Максим Дунаевский - уникальный случай, когда композиторская династия получила достойное продолжение. Сын великого Исаака Дунаевского, которого при жизни называли «красным Моцартом», - сам уже более 40 лет один из лучших маэстро страны. Причем, как и отец, знаменит, в первую очередь, своими песенными шедеврами. Среди них – «вечные» хиты из фильмов «Д’Артаньян и три мушкетера», «Мэри Поппинс, до свидания!», «Карнавал», «Ах, водевиль, водевиль!» и многие-многие другие.
К своим 78 годам (15 января – был день рожденья) Максим Исаакович написал музыку к 20 мюзиклам и более чем к 80 фильмам, успел поработать в Голливуде, восемь раз женился. Он - отец трех детей, заядлый теннисист и неоднократный победитель турниров «Большая шляпа», гламурный и амурный герой глянцевых журналов, непременный член жюри всевозможных песенных конкурсов и фестивалей.
А еще Максим Дунаевский - трудяга, каких поискать. Обычно его рабочий день заканчивается глубоко за полночь. При этом мобильный телефон всегда занят – «разрывают на части» продюсеры, организаторы мюзиклов и концертов, журналисты.
…Когда мы договаривались об интервью, на вопрос «как он умудряется столько лет жить в таком безумном графике и когда успевает писать музыку?», композитор рассмеялся: «Да для меня самого это загадка! Но я люблю такой график. Наверное, это и есть сама жизнь!»
СИСТЕМА «РАЗГИБАНИЯ САКСОФОНОВ»
- Максим Исаакович, ваш отец, Исаак Дунаевский, был личностью невероятной: композитор №1 страны Советов, всенародно обожаемый, автор музыки лучших песен своего времени. И вдруг – гонения, нелепо ранний уход в самом расцвете сил, множество слухов и легенд по поводу его смерти, которые живы до сих пор.
- К сожалению, все это так.
- Считается, что Исаак Осипович попал в опалу из-за печально знаменитого Постановления ЦК ВКП(б) от 10 февраля 1948 года «Об опере «Великая дружба» Вано Мурадели». Именно оно послужило причиной его травли и в результате сильно ударило по его здоровью?
- Вообще травля отца началась несколько позже. А постановление? Конечно, папа был в группе, кого тогда предали анафеме. Но он пострадал не настолько как, скажем, Дмитрий Дмитриевич Шостакович или Сергей Сергеевич Прокофьев – наши классики серьезной музыки. Другое дело, что в СССР фактически запретили джаз, вообще всякое, по их терминологии, «подражание Западу», а папу явно относили к «эпигонам западной музыки». И эта «система разгибания саксофонов», как я это называю, - на него очень негативно подействовала. Но, тем не менее, он продолжал работать: ему заказывали фильмы, оперетты. В отличие от Шостаковича, которого практически лишили такой возможности. Мелодии Прокофьева были признаны плохими, не соответствующими советской действительности, и он вынужден был писать мелодии советские, «светлые», что, кстати, у него получалось тоже гениально. Это такой вот небольшой экскурс в историю…
На самом деле совсем уж откровенная травля началась позже – в начале 50-х годов и была инициирована профессурой Горьковской консерватории (почему-то!), которую, как я думаю, кто-то специально настропалил. Их «открытое письмо» было опубликовано в газете «Правда», наделало много шума, потом естественно попало в ЦК, появились соответствующие статьи во многих газетах.
- В чем суть письма?
- В том, что композитор Исаак Дунаевский – «явление антисоветское».
- Разве он не был любимчиком Сталина, который, как считалось, ему лично покровительствовал?
- Насколько мне известно, нет. Друг нашей семьи – Аркадий Исаакович Райкин мне рассказывал, что Сталин не был доволен отцом. Ведь папа не был коммунистом, не писал откровенно пропагандистских песен – про вождя, про партию. Он даже в войну писал в основном лирические песни, что вызывало большое недовольство. То есть он не был «придворным композитором». Правда, до поры до времени Сталин не разрешал таких людей, как он, трогать.
А после той публикации в «Правде» «оргвыводы» последовали немедленно. Ему не дали очередного звания - «народного СССР», которого он заслуживал к своему 50-летию. Это был однозначно плевок государства в лицо самому популярному композитору страны. За последние семь лет своей жизни он больше не получал никаких премий, наград. То есть его, так сказать, «отстранили». «Ухватились» за его старшего сына Евгения - моего старшего брата. И это, безусловно, сказалось на здоровье отца – он очень сильно переживал.
