Наконец-то отступили сильные морозы. Минус семь по сравнению с минус тридцать, почти как майское тепло ощущается. Теперь можно и одеться нормально, а не как капуста в сто одёжек.
Вот и притопал я на свою «скорую». На этот раз никто никаких неприятных известий не сообщал, всё шло своим чередом. Хотел сказать «спокойно», но в пересменку спокойствия не бывает, говоря по молодёжному, движуха идёт непрерывная.
Убедился, что вся наша бригада в сборе, с имуществом всё в порядке, наркотики получил. Ну а теперь можно и на конференцию пойти.
После доклада старшего врача, слово взял главный. Причём взял достаточно сурово:
- Коллеги, мне совершенно непонятны ранние уходы домой. До конца смены ещё тридцать минут, а они уже переоделись и уходят! Это что за самовольное сокращение смены?
Тут подключилась начмед Надежда Юрьевна:
- А опоздания? Вон фельдшера Тюрина вчера обкричались на вызов, а его величество изволило на работу явиться только в девятом часу! Короче говоря, теперь все приходы-уходы будем контролировать по камерам. И напоминаю, что на работу вы должны приходить минимум за полчаса до начала смены.
- Надежда Юрьевна, но ведь нам же эти полчаса не оплачиваются! – сказала молодая врач Романова.
- Хорошо, что вы предлагаете? Выезжать на вызовы с опозданием? Пока вы переоденетесь, пока всё получите, проверите, вызовы должны терпеливо висеть? Так, что ли, получается? Уж давайте не будем глупости-то говорить!
И не нашла она чем возразить.
- Так, еще один нехороший момент, - продолжила Надежда Юрьевна. - Коллеги, если вы израсходовали кислород, то уж будьте так любезны, сделайте заявку на заправку! Иначе получится, как у пятнадцатой бригады, которая сдала своей смене ингалятор с пустым баллоном. Тут, конечно, и сменщики виноваты: нужно проверять, что получаешь. Хорошо хоть без ЧП обошлось…
- В общем так, теперь всех будем отслеживать по камерам. Если вопросов нет… - хотел было подвести итог главный, но как оказалось, Надежда Юрьевна ещё не иссякла.
- Извините, Игорь Геннадьевич, еще один важный момент. Уважаемые фельдшера, на детских вызовах будьте более аккуратны с диагнозом «Острый аппендицит»! Если вы точно подозреваете аппендицит, а родители отказываются от госпитализации, то в этом случае отказ недопустим. И уезжать вы недолжны. В таких случаях нужно связываться со старшим врачом и вызывать полицию. Ведь вы же сами прекрасно знаете, что аппендицит сам по себе не проходит и в конечном итоге угрожает жизни. Уясните, пожалуйста, что такой диагноз от балды не ставится!
Вот и всё, завершилась конференция и наступило самое хорошее время. Хорошее, потому что свободное. И надо сказать, долго оно продолжалось – аж до девяти сорока. Поедем в Департамент транспорта на боль в груди у мужчины пятидесяти девяти лет.
Наш пациент, солидный, в чёрном костюме, сидел в своём кабинете и встретил нас доброжелательно:
- Здравствуйте, вот, пришлось вас потревожить. Сердце так сдавило, думал, что помру, страшно стало.
- Сейчас болит?
- Нет, всё прошло.
- Раньше такое бывало?
- Бывает чувствую что-то неприятное в груди, но так сильно ещё не прихватывало.
Кардиограмма, конечно, неидеальная, но данных за инфаркт не было. Диагноз созрел сразу: нестабильная стенокардия. Почему не обычная, а именно нестабильная? Да потому что у этого больного она возникла впервые. И при этом он испытал не привычный ему дискомфорт в груди, а болезненное чувство сдавливания и страх смерти. А вот на кардиограмме ничего не было видно, поскольку стенокардию нужно «ловить» только в момент приступа.
Рассказал всё больному, предложил проехаться в кардиодиспансер, на что тот покладисто согласился.
Надежда велела было в сторону Центра двигаться, но вскоре вызов дала: в отделе полиции психоз у женщины восьмидесяти лет.
В дежурной части свою больную мы увидели сразу. В стареньком болоньевом пальто и серой вязаной шапке с выбившимися седыми волосами, она сидела на стуле и говорила что-то непонятное.
