И моментально всё изменилось!
Очнулся дворник, окинул взглядом неметёный двор, схватил метлу и с усердием начал наводить порядок, напевая при этом на непонятном языке весёлую песенку о нелёгкой судьбе гастарбайтера в России.
Очнулась настоящая Роза Петровна, тяжёлым взглядом обвела помещение офиса, остановив его на двери, на секунду задумалась и начала писать заявление об увольнении по собственному желанию.
Очнулась в туалете настоящая Ольга, огляделась по сторонам, перекрестилась и дала себе слово никогда больше не разговаривать на улице с незнакомыми людьми.
Оказавшись на свободе, оба милиционера сразу же помчались в церковь и торжественно пообещали Святой Троице не брать денег с гастарбайтеров.
К ошалевшей от поедания зелени Изольде Тихоновне подошла доктор Вера и сказала, что произошла чудовищная ошибка, что она абсолютно здорова и может незамедлительно отправляться по месту прописки. Изольда Тихоновна сразу успокоилась, перестала есть листья и, счастливо улыбнувшись, произнесла:
– Ну а я вам о чём говорила?! – и вприпрыжку, как девочка, побежала к сестре-хозяйке за личными вещами, на ходу выбрасывая запас листьев из карманов халата.
Витёк взасос целовал своего псину, нежно поглаживая его по холке и приговаривая:
– Ты прости меня, дружище, прости! Бес в меня вселился, дьявол, но теперь всё кончено! Пить брошу, курить брошу, на работу устроюсь! Гадом буду!
Дик в ответ радостно лизал лицо хозяина, предвкушая новую счастливую жизнь.
Инженер Тимофеев окинул последним взглядом своё детище, шмыгнул носом и, подняв топор, со всего размаха засадил его в крышку аппарата. Стоявшая в дверях Зинаида со вздохом облегчения перекрестилась и в молитве подняла глаза к потолку, изредка поглядывая на рубящего сплеча мужа.
Степан Степанович окончательно отказался от тыквенных семечек и перешёл на классический подсолнечник.
– Ну и правильно, – поддержала его Тамара, – а то все мои подруги думают, что ты ими глистов выводишь.
И лишь Герман не мог успокоиться.
– А всё-таки интересно, что там отмечено белым крестиком? – отодвигая крышку люка, спросил он сам себя и спустился в канализацию.
Уже находясь в том самом злополучном закутке, Герман взял стоявший у стены лом и, хорошенько прицелившись, со всей дури засадил его в центр креста. Послышался треск, из пола вырвался сноп искр, лом накалился докрасна, но Герман не смог его отпустить и закричал от боли. Неожиданно из пола появился яркий белый луч. Все окна злополучного дома в унисон заморгали белым ослепительным светом.
Местный электрик Митрич, как раз находившийся у электрического щита, быстро вырубил рубильник, обесточив тем самым дом. Мигание прекратилось. Чёрный от сажи Герман выпустил из рук дымящийся лом и посмотрел на свои руки.
– Эй, есть тут кто-нибудь живой? – раздался невдалеке голос Митрича.
– Я здесь! – слабым голосом ответил Герман.
В проёме показался луч фонарика, вслед за ним появился сам электрик.
– Ты что тут делаешь, мудила?! – строго спросил он у Германа.
– Кто вы?
– Митрич я, электрик тутошный. На хера ты кабель пробил?!
– Какой кабель?
– Знамо дело какой, электрический! Я это место неделю рефлектометром вычислял, а когда нашёл, белым крестом пометил, чтобы потом аккуратно пол вскрыть. Фаза там в землю уходила. А ты думал, там клад?
Герман виновато отвёл взгляд. Митрич усмехнулся:
– Ладно, хоть живой остался! Яйца-то целы? – электрик взял диггера за мошонку и небольно сжал. Герман поморщился.
– Вот и не надо искать приключения на свою жопу, – назидательно сказал Митрич и, отпустив мошонку, добавил: – И на яйца тоже!
