Жизнь Льва и Софьи Толстых всегда обсуждалась и во времена их жизни и после их смерти. О них ходили сотни слухов, разных домыслов. Но слишком необычную жизнь прожила Софья Толстая, чтобы не захотеть рассказать правду. Она словно предвидела, что пересуды о ней, о ее жизни с графом не прекратятся и после ее смерти и что многие не поймут того, как это было на самом деле. И она вела дневники своей памяти почти всю свою жизнь, где после ссор с мужем или неприятных событий в семье всегда писала об этом. Наш дальнейший рассказ о ее жизни с гением основан большей частью на ее дневниках.
Софья родилась 22 августа 1844 года в семье статского советника и врача при Министерстве императорского двора Андрея Евстафьевича и Любови Александровны Берс, в девичестве Иславиной, и была правнучкой первого министра просвещения графа Петра Васильевича Завадовского, фаворита Екатерины 2. Когда-то доктора Берса пригласили к постели тяжело больной, практически умирающей Любы Иславиной, и он смог ее вылечить. История получила продолжение - врач и пациентка влюбились друг в друга, не смотря на 18 лет разницы в возрасте. Люба могла бы сделать куда более блестящую партию, но она предпочла брак по любви. И дочерей, Лизу, Соню и Таню, воспитала так, чтобы они ставили чувства выше расчета. Любовь Александровна дала дочерям достойное домашнее образование, дети много читали, а Соня даже пробовала себя в литературном творчестве: сочиняла сказки, пыталась писать статьи на литературные темы. В 1861 году Соня сдала экзамен на звание домашней учительницы при Московском университете, что было в то время наивысшей степенью образования для женщины. Отец Софьи изводил ревностью свою молодую жену. Соня написала в дневнике: «И прежде ревнивый, был на 18 лет старше матери, он стал к старости еще ревнивее и раздражительнее». Соня часто просыпалась с ужасом, слыша как отец распекает мать, хотя поводов для ревности не было. Одно время, отец Софьи считал, что граф Толстой зачастил к ним в имение, влюбившись в его жену. А Лев Толстой и Любовь Иславина -Берс просто дружили с детства и всю жизнь. Жили Берсы в Москве, в квартире в Кремле, но нередко наведывались и в тульское имение Иславиных в селе Ивицы, неподалёку от Ясной Поляны. Любовь Александровна водила дружбу с сестрой Льва Николаевича Марией, её брат Константин — с самим графом. Софью и её сестёр он увидел впервые ещё детьми. Вместе они проводили время и в Ясной Поляне, и в Москве, играли на фортепиано, пели и даже поставили однажды оперный спектакль. Кроме того, Соня с юности увлекалась написанием рассказов и вела дневник. Позже ее дневник будет признан образцом мемуарного жанра. Тогда же в 17 лет Софья Андреевна написала повесть “Наташа” и сожгла ее перед замужеством, где она описывала себя с сестрой и вообще жизнь в их семье. Повесть была прочитана Льву Толстому вслух, и он обиделся на то, как сам там был изображен , а именно.“успевший пожить, необычайно непривлекательной наружности, но благородный и умный князь” . Вместе с повестью Соня сожгла перед замужеством и свой детский дневник, полагая, что теперь у нее начнется новая, счастливая жизнь, где она будет поверять тайны своей души любимому человеку, и в дневнике необходимости не будет. Как-то Толстой заметил своей сестре: «Если женюсь, так на одной из Берс».
Другие девушки, за которыми он ухаживал, находили, что с ним «интересно, но тяжело», к тому же внешне он казался им некрасивым.
У него самого к Девушкам, с которыми встречался, были высокие требования: она должна была забыть свет, поселиться с мужем в деревне и целиком посвятить себя семье. Сначала Лев Николаевич думал жениться на старшей дочери Берсов, Лизе, долго колебался. В августе 1862 года все дети семьи Берс поехали навестить деда в его имение Ивицы и по дороге остановились в Ясной Поляне. И вот тогда Толстой вдруг увидел в 18-летней Соне не прелестного ребенка, а прелестную девушку... Во время пикника на лужайке Соня, балуясь, взобралась на стог сена и спела «Ключ по камешкам течет». Потом были беседы в сумерках на балконе, когда Соня робела перед Львом Николаевичем, но ему удалось ее разговорить, и он с умилением ее слушал, а на прощание восторженно сказал: «Какая вы ясная, простая!»Они расстались всего на несколько дней, после чего граф сам приехал в Ивицы на бал, который устраивали Берсы. В воздушном платье, она была необыкновенно грациозна в танце. И хотя Лев Николаевич твердил себе, что Соня еще ребенок, «вино ее прелести ударило ему в голову» - так потом эти свои чувства он описал в «Войне и мире». Даже внешность Наташи Ростовой была списана с Сони Берс: худенькая, большеротая, некрасивая, но совершенно неотразимая в сиянии своей юности. Писатель сделал ей предложение, когда девушке было всего 17 лет, а ему самому на тот момент — уже 34 года. Софья ответила согласием.