Дежурный рассказал:
- Она сама к нам пришла, заявила о похищении дочери и убийстве Льва Мещенко.
- Это того самого, «Из полей доносится налей?».
- Да, именно. Она возбуждённая, говорит не умолкая, но всё без толку.
Открыли нам допросную и стали мы беседовать.
- Здравствуйте, вас как зовут?
- Тамара Ивановна.
- Очень приятно. Скажите, пожалуйста, Тамара Ивановна, кто мы такие?
- Наверно следователи?
- Ну какие же следователи? Вот, посмотрите, у нас оранжевый чемодан с красным крестом. На груди у нас тоже красные кресты.
- «Скорая помощь»… Ну да, «скорая».
- Вот это правильно. Теперь скажите, пожалуйста, что случилось, зачем вы в полицию пришли?
- А как же не прийти, если мою дочь похитили и куда-то увезли?
- А кто и зачем?
- Так известно кто, соседи! Во всех квартирах на первом и втором этаже целая мафия живет, они подпольные аборты делают, а тех, кто умер, в подвал складывают. Из-за этого тр-й яд по всем квартирам расходится!
- Вы ещё говорили, что убили Льва Мещенко.
- Да, убили! Эти же сволочи и убили!
- Тамара Ивановна, а вы где живёте, свой адрес помните?
- Конечно помню, я пока ещё не дура! <Назвала правильно>.
- А какое сегодня число?
- Да что вы тут меня мучаете всякой ерундой? По улице целые караваны грузовиков едут! Меня уже давно заприметили! Мне что теперь, погибать, что ли?
- Нет, Тамара Ивановна, никто вас не мучает и погибать не надо. Просто мы должны понять, что с вами случилось. Скажите, пожалуйста, а вы видели, как дочь похищали?
- Ничего я не видела, мне эти гады рассказали. Они провели ко мне передатчик и сказали, что её похитили и увезли в лес!
- А дочь-то с вами живёт?
- Нет, отдельно. Да какая вам разница? Зачем вы всё выспрашиваете?
- Тамара Ивановна, у вас на здоровье есть жалобы?
- Конечно есть: сильные головные меня мучают.
- А вот поэтому нужно поехать в больницу.
- В больницу?
- Да-да, именно туда.
- Хорошо, я согласна. Мне нужно голову я память подлечить.
Свезли мы Тамару Ивановну в психиатрический стационар с сенильным, то есть старческим психозом. А там её приняли как старую знакомую. Оказалось, что неоднократно лежала она поначалу в «санаторном» четвёртом отделении, а далее, в связи со значительным ухудшением, переместилась в общее.
Поводом к следующему вызову было «Задыхается мужчина тридцати трёх лет».
В грязноватой двухкомнатной квартире, провонявшей какой-то химией, обстановка была спартанской. Там находились трое мужчин с затуманенными нехорошими взглядами.
- Чёт ему плохо, посмотрите, - буркнул один из них.
Наш пациент, худой, с землистым лицом, лежал на кровати без постельного белья, укрытый до груди синим шерстяным одеялом и часто, поверхностно дышал.
- Что случилось, что беспокоит?
- Да вот, что-то дышится плохо… И вроде температура у меня, только градусника нет… Да вообще мне плохо, встать не могу, сдохну, наверное…
- ВИЧ, гепатит?
- Да, всё есть.
Послушал, в груди – безобразие полнейшее, налицо двусторонняя пневмония. Да и не удивительно, ведь по всему видно, что его ВИЧ-инфекция уже во всю в СПИД переросла. Ротовую полость и зев даже смотреть не стал, заранее зная, что там во всю грибы растут. Нет, конечно же, не обычные лесные грибы, а грибковая инфекция имелась в виду. Сатурация девяносто процентов. Да, маловато будет.
- Саш, поехали в больничку? – предложил я.
- Не-не-не, не надо никаких больничек. Мне всё равно уже капец пришёл. Может сделаете что-нибудь, чтоб полегче стало?
- Да сделаем-сделаем. Чего употребляешь-то?
- <Название распространённого наркотика>, на системе.
