И, пожалуй, самый популярный аттракцион ярмарок дореволюционной России.
"Это небольшой, аршинный во все стороны ящик с двумя увеличительными стеклами впереди. Внутри его перематывается с одного катка на другой длинная полоса с доморощенными изображениями разных городов, великих людей и событий. Зрители, "по копейке с рыла", глядят в стекла, - раешник передвигает картинки и рассказывает присказки к каждому новому нумеру, часто очень замысловатые" (Дмитрий Ровинский)
Успех представления во многом определялся остроумием раешника, ибо его комментарии сопровождали показ картинок.
А показывали там преимущественно лубок - понятный и любимый в мирской крестьянской жизни "комикс".
Лубок - это вообще удивительный синтез изобразительного искусства, театрального действа и литературы.
При Петре I царила академическая немецкая и голландская гравюра (Алексей и Иван Зубовы). Русский лубок стал ее антитезой, ибо у академиков все было профессионально и скажем так чопорно, а лубок он, как говорится, и в африке лубок.
Но и с лубком не все так просто, как может показаться на первый взгляд.
Если академики пропагандировали точные науки и "правильность", то народное творчество стояло на защите сказаний, былин, песен, баек, шуток и прибауток. "Неправильный", но меткий крестьянский глаз совмещался в лубке с ярким, фамильярно-разговорным словцом. Такая незатейливая, полная радости, здравого смысла и остроумия историческая память народа - про быт и нравы, про предрассудки и верования, про все то, что забавляло и занимало его.
На Руси лубок появился в 16 веке. Ученые до сих пор спорят о происхождении его названия - "лубок". То ли от слова "луб" - старорусское именование липы, на досках которой вырезали картинки; то ли от лубяных коробов, в которых сие народное творчество разносили; то ли, согласно московской легенде, от Лубянки - улицы, где жили мастера лубочного искусства.
Все началось в монастыре - в Киево-Печерской лавре. Аккурат именно там в 17 веке стали печатать бумажные иконы, которые массово продавались на ярмарках и в монастырях - религиозный лубок, который само собой скоро оброс цензурой, дабы ереси не было.
Например, "Библию для народа" (1695) Василия Корня категорически запретили, а тираж весь уничтожили. Потому что Христос неканонический и вообще Каин в одеждах русского смерда, пашущего землю сохой! (сегодня единственный неполный экземпляр этой книги хранится в РНБ в Петербурге).
Московский Патриарх Иоаким в 1674 году запретил "покупать листы, коеи печатали немецы еретики, лютеры и кальвины, по своему проклятому мнению". Ибо лики святых должны были писаться на доске и по канону, а печатные изображения предназначались для "пригожества".
Правда и "пригожества" вскоре попали под внимательный чиновничий глаз, ибо изображения царских особ должно было выходить благообразным. Но слава богу крестьянский люд сие предписания и указы выполнял неохотно и на ярмарках часто продавались листы весьма вольного содержания (было много сюжетов про Петра, про бунты крестьян, про Гаргантюа, который пожирает еду и ассоциируется с Людовиком XII - это считывалось как бунт низшего слоя общества против барина и запрещалось властями).
Цензурный устав дозволял печатать исключительно "нравственно полезные и безвредные картинки". Пропаганда-с. Да-да, тогда быстро смекнули как сильно лубочное творчество на народ влияет, ибо сие картинки для крестьян становились источником новостей и знаний: они стоили дешево и заменяли газеты.
Это только в 17 веке "фряжские" или потешные листы, как обзывали еще лубок, собирала знать для декора своих интерьеров. В 18 веке им эта забава надоела, да и низкопробно все это, чай не Рокотовы с Боровиковскими. А вот мещане, ремесленники, купцы, безграмотный дядя Вася из тверского уезда охотно раскупали лубочные картинки. В 19 веке практически в каждой крестьянской избе стены были украшены лубком.
Как правило, лубочные картинки всегда сопровождались текстом - от слов молитвы через сказания и былины к мирским новостям о ходе, скажем, Русско-турецких войн ("новостной" лубок, правда, многократно преувеличивал боевые потери вражеских войск до фантастических размеров, но то дело ясно, пропаганда-с).