- «Ухватились за сына» - это вы про трагический случай, когда во время вечеринки на даче Дунаевского погибла девушка?
- Именно. Тем более, что сам Женя был достаточно косвенным участником той дачной истории. Но там были так называемые «дети-мажоры» - золотая молодежь того времени. Скандал раздули, пустили слух, что на даче знаменитого композитора творится Бог знает что, а самого Женю Дунаевского якобы «посадили за изнасилование» и даже чуть ли не «расстреляли»…
Конечно, папу цепляли за все тогда, за что можно было зацепиться. В результате он умер довольно молодым, в 55 лет, в общем-то от банального приступа ишемической болезни – сердечной недостаточности, при которой его сегодня спокойно бы вытащили.
- ?!
- Прихватило сердце, а дома, как назло, не было никого. Он просто не смог дотянуться до лекарства. Но и после смерти его не оставили в покое – в народных массах потом долго жила сплетня, мол, Исаак Дунаевский не выдержал позора и «покончил жизнь самоубийством». Впрочем, такие сплетни бродили в основном по низам. Тем, кто близко знал отца, даже в голову не могло прийти, что он мог уйти из жизни по собственной воле.
- А кому и чем он мешал, зачем понадобилось распускать сплетни? Тем более, когда композитора уже нет в живых.
- Думаю, что это зависть! Зависть к баловню судьбы – к, как его называли, «советскому Моцарту». Дух-то его живет. Произведения исполняются. Ну что вы! Человеческая зависть – это «нормальное» явление во все времена. Причем, чем человек более талантлив и талант его открыт всем, тем больше это вызывает озлобления, неприятия. И всегда так было и будет. К сожалению!
«ПРОЧЕРК - В ГРАФЕ «ОТЕЦ»
- Кстати, ваш сводный брат Евгений сильно пострадал из-за той дачной истории. Казалось бы… С блеском закончил Суриковку, как художник подавал большие надежды, и вдруг вся карьера пошла под откос – за всю жизнь ни одной персональной выставки.
- Карьера – да, была сильно подпорчена. И плюс сказалось, конечно, то, что Женя был совсем не боец по жизни. Он не захотел бороться! Денег на безбедное существование ему хватало. Ведь папа очень много оставил после себя, и большую часть как старшему и законному сыну – ему. Поэтому Женя прожил всю свою жизнь, особо не тревожась о заработках. И это тоже, я считаю, в какой-то степени помешало ему реализоваться в творчестве.
- Вы хотите сказать, что Исаак Дунаевский был богат? Разве это было возможно в СССР?
- Отец был чрезвычайно состоятельным. Даже по нынешним меркам. Он входил в число десяти-двадцати творческих людей, которым «разрешалось» быть богатыми. Среди них были, например, Сергей Михалков, из писателей – Валентин Катаев, Михаил Шолохов, из режиссеров – Григорий Александров… Другое дело, что они не могли это использовать, как это можно использовать сегодня, к примеру, купив себе шикарный особняк в Лондоне. Но внутри страны они были очень состоятельными.
- Это правда, что после его смерти пришлось добиваться официального признания вас сыном Дунаевского?
- Да. Несмотря на то, что последние 15 лет папа и мама жили вместе (и об этом знали все!), официально он с прежней женой разведен не был, а по законам тех лет женатым не разрешали регистрировать внебрачных детей. Поэтому в моем свидетельстве о рождении долгое время в графе «отец» стоял прочерк. И для того, чтобы меня признали сыном Дунаевского даже потребовалось специальное постановление Совета Министров СССР.
- «Фамильные» неприятности коснулись вас лично в дальнейшем?
- Слава Богу, нет. Во-первых, я тогда был совсем маленький. Во-вторых, меня сразу взяли под свое крыло соратники отца, которым он сам помогал по жизни, - Марк Фрадкин, Тихон Николаевич Хренников, Андрей Эшпай, Дмитрий Кабалевский. Эти люди не только мои учителя, но и просто мои «крестные отцы». Они по-настоящему меня пригрели и в дальнейшем помогали.
«ИЗ «ПЛОХИХ» ЧЕРТ ОТ ОТЦА ДОСТАЛАСЬ ЛЮБВЕОБИЛЬНОСТЬ»
- Многие состоявшиеся композиторы иногда говорят примерно так: «Если бы не было Моцарта, Бетховена, Баха или Россини – не было бы меня». Если бы Исаак Дунаевский не был вашим отцом, кем бы вы могли стать?