- Да уж вижу, что на системе…
Прокапали мы его с глюкокортикоидным препаратом, надышали кислородом из ингалятора и уехали восвояси. Разумеется, не забыв взять письменный отказ от госпитализации. Может и нельзя так говорить, но у Александра нет абсолютно никаких перспектив. Точнее есть лишь одна, мрачная и неотвратимая.
«Система» - систематическое употребление наркотиков и полная зависимость от них.
Следующим вызовом была боль в заднем проходе у мужчины шестидесяти одного года.
Подъехали к старому деревянному дому барачного типа. Открыла нам женщина совершенно непонятного возраста с желтыми обесцвеченными волосами, забранными в короткий хвост.
- Я вообще не знаю чё с ним такое, - сказала она безо всяких «здрасьте». – С утра жалуется, что опа болит. А сейчас уж вообще орать начал.
Больной лежал на животе и громко стонал сквозь зубы.
- Что случилось, что беспокоит?
- Ааа, <самка собаки>, опа болит, <звиздец> просто! Стакан выпил и <нифига>! Сделайте что-нибудь, б*я буду, сдохну сейчас!
- Понятно, давай снимай штаны, будем посмотреть.
Ну что ж, тут и думать нечего, в наличии парапроктит, то есть воспаление тканей, окружающих прямую кишку. И скорее всего, гнойное. Эта бяка лечится только в хирургическом стационаре, безо всяких вариантов. Туда-то мы болезного и свезли.
Так, это что за ерунда? Еще дали вызов! И когда же обедать? А нет, отменили! Всё, значит едем на Центр.
Приехали, а там две бригады: реанимационная и педиатрическая. Для нас это значения не имело, поскольку очерёдность соблюдена не будет. Ведь вызовы-то у нас разные. А это означало, что надолго зависнуть на Центре нам не дадут. Поэтому даже и ложиться не стал. И точно, через пятьдесят минут вызов пульнули: психоз у девушки двадцати одного года. Вызвала полиция. Ну и ну, что ж там за больная такая неуправляемая?
В действительности всё оказалось по-другому. Из квартиры, в которой находилась пациентка, вдруг запахло гарью. Соседи вызвали МЧС, те, в свою очередь, полицию, а когда вскрыли дверь, им предстала весьма странная картина. Девушка стояла на кухне у плиты и что-то жгла в кастрюле. И даже громкие звуки вскрываемой двери, не привлекли её внимания. К нашему приезду всё было проветрено и запах ощущался несильно. Больная сидела с ногами на диване, что-то эмоционально рассказывая троим полицейским. Увидев её, я сразу же усомнился в правильности возраста, ведь выглядела она максимум лет на пятнадцать.
- Юлия, здравствуйте! Первый вопрос: сколько вам лет?
- Двадцать один, у вас же наверно записано.
- Да, записано, но уж больно вы моложавы. Так, ладно, скажите, пожалуйста, что случилось?
- Ничего не случилось. Я спала и меня полицейские разбудили.
- Ну-ну-ну, это как же так-то? Вы мирно спали и вдруг к вам вломились спасатели с полицией?
- Нет, ну зачем же ты обманываешь? – укоризненно сказал один из полицейских. – Ты не спала, а жгла в кастрюле какие-то фотографии и ещё что-то.
- Нет, я сначала сожгла фотографии матери и документы на квартиру, а потом спать легла! – продолжала стоять на своём Юля.
- Ну ладно, ладно, - успокаивающе сказал я. – А жгла-то зачем?
- Она продала папину квартиру без моего согласия.
- Пусть так, Юль, но ведь ты же должна понимать, что если что-то жечь в квартире, то может быть пожар и ты сама сгоришь. Ну или от дыма задохнёшься!
- Да ничего бы не случилось!
- А мама с тобой живёт?
- Нет, она от меня ушла, на съёмной квартире живёт.
- А причина-то какая?
- Нафиг она мне нужна? Она папину квартиру продала и теперь пусть валит отсюда!
- Юля, а ты чем занимаешься? Работаешь, учишься?
- Учусь в Юридическом институте, но я сейчас в академе. А работу никак найти не могу. Вакансии есть, а никуда не устроишься!
- Юля, своё настроение ты как можешь описать?
- Да какое, нафиг, настроение?! Меня все достали: мать и соседи-<самки собак>!
- А соседи-то при чём?
- При том, что они уроды! Они же специально, как мимо моей двери проходят, так ржать начинают и меня неудачницей обзывают! А сами-то кто? Нищеброды, блин, голимые!