В 1862 году сыграли свадьбу, и супруги переехали в родовое имение Толстых — Ясную Поляну. К первой брачной ночи , которая случилась в карете по дороге в Ясную Поляну, Софью никто не подготовил. Позже она напишет: «Сам Лев Николаевич где-то говорил устами своего героя, что в женщине надо воспитывать чувство страсти, разврата и ответа на него. И это правда». При этом сам Лев Николаевич после первой брачной ночи написал в дневнике «Не она». Сразу после свадьбы Лев Николаевич дал ей прочесть свои старые дневники. Там он, например, писал о том, как невероятно влюбился в крестьянскую девку в Ясной Поляне, которая потом от него родила сына. «…Все то нечистое, что я узнала и прочла в прошлых дневниках Льва Николаевича, никогда не изгладилось из моего сердца и осталось страданием на всю жизнь», — писала она.
Первые годы их супружеской жизни были самыми счастливыми. Толстой в дневнике после женитьбы писал: «Неимоверное счастье... Не может быть, чтобы это все кончилось только жизнью»
После беззаботной московской жизни переезд в тульское имение оказался для Софьи Толстой нелегким испытанием. Тем не менее она не умела скучать и всегда находила себе занятие по душе. Софья Толстая любила повторять, что больше всего ей не нравятся безделье и праздность. В мемуарах «Моя жизнь» жена писателя вспоминала: «Я старательно занимала свой день: то читаю, то играю на фортепиано, то рисую, иногда читаю вслух тетеньке».
“Тетенька добра и в покойном духе, а мне с ней тяжело — стара”; “Лева или стар, или несчастлив.Если он не ест, не спит и не молчит, он рыскает по хозяйству, ходит, ходит, все один. А мне скучно — я одна, совсем одна. А я нынче так чувствую свою молодость, и так мне нужно чего-нибудь сумасшедшего”. Муж ею интересуется почти исключительно в сексуальном плане, о чем она напишет “У него играет большую роль физическая сторона любви. Это ужасно — у меня никакой, напротив”. Уже через 2 недели после свадьбы Соня начинает новый дневник, теперь уже на всю жизнь, где она сама пыталась разобраться в сложностях отношений с мужем. Ее надежды, что после свадьбы она будет поверять тайны своей души любимому человеку, и в дневнике необходимости не будет , очень быстро исчезли.
«Эти две недели я с ним, мужем, мне так казалось, была в простых отношениях, по крайне мере, мне легко было, он был мой дневник, мне нечего было скрывать от него. А со вчерашнего дня, с тех пор, как сказал, что не верит любви моей, мне стало серьезно страшно. Ему весело мучить меня, видеть, как я плачу от того, что он мне не верит.»Первая беременность была тяжелой, Соня постоянно чувствовала себя больной, а граф ею за это еще больше пренебрегал. Ребенок родился слабенький, у юной мамы развился мастит. Боль дикая, каждое кормление — пытка . «Иду на жертву к сыну»- пишет она. И дальше: “10 месяцев замужем. Я падаю духом — ужасно. Я машинально ищу поддержки, как ребенок мой ищет груди. Боль меня гнет в три погибели. Лева убийственный. Хозяйство вести не может, не на то, брат, создан. Немного он мечется. Ему мало всего, что есть; я знаю, что ему нужно; того я ему не дам. Ничто не мило. Как собака, я привыкла к его ласкам — он охладел. Мне даже в эту минуту кажется, что я его не люблю. Разве можно любить муху, которая каждую минуту кусает.” Сам Толстой об этом периоде, когда Соня страдала со своим маститом, в своем дневнике пишет вот это: "Уже час ночи, я не могу спать, ещё меньше идти спать в её комнату с тем чувством, которое давит меня, а она постонет, когда её слышут, а теперь спокойно храпит. Проснётся и в полной уверенности, что я несправедлив, и что она несчастная жертва моих переменчивых фантазий — кормить, ходить за ребёнком.» Соня пытается прекратить кормить грудью и взять кормилицу, но Лев Николаевич категорически против , ведь это её единственный долг и обязанность. Внушает ей, что “бросить кормить — огромное несчастие, отравит жизнь”. И при этом явно пытается опять заниматься с ней любовью , хотя ей больно и тяжело . Она напишет: “И что за слабость, что он не может на это короткое время моего выздоровления потерпеть”. Уже через год она родила второго ребенка, а затем беспрестанно беременела и рожала. Всего Софья Андреевна из первых тридцати лет супружеской жизни в общей сложности была беременна в течение 10 лет. Последнего ребенка она родила в возрасте 44 лет. 11 из 13 своих детей она вскормила грудью. Из 13 детей пятеро умерли в детстве. Софья была замечательная мать во всех отношениях. Своих детей она воспитывала сама, без помощи нянек и гувернанток. Она их обшивала, учила чтению, игре на фортепиано, особенно она заботилась о духовном и нравственном развитии своих детей.
А Лев Николаевич тем временем презирал не только себя, но и ее за «распутство», считая, что она частично виновата в его похоти, которую он не в силах побороть. В1890-х он опубликовал повесть «Крейцерова соната», где осуждает уже даже и супружескую половую жизнь, называя любой секс развратом и мерзостью. Эту повесть все читали как личную историю Льва Толстого и даже Государь, прочитав ее, заметил: «Мне жаль его жену». «Да, если б я это его убеждение прочла 29 лет тому назад, я ни за что не вышла бы за него замуж…», — возмущалась Толстая, найдя в дневнике графа запись о том, что любви нет, есть только «плотская потребность сообщения и разумная потребность в подруге жизни». К тому же Лев Николаевич рассматривал женщину только с высоты патриархальных устоев: «Мода умственная — восхвалять женщин, утверждать, что они не только равны по духовным способностям, но выше мужчин, очень скверная и вредная мода». В 1870-х Толстой стал главной звездой русской литературы после публикации «Войны и мира» и «Анны Карениной». Писательский труд забирал все время, и чем дальше, тем меньше Толстой обращал внимание на хозяйственную деятельность в имении в Ясной Поляне и материальную сторону жизни семьи с девятью детьми. Когда в 1884 г. жена, пытаясь сверстать семейный бюджет, прислала Толстому список расходов, по которым надо платить каждый месяц, он ответил снисходительно: «Не могу я, душенька, не сердись, приписывать этим денежным расчетам какую бы то ни было важность». И все эти обязанности опять легли на плечи Софьи, которую это очень раздражало. О том насколько она была загружена домашними заботами можно судить по ее дневникам. 16 декабря 1887 г. она писала: «Этот хаос бесчисленных забот, перебивающих одна другую, меня часто приводит в ошалелое состояние, и я теряю равновесие. Ведь легко сказать, но во всякую данную минуту меня озабочивают: учащиеся и болящие дети, гигиеническое и, главное, духовное состояние мужа, большие дети с их делами, долгами, детьми и службой, продажа и планы Самарского именья..., издание новое и 13 часть с запрещенной «Крейцеровой сонатой», прошение о разделе с овсянниковским попом, корректуры 13 тома, ночные рубашки Мише, простыни и сапоги Андрюше; не просрочить платежи по дому, страхование, повинности по именью, паспорты людей, вести счеты, переписывать и прочее и прочее - и все это непременно непосредственно должно коснуться меня». На протяжении многих лет Софья Андреева оставалась верной помощницей мужа в его литературных делах: переписчицей рукописей, переводчиком, секретарем, издателем его произведений. Софья Андреевна переписала все произведения Льва Николаевича. Толстой писал ужасным почерком, она переписывала начисто. Причем учитывая ее занятость, переписыванием текстов мужа она занималась ночами. Отдавала ему, он читал, правил опять, она следующую ночь писала снова!!!Войну и мир, Софья Андреевна переписала 7 раз ПОЛНОСТЬЮ!! Пытаясь соответствовать идеалу жены, о котором Толстой ей не раз рассказывал, Софья Андреевна принимала у себя просителей из деревни,разрешала споры, а со временем открыла в Ясной Поляне лечебницу, где сама осматривала страждущих и помогала, насколько ей хватало знаний и умения.
С ее слов: « Рецепты докторов я всегда берегла и по ним, зная, в каких случаях употреблялись лекарства, я их брала и для своих больных. Счастливая у меня была на это рука, и много я получила радости от выздоравливающих моих пациентов и пациенток. Бывало, особенно летом, выйдешь на крыльцо, а тут уже стоят бабы, одни и с детьми, стоят телеги с привезенными больными. Всякого расспросишь, посмотришь, дашь лекарство. А то сколько раз пришлось присутствовать при тяжелых родах.» А позже, когда Толстой прослыл великим учителем жизни, и в Ясную Поляну потянулись попрошайки и вообще мутный люд, жизнь графини вообще превратилась в ад: видеть-то все хотят мужа, а следить за порядком приходится ей. Не зря Софья писала: «Хозяйство — это борьба за существование с народом» и «Он мне гадок со своим народом…» А еще она писала: «я не свободна думать по-своему, любить то и тех, кого и что избрала сама, идти и ехать, где мне интересно и умственно хорошо; не свободна заниматься музыкой, не свободна изгнать из моего дома тех бесчисленных, ненужных, скучных и часто очень дурных людей, а принимать хороших, талантливых, умных и интересных. Мне нужно жить содержательно, спокойно, а я живу нервно, трудно и малосодержательно». Когда пелена спадала с ее глаз, она видела мужа совсем по другому: «И когда он делался не добр, я вдруг ясно видела все то, что меня в нем отталкивало: его нечистоплотность во всем, его судно, которое он употреблял в той же комнате, где писАл, где пил по утрам кофе; его страсть с грубой чувственностью…» Своей семье Лев Толстой предложил часть дохода отдавать на бедных и школы, при этом также продать и раздать «всё лишнее»: фортепьяно, мебель, экипажи. Это Софью Андреевну никак не устраивало, у них вспыхнул серьёзный конфликт. В 1892 году Толстой подписал раздельный акт и передал своей жене и детям всю недвижимость, не желая быть собственником. Он ждал от жены, что она разделит с ним духовную его жизнь, его философские воззрения. Как итог всего этого в книге «Моя жизнь» Софья Андреевна писала:«... Я не сумела бы разделить его духовную жизнь на словах, а провести ее в жизнь, сломить ее, волоча за собой целую большую семью, было немыслимо, да и непосильно».
А Лев Николаевич напишет В одной из своих записных книжек: "Поэт лучшее своей жизни отнимает у жизни и кладет в свое сочинение. Оттого сочинение его прекрасно, а жизнь дурна». Впервые крупно поссорившись с Софьей Андреевной, Толстой ушёл из дома, а вернувшись, уже не доверял ей рукописи — теперь обязанность переписывать черновики легла на дочерей, к которым Толстая очень ревновала. В 1895 её ожидал очередной удар судьбы- смерть последнего ребёнка, любимого сына Ванички, который не дожил до семи лет и умер от скарлатины. В своих воспоминаниях Толстая писала: «Ваничка из всех детей был больше всего лицом похож на отца. Те же глубокие и вдумчивые светлые глаза, та же серьезность духовного внутреннего содержания. Как-то раз, расчесывая свои вьющиеся волосы перед зеркалом, Ваничка обернул ко мне свое личико и с улыбкой сказал: «Мама, я сам чувствую, что похож на папу»». После смерти Ванички Софья Андреевна взбунтовалась. Она вдруг накупила себе нарядных платьев и модных шляпок, стала ездить в Москву на концерты и брать уроки музыки у друга семьи, Сергея Ивановича Танеева. Отчего-то только общество Танеева, его игра утешали ее в первые месяцы после похорон ребенка. Это был известный композитор, блестящий пианист, а также человек душевной чистоты, большой сердечности, чуткости и деликатности. Он провел у них все лето 1895 года. В 1897-1899 у Софьи Андреевны возникает к нему глубокое чувство.
