Часть вторая. Первую читай здесь
Ещё в ту пору, когда Илья Ильич Обломов упивался своей «весной» в душе, проводя время на даче и встречаясь с Ольгой Ильинской, ушлый Тарантьев «перевёз» Обломова на Выборгскую сторону.
Чтоб вы понимали масштаб бедствия, представьте себе исторический центр (а Обломов жил на Гороховой улице, что в двух шагах от Исаакия) и промышленно-фабричный район, расположенный на правом берегу Невы, примерно там, где сейчас находится метро Выборгская, то есть за Финляндским вокзалом.
На новом месте жительства Обломова встречает женщина и близко не похожая на молодую, утончённую Ольгу Ильинскую. Была она полна, бела, совсем почти без бровей, с серовато-простодушными до тупости выражением глаз. Добрый Обломов, конечно, подумал: «У неё простое, но приятное лицо. Должно быть, добрая женщина!»
Женщина и вправду оказалась доброй. Агафья Матвеевна Пшеницына, после того как Илью Ильича хватил удар (вследствие драматичного объяснения с Ольгой) ночи просиживала у его постели, а утром, написав крупными буквами на бумажке «Илья», бежала к ранней обедне, подавала бумажку в алтарь, чтоб помянуть за здравие.
Вся её деятельность, с тех пор как появился у неё этот необыкновенный жилец, теперь была подчинена одному: чтоб Илье Ильичу было хорошо. И это не было привычным угодничеством, когда один задабривает другого, чтоб на будущее «выхлопотать» себе преференции, и не было рабским служением с целью получить одобрения.
Помните, как Баба Яга встречает героя? Кажется, что она готова съесть его, но только он прикрикнет: «Сначала напои, накорми, а уж после спрашивай!», как Бабя Яга превращается в милую Ягусеньку, и не только напоит и накормит, но еще и в баньке попарит, и постельку свежую соорудит.
Так что всё поведение Пшеницыной – это не что иное, как самая настоящая преданность, служение до гробовой доски. И что оставалось Обломову, кроме как подружиться с такой милой, услужливой, всегда оказывающейся в нужный момент рядом с хозяйкой? Конечно, о любви он и не помышлял, но сближался с Агафьей Матвеевной, как будто подвигался к тёплому огню.
А ведь были еще и локотки, те самые, белые, сноровистые, на которые Илья Ильич обратил внимание при первой же встрече. «Он охотно останавливал глаза на её полной шее и круглых локтях».
Да много ли человеку надо? Всё ведь уже есть, не надо никуда рваться, никто не требует невозможного, нет никаких стремлений совершать подвиги. Это ли не мечта подавляющего большинства мужчин? Тогда почему ж так грустно глядеть на увядающего, теряющего последние признаки мужественности человека, хотя живёт он «как будто в золотой рамке жизни»? Может, как раз эта рамка?
Нет, всё-таки правы были царевичи, когда не оставались в избушке Бабы Яги провести остаток дней. И не потому вовсе, что «молодая была не молода». Не мыслили они свою жизнь без подвига. Одному лишь Емеле за доброе его сердце поднесено было счастье прямо на печку. Да вот долго ли оно длилось?
Всё-таки бодрость духа и тела – залог не только долгой, но и счастливой жизни. Как бы Гончаров ни пытался убедить читателя, что и «голубиная душа» чего-то да стоит, а жизнью насладиться во всей её полноте позволил нелюбимому герою – Штольцу.
Может, потому, что тот правильно выбрал себе жену?
А вы как считаете?