- Как известно, история не любит сослагательного наклонения. Но из всех возможных вариантов, которые появлялись в моем детстве, пожалуй… Например, шофером! В моем детстве был период, когда я был дико влюблен в машины и мне нравилось «крутить баранку». Еще мог стать спортсменом. Меня тянуло всегда в спорт и тянет до сих пор, несмотря на солидный уже возраст… Я играю много лет в теннис, люблю играть в футбол. И сейчас, если кто-то предложит, с удовольствием погоняю мяч! А в детстве я и в волейбол играл, и в баскетбол, и в хоккей, и легкой атлетикой занимался. Правда, всем этим я был вынужден заниматься тайно.
- Почему «тайно»?
- В семилетнем возрасте у меня обнаружили порок сердца. На самом деле это была такая достаточно «популярная» врачебная ошибка в то время - возрастной шумок в сердце ребенка сразу принимали за порок. И начинали немедленно «лечить», то есть обездвиживать, заставлять соблюдать постельный режим и т.д. Точно так было со мной. Мне категорически запретили любые физические нагрузки. Но я был не послушный, поэтому потихонечку ходил в спортивные секции. Причем – вынужденно – в разные. Ведь в одной секции я долго оставаться не мог – рано или поздно я должен был приносить медицинскую справку, что здоров как бык, которой у меня, разумеется, не было. Я «тянул резину», меня выгоняли, и я переходил в другую секцию. Таким образом я одолел несколько видов спорта. (Смеется) И даже получал высокие разряды! А потом к 14 годам врачи обнаружили, что никакого порока у меня нет. И никогда не было.
- Задам вопрос по-другому. Вы могли композитором не стать?
- Спокойно! Лет в пять-шесть я занимался музыкой, а потом не захотел. Стало скучно, мне было лень разучивать чужие произведения. И отец не стал меня насиловать - он считал, что силком в профессию не втолкнешь. Он сказал: «Эх, ничего не получится. Пусть уж лучше играет в футбол как все!» По большому счету, я стал заниматься музыкой только на одиннадцатом году жизни, когда его уже не стало. Вот тут мне вдруг страшно этого захотелось. Самому! И это получилось естественно, само собой. Поэтому, я думаю, на меня совершенно не повлияла профессия родителя. Я с таким же успехом мог стать, например, балетным - потому что моя мама, Зоя Пашкова, была балериной. Но меня же никто не отдал в хореографическое училище.
- А мысли такие у мамы были?
- Да и не было! И у меня, кстати, по отношению к моим детям, нет никаких мыслей. Пусть себя во всем, что хочется, пробуют!
- Признайтесь: кому была посвящена первая ваша мелодия?
- Маме! У меня до сих пор хранится картоночка, красиво оформленная, с обложкой, которую я сам сделал, можно сказать, своими руками. Написано: «Две маленькие пьесы для фортепиано». Помню, одна называлась «Маленький вальс». Приписано: «Опус №1. Посвящается моей дорогой мамочке». Мне тогда было лет девять.
- А вы сами верите в гены, наследственность?
- Верю. Только неизвестно каким образом это проявляется. Может, в следующем поколении. Или через два… Никто этого не может знать точно.
- Вспоминая об отце, вы говорили, что, прежде всего, запомнили его темпераментным, остроумным, веселым, с чрезвычайно положительной энергетикой и очень работоспособным, по-настоящему влюбленным в жизнь...
- Еще папа фантастически умел любить - его отношения с мамой поражали меня пылкостью и свежестью чувств. Родители постоянно держались за руки, целовались – наблюдать это было удивительно. Это одно из ярчайших моих детских воспоминаний.
- Как считаете, что вам передалось от него?
- Наверное, передаются какие-то общие черты характера – и плохие, и хорошие. Из хороших я бы выделил то, что я тоже достаточно оптимистично отношусь к жизни, всегда положительно заряжен на все, что делаю, потому что без позитивного заряда, скорее всего, ничего хорошего не создашь. И всех окружающих поначалу (порой не подозревая подвоха) я воспринимаю исключительно в розовых тонах. Из плохих - то, что я всю жизнь прошел таким… чересчур уж любвеобильным. (Смеется.)
- Разве это минус?
- С одной стороны – хорошо. С другой – некое распыление сил и энергии. Во всем – и в личной жизни, и в творчестве. Так что, думаю, что здесь больше минус.