- Юля, а ты всегда такая худенькая?
- Нет, просто я пока не работаю.
- И что это означает?
- Я не могу есть как следует, пока не работаю. Меня мать обеспечивает, а я не хочу быть её нахлебницей.
- А как дела со сном?
- Плохо. Я сплю целыми днями, а ночью вообще не сплю.
- Всё понятно. А поедем-ка, Юля, в больницу?
- Да ну, вы чего?!
- А чего? Я тебе обещаю, что там твоё настроение наладится, тревоги уйдут и пропадут без вести. Вновь будешь цветущей девушкой.
- А вы психиатр, что ли?
- Да, он самый.
- А надолго?
- Юлечка, заранее ничего сказать не могу. Если на поправку быстро пойдёшь, то и выпишешься скоро.
- А меня там прямо с дураками, что ли, положат?
- Нет, Юля, никто тебя к ним не положит.
- Ладно. А можно я матери позвоню и скажу?
- Не можно, а нужно!
Выставил я Юле реакцию на стресс, а также депрессивное расстройство. Спро́сите где же я его углядел? Да в сведениях, которые она сама о себе сообщила. Точнее, в двух моментах. Первый: завуалированные идеи самообвинения. Юля считает себя недостойной еды, поскольку не работает и её содержит мать. Второй: она считает себя неудачницей, вкладывая это убеждение в уста соседей, которые над ней якобы насмехаются. А вот данных за шизофрению не нашёл. Не было в ней ни монотонности, ни эмоциональной уплощённости, ни характерных нарушений мышления.
И ещё вызов дали: психоз у женщины тридцати девяти лет.
В прихожей нас встретила громкоголосая дама с короткой стрижкой:
- Здрасьте, я её сестра. У неё опять всё плохо. Вон, слышите, как орёт?
- Да уж и не захочешь услышишь! А что с ней такое-то?
- Ну что, опять «крыша» протекла! Она уж двенадцать лет на учёте, то и дело в дурке лежит.
Больная, худощавая женщина с кучерявыми русыми волосами, увидев нас, села на пол, прислонившись к мебельной стенке и пронзительно закричала:
- Что, демоны, за мной пришли, за моей душой? Зачем ты, <самка собаки> их привела? Ты мать убила, в ад её бросила!
- Татьяна Григорьевна! Успокойтесь, пожалуйста! Мы не демоны, а всего лишь обычная «скорая помощь»!
- Аааааа! Господи помоги, пресвятая Богородица спаси меня! Отче наш иже еси на…
- Татьяна Григорьевна, давайте поговорим нормально!
- Отче наш иже еси на небесех, да святится имя твое, да будет воля…
- Помогите, пожалуйста, её одеть-обуть, - обратился я к сестре больной.
- Уберите от меня свои руки поганые! Пошли вон отсюда, <…>! – на смену молитве пришли такие нецензурные ругательства, которых я, к своему стыду, даже и не знал.
К машине Татьяну Григорьевну мои парни вели с трудом, под уже ставший привычным нецензурный аккомпанемент. А по дороге в больницу, она неоднократно просила их прекратить шуметь в её голове. В конечном итоге передали мы её коллегам с дежурным диагнозом «Галлюцинаторно-бредовое расстройство».
Освободились и теперь поедем на боль в груди у женщины семидесяти лет.
Больная, приложив руку к груди, встревоженно рассказала:
- Ой, я даже и не знаю, как вам рассказать… В общем, у меня сердце останавливается, голова кружится и вообще мне очень плохо, очень!
- А болит давно?
- Нет, у меня ничего не болит.
- Хм, а у меня написано боль в груди…
- Да просто растерялась я, когда вызывала и сразу не сообразила, как и сказать-то.
- Ну хорошо, как давно у вас такие неприятные ощущения?
- Да уж часа три.
Ну что, сразу по пульсу было понятно, что имеет место быть фибрилляция предсердий. А кардиограмма это полностью подтвердила. Моя позиция по поводу восстановления ритма на дому озвучивалась неоднократно. И всё же повторюсь: наша психиатрическая бригада этого не делает и не сделает никогда. А причина тут одна: случись чего-то нехорошее, я окажусь, мягко говоря, непонятым. Ко мне сразу же вопрос возникнет: «А за каким, собственно, праздником, вы это сделали, господин психиатр?». В подобных случаях больных мы всегда увозим в кардиодиспансер. И эта больная исключением не стала. Тем более, что пароксизм фибрилляции у неё длился непродолжительное время.