Так вот. Про тексты. Как это ни парадоксально, цензура своей священной лапой могла коснуться не только лубочного изображения, но и самого текста. И не важно, то было слово из "Московских ведомостей" или стихи Пушкина. Сказку о попе и работнике его Балде все помнят? Аккурат после цензуры главный персонаж "поп толоконный лоб" превратился в "купца Кузьму Остолопа", а стихотворение "Романс" юношеского периода поэта стало именоваться "Следствия порочной любви". А все потому, что среди мирских цензоров было духовенство.
У простого люда особенно популярны были всякие сюрреалистичные небылицы, типа рассказа о быке, который превратился в человека и подвесил мясника за ногу на крюк. Подавалось все это под соусом взаправдашних событий - реальных случаев, произошедших в далеких краях. А еще часто для лубочных листов перепечатывали сообщения из газет, типа "Санкт-Петербургских ведомостей", о всяких диковинках, например новости о громадном ките, пойманном в Белом море.
И если вам кажется, что лубок - это всегда максимально просто и прозрачно, то как бы да, но нет. Во-первых, как и любое произведение искусства, потешные листы требуют внимательного глаза, чтобы увидеть и прозреть 😂
Вот, скажем, "Мыши кота погребают" - то сказ про Петра и его нововведения, которые поперек горла люду русскому стояли. Тут мы найдем и одноколку, запрещенную указом 1668 года, и мышку с табачком, за курение которого били кнутом, и подбритые усы.
Или "Раскольник и цирюльник", где изображен не кто иной, как первый российский император Петр, ибо раскольник-старовер с бородой, а это уже срамота и бороду надо отстричь.
Лубок всегда отображал насущные проблемы своей эпохи.
Во-вторых, за незатейливостью нарратива в лубочной картине всегда заложен текст. И текст - это очень важная составляющая лубка.
Вот "Баба Яга дерется с крокодилом" (чтобы не было никаких сомнений кто есть крокодил, под стариком с крокодильим хвостом нарисован маленький парусный кораблик - любимое детище Петра, а Баба-яга одета в "чухонский" костюм - т.е она есть Екатерина I; оп, и безобидная вещь становится язвительной карикатурой на петровские реформы).
Существует две версии этого лубка. И там, и там орфографические ошибки. Окей, если первый автор был безграмотный, то почему второй в своей копии искажения текста не поправил, а наоборот, еще больше ошибок сотворил?
Первый вариант текста: "яга баба едетъ скоркодиломъ дратиса на свинье с пестомъ даунихже покустомъскляницасвiно".
Второй: "баба яга деревяна нога едеть скаркарладиломъ дратитиса на свирье спестомъ стоит вина".
Заметили - предлоги с существительными и там, и там написаны слитно выборочно! Потому что это не про сказочно безграмотную срамоту народа.
Или вот листок про петровские ассамблеи. Тут вам тоже ворох орфографических ошибок.
Почему? Потому что текст лубка был не столько объектом чтения, сколько обязательным атрибут, призванным подчеркнуть театральность действа. И тут мы возвращаемся в начало сказа моего и вспоминаем раек.
Т.е перед нами не сами бытовые сценки как таковые, а их театрально представление. Лотман вообще гениально, я считаю, высказал на этот счет - слово в лубке не для чтения глазами, он делался на слух.
Его удобно выкрикивать как частушку, легко запомнить и потом по памяти пересказать. Как самому раешнику (этот аттракцион вообще сильно напоминал народный театр), так и дяде Васе из тверского уезда, который довольный возвратился в хату, прикупив у офени пару тройку лубочных картинок.
Подпись в лубке как бы разыгрывает, оживляет рисунок, а не наоборот (как книжная иллюстрация и подпись). Описания никакого нет, зритель сам должен восстановить и вообразить пропущенные звенья. В том же "Цирюльнике" сначала идет простая фиксация, мол, он хочет бороду отстричь, а потом прямая речь: "раскольнiк говоритъ слушаi цирюльнiк я бороды стричь не хочу вотъ гледи я на тебя скоро караулъ закричу".
Кстати, помните дролерей?
Так вот, в России о них тоже краем уха слышали 😁
