Плохо помню, о чем именно мы говорили в ту ночь. Было много виски. И отчего-то фисташек. В четыре утра мы решили пойти в круглосуточный Макдональдс на Тверской, но дошли только до памятника Кропоткину. Около которого сначала стошнило меня, а потом Антона. После чего мы вернулись в квартиру, рухнули на кровать и оба мгновенно уснули.
Так начались мои самые странные отношения с мужчиной.
Хотя назвать Антона мужчиной в традиционном смысле этого слова сложно.
Он работал в модельном агентстве и был в то время достаточно известен, его эталонный, словно высеченный из мрамора, торс можно было увидеть не только в глянцевых мужских изданиях (раздел мода-красота), но и на рекламных билбордах известных брендов мужской одежды.
Кроме того, Антон оказывал эскорт-услуги. Почти стометровые апартаменты на Остоженке оплачивал один его очень высокопоставленный поклонник.
Именно тот, из-за которого Антон и планировал свести счеты с жизнью.
Но все обошлось. На смену одному спонсору пришел другой. Жизнь потекла по привычному руслу. Мы с Антоном перезванивались, переписывались, несколько раз вместе ходили на презентации.
Помню, после одной из них Антон затащил меня в ЦУМ и купил туфли от Версаче. Я, конечно же, не хотела принимать такой дорогой подарок, упиралась, говорила, что туфли не в моем вкусе. Но Антон пообещал устроить грандиозный скандал прямо в магазине и обвинить продавцов в том, что они плохо нас обслужили и вообще, что ассортимент у них говно. Я смотрела на него и понимала: не шутит. Пришлось туфли взять.
Прошло лет пять. Я вышла замуж за своего не мужа. Родила сына. И ушла из большого глянца. Связь с Антоном прервалась. Мы даже с Днем рождения и Новым годом как-то постепенно перестали друг друга поздравлять.
Все изменилось, год назад, когда я впервые арендовала кабинет для консультаций на Кропоткинской и невольно стала часто возвращаться мыслями к Антону. Пару раз, прогуливаясь после работы по Остоженке, останавливалась около его дома. Высчитывала окна на четвертом этаже. Хотя, зачем?
Наверняка, он там уже не живет, бурчала себе под нос.
И вдруг. В середине декабря - звонок.
Антон.
Я удивилась и не удивилась одновременно.
- Завтра в три жду тебя в Кофемании у консерватории, - говорит.
- И тебе привет-как дела, - отвечаю. - А ты не хочешь спросить, в Москве ли я, например? И не занята ли завтра?
- Да, куда ты денешься, - сказал. И повесил трубку.
Совсем не изменился, вздохнула я.
Но когда на следующий день вошла в кофеманию и увидела старого друга, поняла - изменился. И очень.
И дело не во внешности. Он по-прежнему был безупречно скроен, ни капли не поправился. Его лоб сиял ботоксовой гладкостью, а идеальные, белейшие зубы служили лучшей рекламой его стоматологу. Только в мягких, все таких же густых, волосах появилась проседь. Но расположилась она так художественно и артистично, что я заподозрила ее искусственную природу. Сейчас и такое бывает.
В общем, внешне Антон был все тот же скучающий бонвиван без определенного возраста и профессии.
Но что-то неуловимое, что-то зловещее и острое, как инфаркт, появилось в ощущениях от взгляда на него.
Подошла к столику. Он встал. Пару мгновений сканировали друг друга.
- Глаза у тебя по-прежнему прекрасные, - говорит. - А сапоги … - делает паузу и я непонятно почему, ведь на этот раз на мне хорошие, дорогие ботфорты, внутренне сжимаюсь, - сапоги - охуенные. Очень тебе идут!
Выдыхаю и бросаюсь к нему на шею. Оказывается, я соскучилась. Очень.
- И я, - признается он.
Сажусь, листаю меню, готовлюсь к уютной, непринужденной беседе. И тут он как обухом по голове:
- Выйдешь за меня? Ненадолго, часов на пять. Очень нужно.
Тон насмешливый. Глаза тоскливые. Как у актера, которому утром поставили страшный диагноз, а вечером он вышел играть комедию.
- Выйду, - соглашаюсь. - Только мужу позвоню, предупрежу.
Улыбаюсь.
- Отлично, - кивает без улыбки. - Тогда завтра поедем.
- Куда?
- К моему отцу.
- Ты никогда не рассказывал про своего отца…
— Это что-то меняет? - спрашивает жестко.
- Нет, - мямлю, - все в порядке. А зачем нам ехать к отцу? Благословение просить, что ли?
Все еще пытаюсь придать разговору легкий, жизнерадостный лад.
Он смотрит на меня тяжелыми глазами.
- Отец в хосписе. Хоспис хороший, частный. Я оплачиваю. Врач сказал, ему не больше пары недель осталось. Месяц, если чудо.
Чувствую, как его неподъёмный взгляд придавливает меня бетонной плитой. Ощущение как в предутренний кошмаре, когда грань между сном и реальностью самая тонкая.
- Тоня, милый, - шепчу его старое прозвище. - Как же? Как я могу помочь? Хочешь, я сейчас же своему волшебному врачу позвоню, может он что-то порекомендует, подскажет…
Антон протягивает ладонь над столом и мягко закрывает ей мой рот.
- Не надо ничего, Стаська, - тоже вспомнил прозвище. - Все, что можно, я уже сделал. Кроме… У отца мечта всегда была. Он хотел, чтобы я был нормальным. Ну, ты понимаешь. Мы поэтому и не общались никогда. Год назад он заболел. Брат рассказал. Я через брата помогал. Лучшие врачи, исследования, препараты. У меня хорошие связи. Ты же знаешь, - грустно качает головой. - Бесполезно. Стадия неоперабельная. Пару месяцев назад ухудшение. Не в больнице же ему доживать, я его в хоспис перевел. Это лучшее заведение в Москве. Пятизвездочная резиденция. Для тех, кому скоро на кладбище, - усмехается мрачно.
- Тоня, - сжимаю его руку.
- Ладно, - передёргивает плечами. - Я не об этом. Мне нужно, чтобы ты поехала со мной и изобразила мою жену. Ну, типа я нормальный. И он мог спокойно …
Антон не договаривает. Его лицо странно скукоживается, шея и грудь дергаются так, словно кто-то невидимый пуляет в него теннисными мячиками. Он изо всех сил пытается не заплакать.
Бросаюсь к другу, обнимаю и начинаю гладить по голове, как маленького мальчика .
- Все хорошо, - шепчу в макушку, пахнущую селекционным парфюмом, - я поеду с тобой, я сыграю роль твоей жены. Я сделаю все, что нужно.
- Спасибо, - он снимает мои руки с головы и целует ладони. - Спасибо…
(окончание истории в следующем посте )