Здесь нужно обязательно отметить, что фибрилляция предсердий – это не просто неприятные ощущения. В таких случаях всегда есть риск для жизни и здоровья. Дело в том, что при фибрилляции в левом предсердии образуется тромб, который может оторваться и «выстрелить» вверх, в головной мозг. В результате этого случится инсульт, последствия которого предугадать невозможно. Именно по этой причине, больным восстанавливают нормальный ритм специальным лекарственным препаратом. Если же по каким-то причинам восстановление ритма невозможно, то больным пожизненно назначаются антикоагулянты.
Антикоагулянты – лекарственные препараты, препятствующие образованию тромбов.
Так, ну что, полчасика осталось до конца моей смены, уж наверно на Центр запустят. Ха, а вот и нет! Ещё вызов сунули: понос и рвота у мужчины сорока одного года. Ааа, всё понятно почему сунули! Завис у них этот вызов: между приёмом-передачей разница в полтора часа! Эх, а ведь ещё год назад я и предположить не мог, что когда-то нам придётся ехать на банальный понос.
Открыла нам супруга больного, которая очень сердито сказала:
- Идите, заждался вас этот за*ранец! Нажрался чёрт знает чего и всем проблемы создал!
Больной со страдальческим выражением лица лежал на диване, рядом с которым стоял таз.
- Здравствуйте, что случилось?
- Ну что ж вы так долго-то? Рвёт меня и понос. Живот болит какими-то приступами.
- Стул и рвота без крови, без черноты?
- Без.
- Главный вопрос: что ели пили?
- Да ничего такого. На работе у сотрудницы день рождения был, она тортом угостила.
- Так, а вот про торт давайте поподробнее. Он магазинный или свойский?
- Она сама пекла.
- Торт с кремом?
- Да.
- А другие как, тоже ели?
- Да, все ели, но про них я ничего не знаю, она же под конец рабочего дня нас угостила. Ну а потом, торт же был свежий, вкусный.
- Вкусность ещё ни о чём не говорит.
Налицо была пищевая токсикоинфекция. Коварство её заключается в том, что поначалу, когда микроорганизмы поселяются, размножаются и выделяют токсины, не меняются ни вкус, ни запах продукта.
Давление низковато: сто десять на семьдесят, при своём привычном сто тридцать на восемьдесят. Ну что ж, ничего удивительного нет: у больного гиповолемия, проще говоря, обезвоживание. Хорошо прокапали его, но одного раза маловато. Предложил ему поехать в больницу, и между супругами произошёл спор, перешедший в ссору. Он был согласен, а она – категорически нет.
- Вить, какая больница, тебе же уже лучше! А кто будет Мишку из сада забирать? Ты же знаешь, что я до семи работаю!
- Нет, а мне ты что предлагаешь, умереть, что ли? Ты же видишь, что мне плохо!
- Меньше надо хе*ню всякую жрать! Тебя дома, что ли, не кормят?
- Да при чём тут это? Ты понимаешь, что день рождения был у человека? Я съел только кусок торта и всё!
- Так, успокойтесь, пожалуйста! – вмешался я. – У нас нет времени. Решайте, едем-не едем. Если нет, то расписывайтесь за отказ и мы уходим!
В конечном итоге, он отказался.
Вот и всё, закончилась моя смена. На Центр приехали уже в половине десятого. Разумеется, вечера. А пока сдал карточки, наркотики, переоделся, пошёл одиннадцатый час. Оформил переработку и попросил у старшего врача дежурную машину, чтоб домой меня увезла. Ведь в такое время надежда на общественный транспорт плохая. И хорошо получилось, прямо к подъезду меня подвезли, будто начальника.
Было ли в этой смене что-то примечательное? Было: три профильных вызова и все женские. Да вот уж так звёзды сошлись и дамы запсихозничать решили. А ещё «скорая» меня отпускать не хотела, будто кричала: «Останься, Иваныч, я всё прощу!». Но ничего, как-нибудь переживёт, через три дня вновь встретимся!