Глава 5: "В гостях у ... милиции".
Нас развели по разным камерам. Они стандартные – комната два на три, большая часть которой занимает деревянный помост из засаленных до черноты досок, на котором могут лежать четыре человека, близко прижавшись друг к другу, особенно ночью, чтобы было теплее. На стенах грубая серая штукатурка- шуба, острая, что спиной невозможно прислониться. В этой шубе был один плюс – в ее впадинах можно было обнаружить спрятанные бычки, когда заканчивалось курево. Окон нет, поэтому запахи вонючих носков, потных тел, сигарет, пропитывают даже кожу. Я не был неженкой, курил, а тренировки, с детства приучили к мужскому поту своему и соседа, поэтому быстро адаптировался к запахам. В камере я был один.
Через час повели на допрос. Меня ожидали уже знакомые оперативники. Первый - «Шайба»: коренастый мужик лет под сорок, лицо круглое и большое (поэтому Шайба), с грубыми массивными чертами, короткая стрижка, жесткий напряженный цепкий взгляд. Вылитый бандит, ему бы в кино сниматься без грима. Второй- фамилия Войник: под тридцать, высокий, крепкий, черные прямые короткие волосы, круглое скуластое лицо, уставшие карие глаза, но взгляд твердый. Играл роль «доброго». Начали с вопроса про газовый пистолет – я конечно же его на улице нашел. Потом стали спрашивать про две квартирные кражи, которые произошли в девятиэтажках двора, где нас арестовали. Я знал, кто это сделал, но говорить об этом было не в моих интересах – мне с этими парнями еще придется пересекаться, да и привлекать к себе внимание своими знаниями про «движ» в криминальном мире было опасным. В общем, Незнайка мне друг, и моя хата с краю. Опера перешли к давлению, стали вешать кражи на нас: «Мы знаем, что это сделали вы, и мы это докажем!».
Через несколько минут допроса, в кабинет зашел мужчина средних лет и роста, овальное худое лицо, острый нос, светлые волосы зачесаны назад, злобный острый взгляд. Как я узнал позже – это был начальник оперотдела Сорокин. «Молчит!?» - спросил он. «Ничего не знает», - ответили ему опера. «Хватит с ним церемонится!» - сказал Сорокин. И они, согласованными движениями схватили меня, двое прижали спиной к стене, уперлись в плечи, чтобы я не сгибался, а третий начал бить в живот, печень, почки. Руки у меня были в наручниках за спиной, и я сразу почувствовал эффект ударов. Я быстро сообразил, что если буду изображать Зою Космодемьянскую, и показывать им крепость моего еще оставшегося пресса, то сила ударов только увеличится, и они все равно пробьют меня. Поэтому я стал верещать, стонать, говоря: «У меня понос, и если вы продолжите, я сейчас в штаны наложу!». Хотя и без поноса можно было дать слабинку. Это их, на моё удивление, притормозило, и они переключились на пятки. Быстро сняли с меня кроссовки, потому что шнурки были изъяты перед посадкой в камеру, согнули ногу назад, и стали лихо бить дубинкой по пятке. В отличие от ударов в живот, это были для меня слегка болезненные ощущения. И я был очень удивлен этому, ведь я видел, как опера пыхтели, старались, а мне – ни о чем! Но я конечно же стонами изображал страдания, кричал: «А-а-а! Бо-ль-но-о-о!» Через пару минут они выдохлись и успокоились. «Фу-у! Неужели закончилось? Это всё? Или будет еще?» - вертелось у меня в голове. На этом мой первый допрос закончился, ничего от меня не добившись, отвели назад в камеру.
Пока что, я тихо про себя радовался: про бэху они не спрашивали, а в остальном у них ничего нет на меня. В камере я отсутствовал минут тридцать, и ко мне уже подсадили соседа. Им оказался цыган лет восемнадцати, худощавый, вид совсем безобидный, тихий, напуганный, растерянный. Мы вместе просидели пару часов. Он снимал комнату в частном доме с хозяином. Сегодня пришел, а в дом попасть не может, дверь не открывается. Стал заглядывать в окна к хозяину, а он лежит мертвый на полу, лицом вниз, и палка торчит из заднего прохода. Он конечно же бегом звонить в милицию, ну и оказался первым подозреваемым. Выслушав его, я представил, если меня за кражу, которую я не совершал, дубасили, что же будут делать с ним за убийство? На убийцу он был совсем не похож, поэтому мне стало искренне жаль его. Его увели на допрос, и больше я его не видел.
На следующее утро меня уже отвели к следователю, он записал мои показания, и меня и парней отпустили. У наших «старших» был адвокат, который все ходы и выходы знал в этом отделе. И они подсуетились. Мы забрали свою девятку с милицейской стоянки, внутри которой все было перевернуто после обыска. И счастливые поехали домой. Увидев и послушав Билла и Синего, я осознал, что мне крупно повезло. Как дубасили их, используя противогазы и электрический ток, то я просто получил массажные процедуры. Скорее всего меня приняли за зеленого, и поэтому ко мне так отнеслись. Потому что Билл был здоровее меня и старше, и Синий тоже старше, к тому же весь в наколках. В общем, я на их фоне походил на молоднячка, а не за главного. Ну что ж, с бэхой меня пронесло, с побоями тоже легко отделался, обманув оперов. Можете меня поздравить – я «крутой»!
Но радость от фарта остыла, ко всем моим тревогам от опасностей, которые сопровождали мою жизнь, еще добавилось уже не теоретическое понимание, что такое арест, допрос, тюрьма. И я понял точно, что туда я - ну НИКАК НЕ ХОЧУ! И этот первый залет, тревожный звоночек, дал мне почувствовать, что игра в «кошки-мышки», на которую я сам себя обрек, вышла на новый опасный уровень.
Жаль только, что о всех моих радостях победы и переживаниях, не узнает Она, ради которой я вновь отправляюсь покорять этот мир, вперед к деньгам, славе, и величию!