История из начала 90-х
Когда на родительском собрании зашла речь о поездке во Владивосток, Катя и подумать не могла, чем это может для неё обернуться. Из не такого уж большого жизненного и педагогического опыта она знала, что некоторым учителям удаётся так выстроить взаимоотношения с родителями учеников, что они становятся для классного руководителя мощной поддержкой и опорой.
Все родители были за: школьники небольшого райцентра не слишком избалованы развлечениями, а поездка сулила посещение океанариума, где мало кто из шестиклассников бывал.
— Хорошо. Значит, на весенних каникулах съездим, — подвела итог Катя. — Только мне нужна ваша помощь. Одна я не рискну сопровождать детей.
На несколько секунд в классе повисла тишина, потом родители заговорили одобрительно:
— Екатерина Владимировна, конечно, поможем!
— Поможем, не сомневайтесь!
— Как будут куплены билеты, тогда более конкретно договоримся, кто из нас сможет. Это же в рабочий день будет происходить.
Катя шла домой после собрания и думала, что о главном-то и не договорились. Хорошо, что путь от школы недлинный: смутное беспокойство появилось в душе, но, переступив порог квартиры, Катя его прогнала, сразу окунувшись в домашние дела.
Ещё один неприятный момент касался её собственного мужа. Чтобы морально подготовить его к этой своей поездке, следовало начать немедленно. После ужина, когда дети ушли в свою комнату играть, Катя мыла посуду и разговаривала с мужем. Начала издалека:
— Вот бы было здорово, если бы у нас в посёлке театр какой-нибудь открылся.
Игорь читал детектив и, неохотно вынырнув из книги, глянул на Катю:
— Чего?
Обычно топорные попытки жены усыпить его бдительность он раскусывал на раз-два. Вот и сейчас понял, что неспроста Катя начала этот разговор. Спорить пока не стал, решил послушать, что она скажет дальше.
— Ну, наши дети, по сравнению с городскими, обделены развлечениями, а значит, и возможностей для развития у них меньше, — сказала Катя и с грохотом поставила вымытую тарелку на сушилку.
— Ого, — усмехнулся Игорь, — задвинула речь, будто на собрании. Я не понял, что надо-то?
Раз так, лучше сказать сразу. Муж повозмущается, но за две недели, оставшиеся до каникул, успеет смириться с этой мыслью. И Катя, вдохнув побольше воздуха, выпалила:
— Сегодня на собрании родители предложили свозить детей в океанариум.
— Клёво, — сказал Игорь. — Только вопрос в том, кто этим займётся. Опять ты? У тебя что, собственных детей нет? Могла бы в каникулы взять отгулы и побыть с ними. С утра до вечера в своей школе. Наши дети уже скоро забудут, как ты выглядишь.
Крыть было нечем. Катя и сама всегда чувствовала вину перед своими детьми. Получалось, что Сёмка и Даша видели её реже, чем дети, которых она учила.
— Нет, почему… Сёмку я могу с собой взять. Он такого же возраста. А с родителями детей мы решили, что, когда купим билеты, они определятся, кто сможет поехать.
— Ну да, ну да, — недоверчиво покосился на неё Игорь и перевернул страницу, но потом оторвал от книги взгляд и жёстко сказал: — Но давай сразу договоримся: ты поедешь при условии, что с тобой будет… не меньше двух родителей. Неизвестно, что детям в голову взбредёт. Не дай бог сбежит кто, ты же потом себя поедом съешь и нам все нервы вымотаешь.
Катя кивнула.
***
Чего боишься, то и происходит. Когда билеты были куплены, оказалось, что сопровождать детей в поездке никто из родителей не сможет. У одной мамы командировка неожиданно случилась, у другой начальница заболела и её поставили временно замещать. Катя хотела отказаться. Небезопасно отправляться в такой путь, тем более на поезде, с оравой детей в одиночку. Про «ораву» она, конечно, преувеличила. Поехать смогли далеко не все. Из двадцати семи учеников класса деньги на билеты сдали лишь пятнадцать. Были и такие, которые очень хотели бы побывать в океанариуме, но родители не смогли наскрести денег даже на билет, не говоря уж о том, что на питание и мороженое надо с собой дать.
