Окончание. Начало здесь https://dzen.ru/a/Y8EUzPTIjCfqAUiu
ГАЗЕТЫ ПИСАЛИ: «ЭТИ ГЛУПЫЕ ПЕСЕНКИ ДУНАЕВСКОГО НИКТО НЕ ЗАПОЕТ»
- Максим Исаакович, на съемках «Трех мушкетеров» собралась очень дружная компания – Балон, Боярский, Старыгин, о чьих любовных и прочих похождениях более 40 лет ходят легенды. Одна из них – как их чуть не поубивали «рогатые мужья» в Одессе и во Львове… Как вы при всей вашей любвеобильности не «влипли» вместе с ними в какую-нибудь захватывающую дух историю?
- Во-первых, я с ними немножко потусовался, конечно. А потом… Актеры – это немного другая категория людей. Они практически все, особенно в молодости, позволяют себе такие буйные выплески, потому что это суть их профессии. Их физика, их тело в этом нуждаются. Все-таки моя профессия более собранная, тихая. Да и воспитание у меня немножко другое. Поэтому я не стал участником всех этих оргий, которые тоже во многом приписываются им. Но то, что девушки «чепчики бросали» при виде мушкетеров во Львове и в Одессе – это факт!
- Михаил Боярский рассказывал: на пике славы был подвержен таким атакам фанаток, что иногда вынужден был буквально применять грубую мужскую силу – так доставали? А у вас были неистовые поклонницы?
- Уверен, Михаил Сергеевич мог применить грубую мужскую силу по отношению к каким-нибудь уродкам, которые ему надоедали. Но по отношению к красивым девушкам, я думаю, он применял совсем другую силу. (Смеется.) Их тоже было достаточное количество. А что касается меня, то у меня таких поклонниц не было никогда. Я хоть и публичный человек, но строю свои отношения с прекрасным полом совсем по-другому. И журналисты – вот возьмите нашу «бульварную прессу» - не пишут ни о каких «моих похождениях». Значит, видимо, этого нету?! А было бы за что, они быстренько ухватились бы.
- Вас называют «родоначальником слияния вокально-инструментального жанра и кино»? Это так?
- Я просто первый это сделал – в «Трех мушкетерах». До этого никто никогда с ансамблем музыку и песни для кино не записывал.
- Еще один заметный этап в вашем творчестве – создание ансамбля «Фестиваль». Павел Смеян мне рассказывал, как вы колесили по стране, давая больше 100 концертов в месяц. Причем первый якобы начинался на рассвете в детском саду, и дети вас слушали, «сидя на горшках». Такое могло быть?
- (Смеется.) Я думаю, что это фантазия. Все должно обрастать легендами. И это тоже одна из них. Про «Фестиваль» могу сказать, что мы объездили весь Дальний Восток, были в Сибири, Волгу проехали. У нас была мощная компания и большой успех. Ведь с нами и Жанна Рождественская работала, и Ирина Понаровская, и Костя Никольский, и тот же Паша Смеян.
«ОБМАНУЛ» ТАТЬЯНУ ЛИОЗНОВУ
- У каждого маэстро свой секрет создания музыки. Как пишите вы?
- Для меня главное - мелодия. Бывает, я пытаюсь ее «ухватить за хвост». Иногда я ее просто позову: «Давай-давай, приходи. Вот сейчас очень нужно!» И она приходит. Иногда не получается. Тогда я не делаю никаких усилий, потому что знаю: если не пришла, значит, «не хочет». Мелодия для меня – это некая Королева, за которой нужно поухаживать немножечко, и она либо сама захочет прийти, либо нет. А вымучивать, выпрашивать? Нет, нельзя.
- Из этой серии история песни «Позвони мне, позвони» из фильма «Карнавал»? Ведь всего вами написано было, если не ошибаюсь, 25 вариантов.
- Да! Татьяне Лиозновой все время что-то не нравилось. В результате, я решил пойти на обман. Принес «новую музыку», она послушала, наконец, сказала: «Вот! Это то, что нужно! Все-таки я не зря столько времени приставала к тебе». А это был самый первый мой вариант, который она забраковала. И он вошел в картину. Потому что был самый искренний.
- Как подсказывает ваш опыт: влюбленность помогает творчеству?
- Наверное, все влияет. А может ничего не влиять – сядешь где-то в уголке посреди шума и… Эврика! Илья Резник может сесть в угол, взять салфетку и написать на ней стихи.
