Продолжение. Предыдущая часть здесь⤵️
Беседовал Игорь ОБОЛЕНСКИЙ, Тбилиси – специально для «Лилит»:
-- А как мама отнеслась к вашей певческой карьере?
-- Она у меня была замечательная певица и потрясающая женщина. Пела в свое время в джаз-оркестре и сорок четыре года -- в Сионском соборе, главной церкви Тбилиси.
Мама все время говорила: «Как тебе не стыдно с таким хриплым голосом на сцену выходить?» Перед концертом я нервничал только тогда, когда мама приходила на мои выступления. А потом она сказала: «Если люди покупают на тебя билеты, значит, ты интересен». Но главным ее признанием были не слова, а предложение что-нибудь записать вместе. И я до сих пор себя корю, что не отнесся тогда к этому серьезно.
А вообще у нас в семье всегда пели. Первую граммофонную пластинку в Грузии записала моя бабушка, мамина мама. Просто так, шутя. Она сейчас лежит в музее поэта Иосифа Гришашвили. Я пытался ее восстановить, но, к сожалению, ничего не вышло.
А как мама к вашей работе в кино относилась?
Очень хорошо. Мне потом рассказали одну историю. Как-то мама встретила одну свою подругу и спросила у нее, как сын. Та ответила, что он физик и работает в Москве. И в свою очередь спросила маму обо мне. Мама покраснела, опустила глаза и ответила: «А Буба -- барабанщик». А вот мои фильмы ей нравились. Больше всего она любила «Не горюй».
Папу вы совсем не помните?
Отец у меня был, видимо, необычный человек. У него было плохое зрение, но он сам пошел на фронт. Он был журналистом, знал языки. В начале 42-го года сказал: «Мне стыдно ходить по улицам» -- и ушел на войну. Перед отправкой на фронт мы пришли к нему с мамой в казарму. Мне тогда всего пятый год шел. К нам вышел высокий седой человек в очках и форме. У него были офицерские петлицы. Потом я это осознал. В руках он держал кулек из газеты, в котором был изюм. Он сел возле меня на корточки, поцеловал, а я ел этот изюм. Только это и помню. А в конце 42-го года мы получили бумагу о том, что он погиб.
Я пытался разузнать о его судьбе, даже в контрразведку обращался. А мне говорили загадочную фразу: «Ну вам же никогда не мешали выезжать за границу?» Думаю, что он был разведчиком и на самом деле не погиб.
Во время войны мы с мамой получали пособие, хотя отец числился без вести пропавшим, а такого для членов семей этой категории военных не полагалось. Но маму вызвали и сказали: «Он предатель родины, но мы вам будем давать пособие. Только вы никому об этом не говорите».
Сейчас-то я уже знаю -- отец не погиб в 42-м году. Существует бумага, где написано, что вся часть погибла, кроме двоих -- отца и еще одного человека. А они пропали. Есть версия, что их подставили... Хотя в Керчи стоит памятник -- и фамилия отца на нем есть. Никому об этом еще не рассказывал. Только что привез из Киева бумаги.
Когда я маму хоронил, то положил ей в гроб фотографию отца. И написал на памятнике его фамилию. И теперь прихожу на кладбище, словно к отцу и матери.
Знаете, был такой разведчик -- Абель. Он несколько лет учился в Тбилиси. И я с ним как-то встречался и рассказал историю про отца. Абель подтвердил, что моя версия очень похожа на правду. «Это такая работа -- разведка. Про меня 16 лет вообще никто не знал, что я жив».
А как ваши родители вообще познакомились?
О, это очень смешная история. Я спрашивал маму, как она, потомок Багратиони и Амиреджиби, двух самых известных и благородных фамилий Грузии, могла выйти замуж за человека, чья фамилия была Кикабидзе. Это ведь дальше некуда. Мама ответила, что была в гостях, и за обедом неизвестный молодой человек начал за ней ухаживать. А как тогда ухаживали? Передал, наверное, маме что-то за столом и просто знаки внимания оказал. Был разгар весны, и на столе лежало много зелени. Мой будущий отец сказал: «Калбатоно Манана, что мне сделать, чтобы вы на меня внимание обратили?» А мама молоденькая была -- и сказала: «Если пять острых зеленых перцев съедите, то обращу».
Котэ схватил перцы и съел. А они действительно невероятно острыми были. И ему стало плохо. Пришлось даже вызывать скорую помощь.
Когда мама вернулась домой, то ее отец уже обо всем знал. «Радио» тогда работало великолепно -- кто-то из соседей, видно, ему обо всем доложил. «Кто там был? -- спрашивает дед. -- Что за Кикабидзе?» Мама ответила, что он журналист. «Ты его трогала?» -- продолжил допрос дед. Оказалось, что пока ждали врачей, мама намочила салфетку и положила отцу на лоб. «Да, у него горячка была», -- ответила мама. «Ну, раз дотронулась -- должна за него замуж выйти», -- постановил дед. Так они и поженились. После войны она замуж так и не вышла. Была уверена, что папа жив и обязательно вернется. Она умерла, когда ей было 87 лет.
Продолжение ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал и читай:
