Найти тему
Каналья

Вечно хворая жена. Как же быть, как быть?

Одному молодому мужу супруга болезненная очень досталась. Все время чем-то она таким хворала. Хотя медицина обнаружить ничего в ее организме не решилась - такие это редкие заболевания были.

И даже службу супруга вынуждена была оставить. И хозяйство в большом запустении у них. А какой из больного человека работник? Несчастье одно, а не работник. Лежит в лежку. Голову перевяжет, градусник закусит. И чешется еще вся. Смотреть страшно.

А муж этой больной, Ираклий, задумчивый и грустный всегда ходил. Но тут любому человеку понятно - весело жить нельзя, ежели ближний твой изнемогает и печать страдания у него на всю физиономию.

А все так получалось. Соберутся они, бывало, с женой Галей в гости к мамаше. Мамаша пирогов с морковью напечет и в окне уже маячит - ждет дорогих детей. Но так и не дождется. Хотя Ираклий уже в тулупе на пороге преет. И торт “Полет” в руках держит. А у Гали тут живот скручивает как-то невыносимо. И слабым голосом просит она мамаше передавать искренние приветы. Ступай, мол, Ираклий, до родительницы в одно лицо. Я тут сама как-нибудь загибаться стану. И не думай обо мне - кушай себе морковные пироги спокойно, не подавись. И со стоном валится на постели.

А Ираклий что же? Не последний он подлец родную жену бросать в болезни. Нос утрет, тулуп обреченно скинет. И давай с больным этим животом отваживаться. И так сутки у постели и дежурит. Грелки носит и порошки всякие разводит с заботливым выражением. А супруга дышит тяжко и глаза ее полны муки. "Ой, не могу, - кричит еще, - ой, чешется!".

Или вот отпуск долгожданный. На море семейство летит. Но опять напасть получается. Хотя уже и самолету бы взлететь. И Ираклий в мыслях уже брассами в черных водах ныряет. И липких медузок с себя стряхивает. Но тут у Гали судорога какая-то в пятке бегать начинает неизвестная. Снимаются с рейса, конечно. Мало ли к чему та судорога вылезла. И едут они домой с кислыми минами в автобусе. А дома Ираклий панаму на антресоли зашвырнет подальше - и с пяткой отваживается. И так весь отпуск у них происходит. После пятки-то хвороба не отступает, а только сильнее лютует - то мигрень у супруги болит, то сердечная мышца трепыхается, то чесотка неясной этиологии набрасывается. Иногда еще короста выпрыгивает. Ираклий зубы сжимает и порошки с компрессами готовит. Врачей кричит встревоженно.

А когда супруге чуть лучше делается, так Ираклий веселеет прямо на глазах.

- А погода нынче живописная стоит, - скажет он тогда, - на улице синицы какие-то чирикают, деревья хлопьями снега укрылись. Не прогуляться ли нам, Галюша, завтра по-семейному? Тулупы, конечно, самые теплые напялим и шалями обвяжемся крест на крест. Продышемся на кислороде с полчасика.

- Э, нет, - Галя говорит, - чую я. Чую, что все выходные в лежку лежать стану. Какие уж тут гуляния.

И правда - лежит. Стонет. И просит Ираклия за руку ее подержать. Между забытьем шепчет.

- А вот ежели помру я, Ираклий, - шепчет, - то и как ты без меня будешь? Быстро ли позабудешь Галу свою?

А Ираклий клянется, что не позабудет ни за что на свете! Да как можно такую крамолу допускать в голове. Рядом сразу тут же свернется и помрет с облегчением.

Но и все грустнее ему делается. Два году браку - а он все у одра сидит, все порошки толчет и компрессы сворачивает. И в доме у них мазью Вишневского пахнет. И порой мысль предательская появится. “А и прекрасно буду, - думает тогда Ираклий, - хоть воздухом за порогом госпиталя этого подышу. Хоть и на рыбалку схожу. Хоть и мамаше дровяник сколочу. Замечательно, то есть, буду я поживать...”. А потом совестно ему делается за такие измышления. Идет порошки разводить с особой тщательностью.

А мамаша за Ираклия переживает, конечно. Порой не удержится да ляпнет чего-нибудь.

- Разве же это жизнь, - расплачется она, - у тебя, сыну? Одно кромешное мучение. А дитев как заводить? Ты об этом думаешь ли? Все лежит твоя Гала, все голова у ей перевязана. Чирей все какой-то у себя изыскивает. Не покойно сердце мое, нет, не покойно. Будто в капкане ты, сыну. Будто ондатра несчастная ты по судьбе. А я для счастья тебя на свет выродила.

Кромешное мучение, конечно. Но не подлец Ираклий по натуре - уродился совестливым человеком. И Галю не оставит. Про капканы, правда, само думается. Как это его угораздило - ондатрой ведь живет, а не молодым супругом.