На самом деле способность к творчеству, к любому - это вещь, про которую мы не можем ничего складного придумать в плане научных обоснований. Лично у меня никаких «вспомогательных» ритуалов нет. Просто я люблю какие-то определенные места для этого. Допустим, в загородном доме у меня свой кабинет, который я сам своими руками сделал. Вот я в него люблю войти, посмотреть на семейные фотографии, настроиться. Там как-то пахнет все так творчеством - для меня…
- Вы когда-нибудь писали музыку на спор?
- На спор не писал, но был такой случай. Однажды мой соавтор - поэт Леонид Дербенев говорит: «Знаешь, Славка Добрынин мне сказал, мол, Максим Дунаевский – в общем хороший композитор, но хита-то написать не может». А у меня к тому времени действительно не было ничего такого. Помню, что меня это чуть-чуть задело, и может, это тоже послужило импульсом: а чего же мне не написать хиты? Кстати, я как-то Добрынину рассказал эту историю. Он очень смеялся: «Я Дербеневу такого не говорил. По-моему, он тебя специально решил спровоцировать».
- Из 200 своих песен какие бы безоговорочно занесли в свой «хит-парад Максима Дунаевского»?
- Я бы назвал некоторые, за которые никогда не стыдно. Среди них песни к одной из любимых моих картин «Мэри Поппинс» - «Ветер перемен», «Непогода»… Мне очень дороги «Ах, этот вечер!», «Все пройдет». Многие из них написаны совместно с потрясающими поэтами Наумом Олевым, Леонидом Дербеневым, Юрием Ряшенцевым. Это в общем песни не только лирические, это и философские – в них есть новизна, смысл, содержание. Их не так много, но за них не стыдно.
- Вам не приходилось, подобно Гоголю, «сжигать» свои творения, поняв наутро их беспомощность? Или вы плохую музыку не пишете?
- Почему же, такое бывает достаточно часто. Просто тут же ее забываю, и все.
- А есть произведения недооцененные, которые только потомки смогут понять?
- (С иронией.) Это только после смерти выяснится. Откопают чего-нибудь, глядишь и оценят. У меня есть одна рок-опера, называется она «Саломея, царевна иудейская», которая шла в очень короткий, неудачный период нашей истории культуры – в начале 1990-х, и давно нигде не идет. Думаю, ее могут переоценить - это одно из лучших моих сочинений. Родилась не в то время!
ОЧЕНЬ ТЯНЕТ НАЛЕВО
- Сейчас вы редко пишете для эстрады. Не вписываетесь в шоу-бизнес 21 века?
- А зачем? Когда-то я, например, очень стыдился своей песни «Городские цветы», считая ее слишком кабацкой. Но по сравнению с тем, что появилось на эстраде потом, она оказалось просто… классикой Моцарта. (Смеется.) Не хочу уподобиться старому брюзжащему человеку, не врубающемуся в тему, но для того, чтобы написать хит того формата, который сейчас востребован, ни таланта, ни мастерства не нужно.
- Помните, герой Сергея Мартинсона в старой советской картине «Антон Иванович сердится» утверждал: «Музыку нужно не сочинять, а изобретать!»
- Вот-вот. Музыку «изобретают» многие. Вся сегодняшняя попса, например, - это же изобретенная музыка, не сочиненная. Человек садится к компьютеру и начинает «конструировать» даже не из «кирпичиков», а из уже готовых блоков. И это конструкция! Поэтому в музыке сейчас «живых» произведений почти нет. Все остальное делают бесконечные радио и теле эфиры и ротация. Представляете, за какой короткий срок удалось испортить вкусы наших людей до такой степени, что у нас уже Стас Михайлов и Елена Ваенга становятся кумирами. Очень корявенько поющие и неизвестно что. Хотя объяснение здесь можно найти – попса надоела всем уже до смерти! Так на общем фоне они выглядят действительно «более солидно», я бы сказал. Но чтобы вот так умудриться испортить вкусы…
- Сегодня яркие сильные исполнители, по-вашему, есть?
- Соответственно и исполнителей нет. Некоторые очень хорошие исполнители пытаются выпорхнуть из мюзиклов, такие как Светикова, Гусева, Ланская, Макарский и другие. Они не только хорошие исполнители, они еще прекрасные актеры к тому же. Вот, может, оттуда можно ждать притока серьезных личностей. Но из любой «фабрики звезд» (я имею в виду не передачу, а явление шоу-бизнеса как таковое), конечно, ничего путного не может выйти.
- В свое время вы открыли поющих Боярского, Караченцова... Вы всегда пишите конкретно для кого-то?
