15 января 1795 года родился Александр Грибоедов.
«Пришли мне, пожалуйста, статистическое описание, самое подробнейшее, сделанное по лучшей, новейшей системе, какого-нибудь округа южной Франции, или Германии, или Италии (а именно Тосканской области, коли есть, как края, наиболее возделанного и благоустроенного, на каком хочешь языке», - писал он знакомому.
На каком языке, в самом деле было неважно. Грибоедов с юных лет в совершенстве знал французский, немецкий, английский и итальянский, позже выучил древнегреческий, латынь, персидский, арабский, грузинский и турецкий. Однажды он спросил издателя и журналиста Ксенофонта Полевого, на каком языке тот читает Шекспира. Во французских и немецких переводах, ответил Полевой. «А для чего же не в подлиннике? – удивился Грибоедов. - Выучиться языку, особенно европейскому, почти нет труда: надобно только несколько времени и прилежания. Совестно читать Шекспира в переводе, если кто хочет вполне понимать его, потому что, как все великие поэты, он непереводим… Вы непременно должны выучиться по-английски».
В тринадцать лет Грибоедов стал кандидатом словесности Московского университета, в пятнадцать получил степень кандидата прав, изучал математику и естественные науки. Он был человеком разносторонних знаний и умений - дипломатом, лингвистом, историком, экономистом, членом и учредителем масонских лож, виртуозным пианистом, талантливым композитором, сочинившим несколько известных фортепьянных вальсов. И, по словам Пушкина, одним из самых умных людей России.
«Грибоедов имеет особенный дар привязывать к себе людей своим умом, откровенным, благородным обращением и ясною душою, в которой пылает энтузиазм ко всему великому и благородному. Он имеет толпы обожателей везде, где только жил, и Грибоедовым связаны многие люди между собою. Приобретение сего человека для правительства весьма важно в политическом отношении», - говорилось в агентурном донесении Третьему отделению (как большинство вольнодумцев, он некоторое время находился под надзором тайной полиции).
Ни одна литературная новинка не наделала в России столько шума, как «Горе от ума». Едва вышедшее из-под пера, оно в сорока тысячах списков разлетелось по всей стране. Со времени изобретения книгопечатания трудно вспомнить случаи, когда число рукописных копий внушительного по объему произведения многократно превышало бы крупнейшие тиражи печатных изданий. Предсказание Пушкина - половина стихов должна войти в пословицу - оказалось точным. «Счастливые часов не наблюдают», «знакомые все лица», «блажен, кто верует», «дым Отечества нам сладок и приятен», «а судьи кто?», «дистанции огромного размера», «с чувством, с толком, с расстановкой», «смешенье французского с нижегородским», «служить бы рад, прислуживаться тошно», «злые языки страшнее пистолета», «завиральные идеи», «свежо предание, а верится с трудом», «словечка в простоте не скажут», «числом поболее, ценою подешевле», «герой не моего романа», «сюда я больше не ездок» - все это из «Горя от ума».
Нельзя сказать, что комедия вызвала всеобщий восторг. Если в Петербурге она была встречена триумфально, то в московских великосветских кругах ее сочли потрясением основ, очернительством, пасквилем на известных лиц. Несмотря на все свои связи, Грибоедову так и не удалось увидеть пьесу в печати или на сцене. Без цензурных изъятий она была опубликована более чем через тридцать лет после смерти автора.
Имея сотни знакомых и почитателей, Грибоедов никогда не был душой общества, еще менее применимы к нему определения типа «свой в доску» или «добрый малый». «Его обращение всегда отличалось редким свойством: какою-то искренностью, которая, однако ж, не переходила светских форм», - отмечал Полевой. Отзыв Вяземского не столь дипломатичен: «В Грибоедове есть что-то дикое... в самолюбии: оно, при малейшем раздражении, становится на дыбы, но он умен, пламенен, с ним всегда весело».
«Дикое» самолюбие и чувство собственного достоинства порой выливались в надменность и высокомерие. Знаменитый актер Каратыгин вспоминал случай в одном из светских салонов, где Грибоедов должен был читать свою комедию. В числе гостей был некто Федоров, сочинитель драмы «Лиза, или Следствие гордости и обольщения», давно забытой пустышки, человек добродушный, но, видно, не семи пядей во лбу. Подойдя к столу, он взял рукопись, покачал ее на руке и с улыбкой сказал: «Ого! какая полновесная! Это стоит моей Лизы». Грибоедов холодно взглянул на Федорова из-под очков и процедил сквозь зубы: «Я пошлостей не пишу». «Никто в этом не сомневается, Александр Сергеевич, я не только не хотел обидеть вас, но, право, готов первый посмеяться над своими произведениями», - смущенно залепетал автор «Лизы». «Да над собой-то вы можете смеяться сколько угодно, а я над собой никому не позволю», - отрезал Грибоедов. Несмотря на извинения Федорова и попытки хозяина обратить все в шутку, он не начинал чтение до тех пор, пока незадачливый коллега не покинул дом.
«Главными отличительными его свойствами были, сколько я мог заметить, большая сила воли и независимость в суждениях и образе жизни, - вспоминал Полевой. - В нем также не было ни малейшего признака несносного, притворного желания играть роль светского человека и поэта». Чацкий, бросающий обвинения московской среде невежд, чинуш и рутинеров, - во многом автобиографический персонаж.
