Всегда чрезвычайно ыстно наблюдать за тем, как наш народец в понедельник с утра движется на рабочие места: сутулые спинки, понурые лица, повешенные вниз носы.
Работники возвращаются на фабрики. Высокие трубы величественно вздымаются в небо, испуская различные вещества и освобождая наполовину одушевленные создания, - в зависимости, конечно, от того, что какая фабрика производит.
Где-то в атмосферу улетает дым, густой, как сливовое варенье, и сладкий на вкус, где-то из коленчатых металлических отростков отпочковывается тоже вроде бы дым, но уже не темный, а цветной, словно сотканный из порванных кусочков маленьких радуг.
Подобное чрезмерное роскошество можно разглядеть, например, в разлитом на асфальте бензиновом пятне.
А в иных местах увидишь вместо выхлопных газов легонько парящие стайки разноцветных лягушат. Ничего не поделать, у некоторых фабрик бывают и такие отходы производства.
Работники втягиваются за огороженную территорию фабрик и заводов через прокопченные проходные, словно пыль внутрь мощного пылесоса.
Одна из причин, почему я в юности подался в худождеватели, и было то самое, лежащее на поверхности: мне просто страшно было стать таким, как они.
Я всегда хотел оставаться свободным, а не жить согласно календарю праздников и будней. И не понимал тогда, что и за так называемую «творческую свободу» порой приходится платить чрезмерно дорого.
Впрочем, речь не о том.
Я лишь подбираюсь к самому важному. А пока… Просто скажу, что иногда разговоры в трамваях игуаньего города бывают не слишком и скучные.
- Ты когда-нибудь слышал о замороженном Шапито? – спрашивает одна игуана другую.
- Замороженное Шапито? А что это такое? – непонимающе качает головой первая.