В Москве она использует любой повод, чтобы увидеть его. Мать тринадцати детей и бабушка семерых внуков, она влюбилась. Ей было пятьдесят два года, и всем детям было стыдно, что мама так молодится и так непривычно одевается и столько времени проводит в обществе постороннего мужчины . Они часто высказывали это матери, мальчики – мягче, а девочки, которые всегда были на стороне отца, - намного строже. Лев Николаевич мучительно ревновал жену, думал то о полном разрыве с ней, то - даже о самоубийстве. Весь свет знал об увлечении Софьи Толстой и конечно, все сплетничали. А она напишет: «Бывает так, что в этой безучастной жизни находит на меня бешеное отчаяние; мне хочется убить себя, бежать куда-нибудь; полюбить кого-нибудь… все, только бы не жить с человеком, которого, несмотря ни на что, я всю жизнь за что-то любила». Сам Танеев долго не понимал сути происходящего. Он продолжал думать, что всего лишь по-дружески утешает женщину в ее тяжелом горе. Лишь в 1902 году, когда она приехала к нему в гости летом, он вел себя сухо. Впоследствии все их встречи были такими – он избегал ее на концертах, демонстративно садясь в другой части зала, был холоден, письма ее к себе сжигал. Лишь в 1906 году он стал отвечать на приглашения и изредка видеться с Софьей Толстой. Но даже эти редкие встречи вновь возродили в ней все чувства, и по воспоминанием очевидцев, в 1908-1910 она думала только о Танееве. Но умирая, Софья Андреевна скажет своей старшей дочери Татьяне: «Я вышла замуж восемнадцати лет... любила я одного твоего отца. Я тебе перед смертью скажу: не было рукопожатия, которого не могло быть при всех». Пусть Рукопожатия не было, а чувства все-таки были. Поделиться ими Софья Андреевна могла только с дневником: «Знаю я это именно болезненное чувство, когда от любви не освещается, а меркнет божий мир, когда это дурно, нельзя - а изменить нет сил». В последние годы в семье Толстых взаимные подозрения и обиды переросли почти в маниакальную одержимость. Софья Андреевна перечитывала дневники Толстого, отыскивая что-то плохое, что он мог написать о ней. Он ругал жену за излишнюю подозрительность. Их последняя, роковая ссора произошла с 27 на 28 октября 1910 года. Толстой собрал вещи и ушёл из дома, оставив Софье Андреевне прощальное письмо: «Не думай, что я уехал, потому что не люблю тебя. Я люблю тебя и жалею от Всей души, но не могу поступить иначе, чем поступаю».
По рассказам домашних, прочитав записку, Толстая бросилась топиться — её чудом удалось вытащить из пруда. Вскоре пришла информация, что граф, простудившись, умирает от воспаления лёгких на станции Астапово — дети и жена, которую он даже тогда не хотел видеть, приехали к больному в домик станционного смотрителя. Последняя встреча Льва Николаевича и Софьи Андреевны произошла перед самой смертью писателя, которого не стало 7 ноября 1910 года. После его смерти на Софью Андреевну обрушилась новая лавина трудностей. По завещанию писателя, всем его произведениям было представлено право всенародного пользования. Это означало, что Софья Толстая, ее дети и многочисленные внуки не получали никаких денежных средств за продажу и публикацию книг Льва Толстого. Супруга известного на весь мир писателя осталась почти без денег. Император Николай II выделил ей небольшую пенсию. Графиня пережила мужа на 9 лет, занималась изданием его дневников и до конца своих дней слушала упрёки в том, что была женой, не достойной гения. Она писала: «... Пусть люди снисходительно отнесутся к той, которой, может быть, непосильно было с юных лет нести на слабых плечах высокое назначение - быть женой гения и великого человека». Умерла Софья Толстая в 1919 году от воспаления легких на 76-м году жизни. Дочь Татьяна в своих воспоминаниях писала: «Мать моя пережила отца на девять лет. Она умерла, окруженная детьми и внуками. Она сознавала, что умирает. Покорно ждала смерти и приняла ее смиренно». Есть женщины, способные любить только за высокий талант, исключительную одаренность. Они словно посланы судьбой на служение гениям, чтобы растить и хранить их. Это их миссия. В 1904 году Софья Толстая оставила такую запись в личном дневнике: «Всю свою жизнь, все свои способности я задушила для него и всю свою жизнь отдала в жертву семье. Но в этом и было мое призвание, моя судьба, мое назначение. Иначе и лучше говоря: это была воля Божья».