— Матвей! — кричу на весь дом, заметив то, что вновь прощать брату точно не намерена. — Ты опять?! За старое?! Я убью тебя, гад!
Зло пыхча, смотрю в холодильник и вижу пустоту в том месте, где оставила вчера сырки.
— Зайка, что-то случилось? — отзывается папа, протянув руку и достав из открытого мной холодильника соус к мясу.
— Твой сын съел мои сырки. Он решил совершить самоубийство моими руками, — говорю, рыча на проглота-родственника. — Пап, вам с мамой обязательно было этого рожать? — ною папе, закрывая холодильник и садясь к нему за стол. — Не могли потерпеть немного? Меня бы одну родили и хватит! Но нет же! Этого, с незакрывающимся ртом, наперёд меня произвели? И, спрашивается, зачем? Толку-то? Он столько ест, что легче было просто бомжа приютить. Он бы и ел меньше, а ещё в благодарность что-то бы делал по дому.
— Не поверишь, но твой брат меня не спрашивал, когда его «производить» и когда рожать, — поджимает он губы, но ненадолго. После продолжает есть. — Я сам в шоке. Он вечно мои котлеты съедает. Приходится прятать за овощами.
— Надо его наказать, — предлагаю своему собрату по несчастью.
— Надо, — соглашается родитель втайне от мамы, потому что если это услышит она, то вновь начнёт «У него растущий организм. Пусть ест».
Пусть ест! Но не мои же сырки. И папины котлеты. Совесть иметь надо!
-- Ты чего кричишь? — Матвей наконец появляется на кухне. — Я занимался, вообще-то, а сейчас уезжаю.