…Вообще-то она собиралась варить суп с фрикадельками...
Суп с фриками. Так говорил сын, когда был маленький, и это сокращение как-то снимало ответственность за идеально ровные и одинаковые колобки.
…Она достала из холодильника морковку, лук, кинзу. Картошки в контейнере для овощей не оказалось - значит, надо идти на балкон - прошлой осенью родители привезли два мешка.
В коридоре она накинула на плечи тёплый платок, завязала узлом на шее, посмотрела на себя в зеркало, покрутилась. Платок был похож на плащ супермена. И она в этом зеркале - такой домашний, уютненький супермен, которому никого не надо спасать, кроме себя.
Взяла миску и вышла на балкон. Посмотрела в окно - серо, пустынно, безотрадно. Без-от-рад-но. Отмотала назад 20 с лишним лет и поняла, что последний раз слышала это слово в песне Алексея Глызина. То ли воля, то ли не воля. Потом посмотрела на сморщенные, покрытые воском яблоки и вспомнила дурацкую рекламу крема от морщин из 90-х: «Как не повезло яблоку и как повезло вам!» Ну-ну. Ну. Ну.
Подумала, что пора заменить батарейки на электронном термометре - а то вдруг мама спросит про температуру на балконе, по-прежнему ведь переживает за картошку.
3аглянула в шкаф с вареньями и соленьями. Банки, банки, банки. Кабачковая икра, огурцы, лечо, яблочное пюре, сливовый джем, который не съели еще с позапрошлого года, закуска из кабачков под названием «тёщин язык» и… помидоры под снегом. Маринованные, с тёртым чесноком, самые любимые. Ухмыльнулась про себя - надо же, у помидоров тоже зима. Взяла банку и перевернула её головой вниз. В банке, как в сувенирном стеклянном новогоднем шаре, пошел снег…
…Набрав картошки, она вернулась на кухню. «Суп, надо варить суп», - вслух сказала она. Взялась резать лук и вдруг заплакала. Подумала: «Если он зайдет сейчас, то наверняка спросит, что случилось. А я, разумеется, скажу, что ничего не случилось, и я не плачу. Просто «соринка в глаз попала», как говорят в фильмах… Тьфу, блин, какая соринка, когда у меня лук».
Но он не зашел.
Тогда она придумала, как будто он входит на кухню, включает чайник, (он наверняка захочет выпить чаю), а её не замечает, как будто нет её вовсе, потому что привык к ней. Удивительно, как люди могут быть рядом друг для друга незаметными. Когда ты вроде бы есть и одновременно тебя нет. А ей хочется, чтоб её заметили, она же вообще-то плачет, и у неё, между прочим, заканчивается половинка лука, и ей важно, чтобы он успел заметить её слезы. И тогда, чтобы обратить на себя внимание, в этом сценарии она поворачивается к нему и картинно кричит: «Ты сломал меня как карамельную корочку на крем-брюле!» Ей показалось, что это очень красивый образ, только надо докрутить, понять, почему он её сломал, что сделал. А еще вместо супа с фриками ей просто хотелось крем-брюле, где его взять?..
Но он не зашёл.
Она продолжала плакать, не снимая платок супермена и прячась в него всё глубже, как можно спрятаться в полый памятник Иоанну Павлу II, который стоит недалеко от вокзала Термини в Риме.
А пока чистила и резала картошку, думала о том, что ей сейчас больше всего на свете хотелось бы, чтобы вопреки всем нарисованным в голове сценариям он всё-таки увидел её слезы, которые не пришлось бы прятать и которых не пришлось бы стыдиться. Чтобы просто обнял её и сказал: ну ты чего, чего, чего ты...