ГАЗЕТЫ ПИСАЛИ: «ЭТИ ГЛУПЫЕ ПЕСЕНКИ ДУНАЕВСКОГО НИКТО НЕ ЗАПОЕТ»
- Блестящий мелодист и композитор-лирик Геннадий Гладков начинал свою музыкальную карьеру с того, что играл на аккордеоне «Мурку» друзьям-уголовникам. Как начинали вы?
- Вот вы спросили, что я унаследовал от отца. Одно общее я знаю точно: он начинал как серьезный композитор, писал симфонии, балеты, но потом ушел в кино и музыкальный театр. И у меня та же история. Я закончил теоретико-композиторский факультет Московской консерватории. (О чем, естественно, не жалею: музыкант без академического образования – неполноценный музыкант!) В молодости я тоже писал серьезную музыку - кантаты, сонаты, циклы романсов, хоры… Но меня всегда тянуло в музыку драматургическую – в кино, театр. Я рано начал работать – в 18 лет. И сразу музыкальным руководителем в эстрадной студии при МГУ «Наш дом» Марка Розовского, Ильи Рутберга и Альберта Аксельрода, откуда вышло много известных ныне актеров и режиссеров. Хотя все мы были очень молодыми – Розовскому было 24 года, мне – 18, но для меня это была, конечно, грандиозная школа жизни, как бы сказал Горький – «мои университеты». Основа основ. Там я начал писать песни и мюзиклы. Да так активно, что до сих пор не могу остановиться.
- Начиная с 1974 года, один за другим выходили фильмы с вашей музыкой. А когда вы поняли, что вот она – настоящая слава?
- Известным меня сделал фильм «Д’Артаньян и три мушкетера». Тогда посыпались заказы, предложения, появилось телевидение. Сразу открылись все двери!
- Сегодня «Пора-пора-порадуемся на своем веку» и «Есть в графском парке черный пруд» - настоящие ретро-хиты. А ведь поначалу, ваши песни, наверное, ругали на чем свет стоит?
- У Ильи Ильфа в «Записных книжках» есть фраза: «50 лет ругали. А потом за это же хвалить будут!» Конечно, не все, что ругают, потом хвалят. Но во всяком случае – это частое явление. У меня даже остались какие-то заметочки из газет «Правда», «Советская культура», где писали, и среди них критики были довольно известные, что «эти глупые эстрадные и пошловатые песенки Максима Дунаевского никто никогда не запоет». К счастью, к подобной критике я отношусь спокойно, с юмором. Больше реагирую на мнение моих друзей, близких.
- До серьезных цензурных запретов не доходило?
- Ну было немножко, но это так смешно выглядело. Когда, например, в безобидной детской песенке «Я – Водяной, я - водяной» вдруг «находились» политические подтексты. Чуть ли не сам Председатель Гостелерадио СССР Лапин сказал, мол, «куда это они собрались лететь? Не в Израиль ли случайно?»
- Сергей Георгиевич Лапин вошел в историю культуры того времени – прославился запретами на творчество многих ярких певцов и композиторов, размагничиванием их записей…
- И между прочим, сам он был далеко не глупый человек. Просто время было такое. А он был герой своего времени и дитя режима.
А по поводу цензуры и преследований, знаете… Когда сегодня некоторые творческие личности рассказывают, как их в те годы третировали и прижимали, из-за чего они не самореализовались, я этому не верю сильно. Я считаю, настоящий талант прорвется при любом режиме – будь то во времена Римской империи или Советского Союза. Не важно – рабы или крепостные актрисы… В СССР всех прижимали так или иначе. Уж как Солженицына гнобили, из страны выгнали. Он все равно остался самим собой, и его жизнь была полна и интересна. На этом фоне вообще непонятно, на что жалуются те мелкие люди, якобы притесняемые за песни. Что две строчки вам не разрешили? Это глупо, недостойно. И я к таким людям отношусь соответственно. Ну да, были у нас, конечно, инакомыслящие, так сказать. Но это совсем другая категория людей. Они всегда – инакомыслящие, при всех режимах.
- На съемках «Трех мушкетеров» собралась очень дружная компания – Балон, Боярский, Старыгин, о чьих любовных и прочих похождениях без малого 40 лет ходят легенды. Одна из них – как их чуть не поубивали «рогатые мужья» в Одессе и во Львове… Как вы при всей вашей любвеобильности не «влипли» вместе с ними в какую-нибудь захватывающую дух историю?
- Во-первых, я с ними немножко потусовался, конечно. А потом…
Окончание интервью - завтра.