На переменах у шестиклашек только и разговоров было о предстоящей поездке. Катя чувствовала напряжение и тревогу и каждый раз внутренне вздрагивала, когда к ней обращались ученики с вопросом об океанариуме. Такие глаза горящие у них, что не поворачивался язык сказать им об отмене поездки.
Мужу решила тоже не говорить всей правды. Чего доброго, встрянет и такого наворотит, что потом со стыда сгоришь. Катя ничуть не преувеличивала опасности, исходящей от мужа. По характеру он был вспыльчивым и скорым в принятии решений. Что угодно может сделать. Возьмёт и закроет её в квартире, а ключ спрячет. С него станется. А ученики будут ждать её на автовокзале. И не только они. Каждого небось родители придут проводить. Это поехать они не могут, а проводить до автовокзала — святое дело.
***
Последний автобус из посёлка на железнодорожную станцию отправлялся в начале двенадцатого ночи. Через полчаса доехали. Перед тем как водитель притормозил рядом со зданием вокзала, в салоне зажёгся свет, и Катя успела пересчитать учеников. Вообще за время пути при неярком свете фар она сделала это трижды, как будто дети куда-то могли деться из автобуса с закрытыми дверями.
«То ли ещё будет!» — вздохнула Катя, проверила, не остался ли кто в автобусе, и побежала догонять шумную гурьбу своих подопечных.
До прибытия поезда было минут сорок. На улице прохладно — вошли в здание вокзала. Там было многолюдно. Ночной поезд самый удобный — рано утром ты уже во Владивостоке.
— Ведите себя тихо, пожалуйста! Помните, о чём мы договаривались! — строго сказала Катя. — Садитесь кучно, если вы разбежитесь, как тараканы, я вас потеряю.
Она посмотрела на своего сына, наклонилась к нему, шепнула на ухо:
— А ты, Сёма, вообще должен быть моей правой рукой.
Сёмка вытаращил глаза:
— Почему?
Катя махнула рукой. И впрямь почему?
Катя примостилась на краю жёсткой вокзальной скамейки, пересчитала снова учеников. Слава богу, пятнадцать. Так и просидела полчаса, поглядывая на большие настенные часы. Повезло ещё, что дети вели себя относительно спокойно. Они разговаривали, смеялись, делили на двоих одни наушники, слушали музыку через плееры и никому из пассажиров не мешали.
Катя вдруг подумала, что если счёт вагонов будет с конца поезда, то вообще непонятно, как они будут подниматься в вагон, потому что высокий перрон заканчивается задолго до хвоста состава. А поезд стоит всего две минуты. Она не успела распереживаться по этому поводу, как громкоговоритель зашипел, затрещал, и женский голос объявил:
— Пассажирский поезд Хабаровск — Владивосток подходит к станции. Счёт вагонов с хвоста поезда. Стоянка поезда две минуты.
Пассажиры схватились за чемоданы и ринулись к выходу, где сразу образовался затор.
— Встаём, — скомандовала Катя. — Выходим. Держимся рядом. У нас четвёртый вагон с конца. В вагон заскакиваем быстро. Ступеньки будут высоко. Я вас всех подсажу и потом сама запрыгну. Вагон общий. Без мест. Кто успел, тот и сел. Ясно?
Дети закивали. Все и без Кати знали, что на их промежуточной станции невозможно купить билет в плацкартный вагон.
— Всё. Пошли, — Катя пропустила учеников вперёд, машинально пересчитывая их по головам. Пятнадцать. Слава богу!
Поезд ревел, свистел и уже притормаживал. Катя бежала с гурьбой детей в конец состава, не понимая, где именно остановится четвёртый вагон.
— Не бегите так быстро, — задыхаясь, закричала она мальчишкам, — чтоб потом не возвращаться!
