В 1880 году писатель Константин Леонтьев написал статью "О всемирной любви" по поводу речи Достоевского на открытии памятника Пушкину, где рассказал, что он думает о его религиозности. Надо понимать, что сам Леонтьев был христианином лубочным, он был славянофилом. И вряд ли бы он стал громить Достоевского, если бы не была задета его гордость. Критик Соловьев в своей статье в журнале "Нива" хвалил Леонтьева, но хвалил так, что всю статью объяснял читателям, почему его отличная проза не пользуется популярностью. И заключал, что мало кому из писателей, даже «далеко не лишенных дарования», по силам «надлежащим образом осветить туман переходного времени, в котором мы живем», только графу Толстому и Достоевскому. Вот о Толстом и Достоевском Константин Леонтьев и написал две статьи, где обвинил их в ереси, «розовом христианстве».
И вот, собственно, обвинения:
Во-первых, Достоевский верит в прогресс человечества, в будущее блаженство всех народов, в воцарение на земле благоденствия и гармонии, в торжество любви, правды и мира. Это очень плохо, потому что Христос, по словам Леонтьева, пророчествовал не гармонию всеобщую, а всеобщее разрушение. Точно так же, по мнению Леонтьева, и трезвая наука должна сказать людям: «лучше никогда не будет». «Одним будет лучше, другим станет хуже. Такое состояние, такие колебания горести и боли — вот единственно возможная на земле гармония! И больше ничего не ждите». И это справедливо, потому что христианство - это подготовка к Страшному Суду, а мирское в нем тлен.
Во-вторых, «г. Достоевский, по-видимому, один из немногих мыслителей, не утративших веру в самого человека». Сам Леонтьев не верит ни в личный, ни в общественный прогресс человечества. «Так говорит реальный опыт веков. Так говорит церковь. Так говорят апостолы, так пророчит Евангелие: Будут разбойники, будут Иуды; будут Ироды и равнодушные Пилаты; и под конец не только не настанет всемирного братства, но именно тогда-то и оскудеет любовь, когда будет проповедано Евангелие во всех концах земли». Давайте, мы не будем это комментировать, а за нас это прокомментирует известный писатель Николай Лесков, тоже современник этих людей: «Вселенная когда-нибудь разрушится, каждый из нас умрет еще ранее, но пока мы живем и мир стоит, мы можем и должны всеми зависящими от нас средствами увеличивать сумму добра в себе и кругом себя. До идеала мы не достигнем, но если постараемся быть добрее и жить хорошо, то что-нибудь сделаем». Лучше и не скажешь.
В-третьих, в той своей пушкинской речи Достоевский имел неосторожность хорошо отозваться о перспективах русских в европейской культуре. По его мнению, Россия могла бы «указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и воссоединяющей». Как славянофил, Леонтьев европейцев недолюбливал: «И как мне хочется теперь в ответ на странное восклицание г. Достоевского: „О, народы Европы и не знают, как они нам дороги!” воскликнуть от моего лица и от лица немногих, мне сочувствующих: ,,О, как мы ненавидим тебя, современная Европа, за то, что ты погубила у себя самой все великое, изящное и святое и уничтожаешь и у нас, несчастных, столько драгоценного своим заразительным дыханием!». У нас такие люди комментируют видео об иностранных словах в русском языке. Геть англицизмы, они угнетают русский дух! У них прямо под носом в московском метро клеят указатели на узбекском и таджикском, а они воюют с Англией в своих мечтах.
Уже можно заметить, что к Достоевскому, который был человеком добрым и верующим, этот памфлет имеет малое отношение. Он говорит о Леонтьеве, его взглядах на жизнь больше, чем о религиозности Достоевского.
