказывать.
- Стало быть, как три баклана на памятник прилетели, так и пошла в городе беда. Следом бургомистров попугай спрятался в шкап, и никоим образом не вылазил, пока ему не сделают бутербродов. Ну и народ к бургомистрову дому собрался, надобно было на попугая посмотреть, да порешать, как жить дальше.
- Народ, понимаешь, знать хочет, - горячился Шнырь, размахивая руками. – Народ, он беспокойство, конечно, любит, но чтобы его не касалось. А ежели его касается, так народ, он хочет, стало быть, знать…
- Что же народ хотел узнать? – поинтересовался граф.
- Дык, как обычно хотел знать – кто виноват, и что за это будет. Такое беспокойство народу – шутка ли?
- Да уж какие шутки, коль народ знать хочет, - вздохнул граф.
- Ага, - обрадовался Шнырь. – И бургомистр решил народу преподнести свое уважение. Накрыл богатый стол, приказал нести рому из своих тайных запасов, да принялся народ угощать.
Граф помахал перед лицом Шныря ладонью.
- Постой, постой. Народ, как ты сказал, хотел знать. И бургомистр накрыл стол. А вот между тем, что народ хотел, и столом накрытым, ничего не было?
Шнырь задумался, потом потряс головой.
- Не, точно не было ничего. У нас в городе так заведено – ежели бургомистр проворный, так успеет стол накрыть. А ежели замешкал, так он и отвечает за беспокойство.
- Ну а приметы, с ними то что делать? Народ ведь знать хочет.
Шнырь почесал затылок.
- Ну, ежели народ знать хочет, так не его собачье дело. Народ, ежели узнает, так все одно – будет сплошное беспокойство. Поэтому так и повелось – главное, чтобы уважение преподнести. А знания у меня в голову не влезают.
Граф вздохнул.
- Да это видно… У тебя в голове треуголкой махать можно.
- Так на том и порешили, - продолжил Шнырь, - пускай попугай в шкапу сидит, пока не снесется, а аспид все одно – неистребим, поэтому придется привыкать.
- Какой аспид?
Шнырь счастливо рассмеялся.
- Тот аспид, который бургомистру голову поправил. Он, говорят, с молотком над городом летает, и ежели что – грифонов на подмогу зовет.
Шнырь воровато огляделся и понизил голос.
- Родственники они потому что.
- И все? – удивился граф. – Народ что, выпить собрался?
Шнырь пожал плечами.
- Так пойди, разбери… Собрался, может, и чего интересного сделать, да вот видишь как оно…
Граф понял, что выудил из головы Шныря даже более того, чем в той голове имелось. Он протянул монету и повернул к причалам. Пока не пройдет похмелье, что-либо замышлять не стоит – голова у людей совершенно другим забита. В первую очередь, конечно, попытками вспомнить если не завершение, то хоть повод для вчерашней пьянки. Другие подробности, если они заслуживают внимания, расскажут потом соседи.
Заприметив у одного из кораблей ковыряющегося в корзине юнгу, граф подошел поближе.
- Попутного ветра, как говорится.
Юнга оторвался от корзины и кивнул.
- Чего надо?
- Да хотел узнать – в море никто не собирается? Мыслишка одна есть.
Юнга воровато осмотрелся и помотал головой.
- Никто. Говорят, бакланы прилетали, и теперь, покуда покойник на корабле не образуется, никто в море не пойдет.
- Зачем кораблю покойник? – удивился граф.
- Как зачем? Бакланы – они же к покойнику. Надо ждать. А потом уж хоть в море, хоть куда.
- А ежели не будет покойника?
Юнга хмыкнул.
- Тут сроду такого не бывало. Оно, может, кому жить да жить, но ежели бакланы прилетели – все… С природой не поспоришь.
- Глубоко мыслишь, - удивился граф.
Пиратская логика была железная. Если примета к покойнику – стало быть, будет вам… несчастный случай на производстве. А народные волнения – это от недомыслия, от незнания законов природы и от не владения производственными процессами.