Поезд наконец дёрнулся и замер на месте. Они оказались напротив шестого вагона.
— Ребята, ещё вперёд надо. Вон четвёртый!
Тут Катя поняла, что перрон закончился и они бегут по грубой каменистой насыпи. Проводница четвёртого вагона открыла дверь, крикнула удивлённо:
— Две минуты стоим, вы все сюда что ли?
Катя стала помогать детям подниматься в вагон. Это было не так просто — нижняя ступенька располагалась на уровне детских макушек. Один, два, три, ... десять, ... двенадцать, ... пятнадцать. Всё. Катя выдохнула и беспомощно оглянулась — до неё вдруг дошло, что её-то подсадить некому, а сама она ни за что не взберётся на эти ступеньки — слишком слабые руки.
А из репродуктора на стене вокзала уже донеслось:
— Пассажирский поезд ... отправляется с первого пути.
Господи. Какая же я бездарная дурища. Сейчас дети уедут одни, и что потом делать?
Катя заплакала. Громко.
В проёме двери уже маячила проводница. Вдруг какой-то мужчина отодвинул её и крикнул:
— Руку!
Катя не сразу поняла, что он обращается к ней.
Поезд дал гудок. Проводница завопила, требуя пропустить её к двери.
— Ну, — крикнул недовольно мужчина, — вы едете или как?
Катя ухватилась за его руку и моментально оказалась в тамбуре.
— Или как, — ответила она, сразу воспрянув духом, и улыбнулась сквозь слёзы. — Спасибо.
***
Вагон спал. Горело только несколько тусклых лампочек в проходе. Вновь вошедшие примостились кто где. На каждой нижней полке спали сидя по четыре-пять человек.
Катя шла и, прищурившись, пыталась рассмотреть своих учеников. Конечно же, она опять их пересчитывала. В сумраке протискиваясь через загромождавшие проходы вещи, она дошла до конца вагона. Семь девочек, её Сёмка и ещё семь мальчиков должно быть. Она остановилась. Четырнадцать. Их было всего четырнадцать! Куда подевался ещё один? Боже. Она дёрнула ручку туалетной двери. Там никого не было.
Она снова прошла весь вагон, шёпотом окликая детей. Она уже поняла, что нет Антона, невысокого мальчика в очках. Такой спокойный, всегда улыбается. От него меньше всего можно ожидать неприятностей. Господи, где же он? Сердце Кати готово было выскочить. Она снова пошла от купе проводника в конец вагона. Теперь она спрашивала каждого ученика, кто из них видел Антона. Все видели: кто в здании вокзала, кто на перроне.
Страшная догадка осенила Катю. А если он совсем не сел в поезд? Но ведь тогда она бы его заметила у входа. Там никого не было, кроме неё, когда этот мужчина подал ей руку! Но почему никто из детей не видел его в вагоне? Неспроста, наверное. Что же делать? Она представила вдруг, как Антона, самого низкорослого в классе, в суматохе кто-то толкнул, и он оказался под поездом.
Катю будто ведром ледяной воды окатили. В ушах зазвучал голос мужа: «Но давай сразу договоримся: ты поедешь при условии, что с тобой будет… не меньше двух родителей».
Игорь был прав. А я не прислушалась и теперь стою тут как мокрая курица, трясусь от страха и совершенно не знаю, что делать.
— Екатерина Владимировна, — дёрнул её за рукав ученик.
Катя присмотрелась: это был Андрей, юморист номер один из класса. Сейчас он абсолютно серьёзно смотрел на неё:
— Давайте я помогу Антоху искать.
— Давай, — машинально согласилась Катя. — Хотя... Я уже весь вагон на три раза прошла туда-обратно.
— Вы... в очках. Могли и не увидеть. Темно же в вагоне.
Проводница открыла дверь своего купе и вышла в коридор. Присмотрелась к Кате и мальчику, подошла ближе, спросила:
— Что-то случилось?
— Да. Случилось, — торопливо кивнула Катя. — У нас ребёнок пропал.