«Вчера я обедал со всей сволочью здешних литераторов. Не могу пожаловаться, отовсюду коленопреклонения и фимиам, но вместе с этим сытость от их дурачества, их сплетен, их мишурных талантов и мелких душишек. Не отчаивайся, друг почтенный, я еще не совсем погряз в этом трясинном государстве. ... Какой мир! Кем населен! И какая дурацкая его история!», - писал Грибоедов лучшему другу Степану Бегичеву. Из другого письма: «В Москве все не по мне. Праздность, роскошь, не сопряженные ни с малейшим чувством к чему-нибудь хорошему. Прежде там любили музыку, нынче она в пренебрежении; ни в ком нет любви к чему-нибудь изящному…». Похожие слова через несколько лет произнесет герой «Горя от ума»: «Да, мочи нет: мильон терзаний Груди от дружеских тисков, Ногам от шарканья, ушам от восклицаний, А пуще голове от всяких пустяков. Душа здесь у меня каким-то горем сжата, И в многолюдстве я потерян, сам не свой. Нет! Недоволен я Москвой». Рассчитывать на понимание, естественно, не приходится. «Москва вишь, виновата», - слышит Чацкий в ответ.
Общение с Бегичевым, Якушкиным, Никитой Муравьевым и другими будущими декабристами вышло Грибоедову боком: после восстания 14 декабря он был привлечен к следствию, несколько месяцев провел под арестом, после чего полностью оправдан. Попытки советского литературоведения сделать из автора «Горя от ума» революционера, мечтающего о свержении самодержавия, нельзя воспринимать всерьез. Поверим лучше Вяземскому: «Не был он вовсе, как полагают многие, человеком увлечения: он был более человеком обдумывания и расчета». Невозможно представить, чтобы Грибоедов с его язвительным, скептическим умом был увлечен идеями, бродившими в честных, но горячих и во многом наивных декабристских головах. «Сто человек прапорщиков хотят изменить весь государственный быт России!», - часто повторял он, смеясь.
Внутренняя противоречивость – свойство многих незаурядных людей, и Грибоедов из их числа. Деятельная натура, не лишенная меркантильности (ехать на дипломатическую работу в Персию согласился лишь при условии, «если мне дадут два чина тотчас при назначении меня в Тегеран»), – и внутреннее одиночество, вечный разлад с окружением, тяга к прекрасному, не находящая удовлетворения в пошлом обывательском окружении. Толковать с Фамусовыми, Молчалиными и Скалозубами о высоких материях – дело заведомо неблагодарное. Остается лишь сетовать в письмах другу: «Кто нас уважает, певцов истинно вдохновенных, в том краю, где достоинство ценится в прямом содержании к числу орденов и крепостных рабов?..».
Многие удивлялись, что ни до, ни после своей великой комедии Грибоедов не создал сколько-нибудь значительных произведений. «"Горе от ума" - гениальнейшая русская драма; но как поразительно случайна она! И родилась она в какой-то сказочной обстановке: среди грибоедовских пьесок, совсем незначительных; в мозгу петербургского чиновника с лермонтовской желчью и злостью в душе и с лицом неподвижным, в котором "жизни нет"», - писал Блок. Другими словами, чиновника в Грибоедове было больше, чем подлинного творца. А может, дело в том, что его энергичный ум требовал более широкой сферы применения, не позволял замкнуться в чисто литературной работе? Участие в военных действиях на Кавказе, а затем в мирных переговорах с Персией оставляли немного времени для любимой поэзии. «В обыкновенные времена никуда не гожусь: и не моя вина; люди мелки, дела их глупы, душа черствеет, рассудок затмевается и нравственность гибнет без пользы ближнему», - признавался он в одном из писем.
Усилия на дипломатическом поприще не пропали даром: Грибоедов получил чин статского советника, орден Анны второй степени с бриллиантами, медаль за персидскую войну, четыре тысячи червонцев и был послан с докладом к царю о заключении выгодного для России мира. Служебные успехи не приносили радости. «Неправда ли, все это очень весело для человека, который дорожит своей независимостью? – пишет он как-то ночью одной из знакомых, ожидая, когда будут готовы служебные бумаги, которые надо нести на подпись начальнику. - Господи Боже, ну и генералы тут у нас! Можно подумать, что они нарочно созданы для того, чтобы все больше и больше укреплять во мне отвращение, которое я питаю к чинам и высоким званиям».
В последний год блага судьбы, казалось, сыпались на него как из рога изобилия. 33-летний Грибоедов был назначен послом в Персию, по дороге к месту назначения провел несколько месяцев в Тифлисе, где женился на красавице-княжне Нине Чавчавадзе, которой не было и шестнадцати. Но и свадьба не могла развеять мрачных мыслей, с которыми Грибоедов отправлялся в свою последнюю поездку на Восток: «Как ни мило и утешительно делить все с прекрасным, воздушным созданием, но это теперь так светло и отрадно, а впереди так темно! Так неопределенно!!». «Не знаю сам отчего, мне удивительно грустно ехать туда! Не желал бы я увидеть этих старых своих знакомых».
Нет сомнения, что духовно развитые люди обладают даром предчувствия. 30 января 1829 года толпа религиозных фанатиков ворвалась в русское посольство в Тегеране и перебила всех находившихся в здании. Изуродованный труп Грибоедова был опознан по мизинцу левой руки, простреленному десять лет назад на дуэли с декабристом Якубовичем.
Если статья понравилась, наградой автору будут лайки и подписка на дзен-канал "Строки и судьбы". https://zen.yandex.ru/stroki_i_sudby