- Это самое главное! Я всегда пишу конкретно для кого-то. Например, мюзикл «Мата Хари: Любовь и шпионаж» был написан специально для Ларисы Долиной.
- Кстати, лет 15 назад я ходил на потрясающий мюзикл «Веселые ребята» с музыкой отца и сына Дунаевских. Там блистали Дмитрий Харатьян и Ирина Апексимова. Почему он широко не пошел?
- Очень труден этот жанр. Почему? С одной стороны, у нас прижилась антреприза. С другой – есть государственные театры, живущие на дотационные деньги и деньги спонсоров. А вот между ними находится мюзикл, который не может быть таким же дешевым, как антреприза, где из декораций зачастую одна простыня, две картонки и для переезда из города в город достаточно одного чемоданчика. Мюзикл – это обязательно живой оркестр, серьезные декорации, шикарные костюмы, качественный свет, звук... Он – дорогой продукт! И он конкуренции не выдерживает. Все говорят: «А почему у нас не приживается мюзикл?» А потому что равных условий нет.
- Но это же вам не мешает продолжать писать к ним музыку? Сейчас в Москве и по всей стране идут ваши «Мэри Поппинс», «Алые паруса», «Летучий корабль», «Аленький цветочек», «Три мушкетера», «Дневник авантюриста» по комедии Островского «На всякого мудреца довольно простоты».
- Все равно делать-то что-то надо! Да, и кино у нас сегодня тоже в дерьме, но если не будем снимать, то вообще никакого не будет. Вообще, мюзикл, музыкальный театр – это та область, которой я хочу посвятить себя максимально. Сейчас мне это интересно больше всего.
- Если честно, хотя бы изредка не тянет «изменить» любимому жанру, написать рапсодию или симфонию?
- А я, кстати, до сих пор иногда этим балуюсь! Несколько лет назад я написал большую кантату «Радуйся солнцу» на старорусские и церковные духовные тексты: для симфонического оркестра, хора и трех солистов - баса, сопрано и рок-певца. Кантата была исполнена во Псковском кремле на 1200-летии Пскова при 6 тысячном скоплении народа, имела большой успех. Так что бывают такие у меня «озарения».
КЛУБ «ЖЕН МАКСИМА ДУНАЕВСКОГО»
- Максим Исаакович, а это правда, что женщины любят ушами?
- Думаю, что да. Но, наверное, вы тоже это знаете.
- Многим известным музыкантам прошлого приписывают фразу: «Для того, чтобы соблазнить женщину, мне просто нужно ее довести до рояля?» Вам всегда было этого достаточно?
- Вообще все-таки не всем достаточно довести женщину до какого-то «станка». Тут надо и подальше довести. (Смеется.) Иногда нечто подобное со мной бывало.
- Так и хочется спросить: какие женщины вас привлекают? И где вы их таких ярких, красивых, талантливых находите?
- Они находятся сами. Не могу похвастаться какой-нибудь захватывающей историей знакомства с кем-нибудь из моих жен. Все было по-разному. И они все разные.
- Неужели ничего общего нет - ни внешне, ни внутренне?
- Мало! Правда, у всех есть что-то общее с моей мамой. Ведь связь между матерью и сыном - сильнейшая в мире и из мужчины этот «эдипов» комплекс никогда не выходит до конца. Словом, любимая женщина чуть-чуть должна быть мамой, чуть-чуть любовницей, чуть-чуть – хозяйкой… Всем по чуть-чуть! Но в одном лице.
- Вы сохранили хорошие отношения со всеми своими «бывшими». Как вам удалось то, что не удается из публичных людей почти никому?
- Трудно ответить однозначно. Я думаю, что это, скорее, данность природная – так тянет, так душа зовет. Так даже из эгоистических соображений – лучше и комфортней в жизни. Я никогда не говорил плохо ни об одной из своих бывших женщин. Никогда не делил ни с кем имущества. Уходил - и начинал жизнь с нуля. Наверное, в этом одна из причин, что они не только со мной ровные отношения поддерживают, но и между собой дружат, общаются! С легкой руки Наташи Андрейченко появилось даже шутливое выражение: «Пора создать «клуб жен Дунаевского».
ТРИ КИТА - ВОДКА, ПЛАВАНЬЕ И ТЕННИС
- Вы едва ли не единственный из наших композиторов, чья музыка звучит в нескольких голливудских фильмах. В чем Америка повлияла на вас как на музыканта?
- Я прожил в Лос-Анджелесе 9 лет и много там чего повидал. Работал на русском телевидении, писал музыку к фильмам и шоу в Атлантик-сити. Говорить, что в США я имел шумный успех, не буду, как это делают многие, кто возвращается. Работал на хорошем профессиональном уровне. Для меня Америка – это, прежде всего, их технологии, совершенно другие отношения внутри творческих коллективов. Они более жесткие и более конкретные, точные. Не важно, в музыке или в кино. Технологически там действительно другой качественный уровень! И это стоило перенять. Поэтому, вернувшись сюда, и я, и Саша Журбин и другие, кто там работал, стараемся выстроить свои отношения с режиссерами и киношным окружением правильнее. Скажу вам честно: пока это больших трудов стоит и плохо приживается.
- Можете назвать самый тяжелый момент в вашей американской «одиссее»?
- Мы там пытались создать шоу-театр с рестораном - в Штатах такие представления называется диннер-шоу. Один из моих друзей купил громадное по размерам заведение, с хорошей сценой. Мы его хорошо оформили, сделали звук, свет… Пытались наладить этот бизнес, но, конечно, с нашим российским пониманием бизнеса мы не смогли одолеть трудностей, а трудности были просто ужасающие. Ведь в тот момент на это было брошено все – и здоровье, и деньги, и время. Поэтому порою приходилось мелочь считать по карманам… Буквально!
- Почему не захотели остаться на заокеанской «фабрике грез»?
- Хотел! Но душа и работа позвали сюда. А теперь – на пенсионный какой-то период, может быть, снова в Америку поеду… Я точно также скучаю и по любимым американским местам тоже.
- У вас трое детей. Есть надежда, что кто-нибудь из них продолжит династию композиторов Дунаевских?
- Единственный шанс - моя старшая дочка Алина. Она живет в Париже, там организовала рок-группу. Пишет музыку, поет, аранжирует. Мое мнение: она талантлива. И при удачных стечениях обстоятельств из нее может выйти толк. Хотя добиться успеха за рубежом очень сложно.
А больше – никто! Старший сын Митя подавал надежды, у него большие способности и музыкальные, и актерские. Даже какое-то время в голливудскую актерскую школу ходил. Но принял решение посвятить себя настоящему мужскому делу – он финансист, работает в крупной швейцарской компании. Младшая Полина играет в театральной студии при Детском музыкальном театре и говорит, что хочет стать артисткой. Посмотрим!
- А ваш закон – нейтралитет?
- Абсолютный.
- Раньше на вопрос, как проводите свободное время, вы отвечали: «Водка, плавание, теннис. И ничего больше!» А сейчас что ответите?
- Да то же самое. Это же вещи веч-ны-е! Ну естественно, семья все-таки к этому прибавляется. Но семья как раз мешает отдыху. Она же какое-то время терпит, а потом начинает что обязательно просить, клянчить, давить… Поэтому я не ратую за то, чтобы отдыхать без семьи, но именно поэтому я не включаю ее вот в этот перечень. А вот теннис для меня – это не только игра и физическое удовольствие, но это и общение, и времяпровождение, и уход от всякой рутины и ерунды – в этот момент у тебя голова абсолютно свободна. Водка – это не просто выпивка, а это тоже любимые друзья, с которыми ты общаешься, делишься, они наполняют тебя. Плаванье для меня – это прежде всего море. Без него я вообще не понимаю, что такое отдых. В горах мне неинтересно. Лыжи? (Морщится.) Я катался на лыжах – максимум один-два дня. А вот море никогда не надоедает.
- И последний вопрос. Петр Ильич Чайковский, выводя формулу успеха, сказал, что успех – это 10 процентов гения, 90 - потения. В вашем случае как?
- Абсолютно не согласен с его формулой. Я бы сказал так: 50 процентов гения, процентов 10-20 потения, остальное – удача. И все компоненты этой триады — важнейшие вещи. Выпади хотя бы один – результата не будет.
- Максим Дунаевский удачливый человек?
- Думаю, что да! В моей жизни есть моменты несомненного везения… Кстати, недавно мой друг, один из богатейших людей страны (не буду называть его фамилию) сказал мне: «Знаешь, Максим, мне в жизни никогда не везло!» После этого мне хотелось упасть со стула… (Хохочет.) Вот он не считает, что его миллиарды – результат фарта, считает, что все заработал кровью и потом. А я, у которого нет в наличии и крошечной доли того, называю себя везучим. Согласитесь, парадокс! Но главное, что я себя таковым всецело ощущаю.