— Как — пропал? — встревожилась проводница. — Сел в вагон и пропал? А вы проверили? Может, он в следующий вагон прошёл? Может, здесь не нашлось места, он и пошёл в пятый вагон. Или в шестой...
При мысли, что всю ночь надо будет мотаться по вагонам в поисках, не будучи даже уверенной в том, что Антон сел в поезд, Катю пронзила нервная дрожь. Зуб не попадал на зуб. Умоляюще глядя на проводницу, Катя проговорила:
— Д-давайт-те что-нибудь д-делать!
— Я сообщу начальнику поезда. Он запросит по рации вашу станцию. Ведь вы даже не уверены, сел ли он в поезд, — пожала плечами проводница.
— Он сел, — стараясь быть убедительной, ответила Катя и посмотрела на Андрея. — Не надо рации. Я хочу вас попросить. Включите свет во всём вагоне. Мы сейчас ещё раз весь вагон пройдём. Вот с мальчиком. Проверим каждый угол.
Проводница прислушалась. Состав притормаживал.
— Свиягино, — мне надо двери открыть. Ждите. Я вам фонарик дам, — и быстро пошла в начало вагона.
— Екатерина Владимировна, а почему она свет не хочет включить? Трудно ей что ли?
Катя пожала плечами:
— Может, не положено им ночью включать, чтобы пассажиров не тревожить.
Андрей кивнул:
— Ничего. Если он в вагоне, мы его и с фонариком найдём.
На станции Свиягино никто не вышел, а сел всего один мужчина.
Проводница вскоре вернулась с фонариком.
Андрей предложил искать, двигаясь вдвоём, так надёжнее — если учительница Антона не заметит, то он увидит. Катя согласилась. Начать решили с конца вагона. Шли медленно, молча, Андрей водил фонариком по всем полкам подряд, начиная с самой верхней — третьей, багажной.
Они дошли уже до середины вагона — безрезультатно. Катя снова почувствовала озноб — раз проехали Свиягино, то уже больше часа в пути. А результат нулевой.
И снова отчётливо услышала голос мужа: «Но давай сразу договоримся: ты поедешь при условии, что с тобой будет… не меньше двух родителей».
Да, Игорь, конечно. Больше ни за что и никогда.
Она на ощупь шла по проходу за Андреем и думала, что теперь вообще не ясно, что будет с ней, какое у неё будущее. Она представила себя за решёткой, но это не слишком её испугало. Только одна мысль промелькнула: «И так малокровие, да ещё за решётку». Больше всего пугала мысль о своих детях. Что с ними будет, если её посадят лет на пятнадцать? Она тут же подумала, что как-то лихо влетело в башку это число пятнадцать. Ни больше ни меньше. Они дошли уже почти до начала вагона. Антона нигде не было.
А ведь Игорь найдёт ей замену. Разве будет мужчина ждать пятнадцать лет? Но это было даже не обидно. Сама же виновата. Жалко детей. Разве мачеха сможет...
— Екатерина Владимировна! Нашёл! — услышала она торжествующий возглас Андрея.
Катя ошалело уставилась на третью полку, куда был направлен свет фонарика.
Сощурившись от яркого света, бьющего в глаза, на них удивлённо смотрел Антон.
— Тоха, ты чего? Глухой? Мы тебя целый час по вагону ищем, — набросился на него Андрей.
Антон снял наушники и спросил:
— Что? Не понял. Я музыку слушал.
Как будто гранитная глыба свалилась в Катиных плеч.
— Андрюш, спасибо тебе. Ты настоящий рыцарь. И друг настоящий.
Андрей смутился, протиснулся к проходу — пошёл в купе проводницы отдать фонарик.
— Екатерина Владимировна, а скажите, правда ведь, я самое классное место нашёл? Тут даже можно спать. Правда, жёстко. Но ничего.
— Хорошее место, — сказала Катя и присела на самый край нижней полки с тем расчётом, чтобы Антон был в поле зрения.