Рассказ о папиной ветке начинается, как положено, с конца. Поскольку с папиными родителями Фросей и Мотей больше общалась Маша, ей слово.
Дома жизнь катится по рельсам: школа, кружки, домашка, воротнички на форме.
Курская жизнь - летняя, и она тополиным пухом летит, кружит и ныряет в каждый уголок двора, исполняет мечты, реализует нереальное.
Бабушки тоже разные, как сезоны и города. Люба всегда рядом, необходима как воздух, но недооценена. Фрося - каникулы, глоток свободы.
Мы с папой садимся в поезд под вечер, а выходим рано утром в тишину пустых улиц. Трамвай со звоном и грохотом трясёт нас от вокзала до площади Перекальского. Дальше - пешком, вновь открывая забытое за год.
Вот гастроном - альтернатива зоопарка: можно глазеть, как живая рыба ходит за стеклом. Вот булочная с серым курским хлебом. По узкой тенистой улочке с запахом прелых листьев прямо и налево на Радищева - всё внутри дрожит от радости - к двухэтажному бледно-розовому дому.
Первое окно - Володино. За ним - никого, Володя на работе. Быстрей мимо, к другому, с фиалками на подоконнике и с белой ажурной занавеской. Стучу в стекло. Летят секунды. Занавеска вздрагивает, за ней улыбается Фрося.
Теперь бегом за угол, в проулок, в тополиную тень - скорее, скорее - по клейким почкам, по хлопьям пуха, к зелёному забору - в калитку - в дальний подъезд.
Двери квартир нараспашку: все свои. На лестницу летят звуки радио и курский музыкальный говор; запах прохладной сырости и мытых ступеней мешается с ароматом еды. Шагаем в большую мрачную прихожую.
После объятий и поцелуев взрослые садятся разговаривать в комнате вокруг стола. А я первым делом убеждаюсь, что целы мои здешние вещи. Да, жёлтая картонная коробка с карандашами - в комоде под телевизором, книжки - в книжном шкафу. Теперь я обхожу квартиру как щенок на новом месте, осваиваюсь.
Вот пузатый гардероб на ножках. Я люблю утром нырнуть в узкий зазор между ним и окном и слушать, как Фрося удивляется моему исчезновению из постели.
Напротив - буфет. На крышке среди безделушек - цветастая фарфоровая узбечка с россыпью кос. Моя любимая. За дверцей буфета - толстостенная гранёная рюмка для Фросиных вечерних капель и сахарница с маленькими щипчиками. Фрося пьёт чай “в прикуску” и рафинад, крепкий, как камень, колет на крошечные осколки. В нижнем отделении держат только посуду, но там почему-то стойко пахнет сдобой, я люблю нырнуть в утробу буфета и подышать.
У Фроси везде вышивки и салфетки. На тумбочке для телефона - самая большая, крестиком, со сценами из басен Крылова. На телевизоре - кружевная салфетка ришелье. И такие же на кроватях.
Кровати узкие, с металлическими спинками, панцирными сетками и застелены белыми пикейными покрывалами. В головах - горка подушек.
Все постели убирает сама Фрося. Когда папа впервые привёз сюда маму, она начала было складывать утром бельё, но Володя засмеялся:
- Брось, всё равно мать по-своему переделает!
Под кроватью в тазу в ожидании варки истекают соком засыпанные сахаром абрикосы. Их аромат то и дело втягивает с улицы ос.
У дальней стены диван, за ним - зашторенная ниша. Карниз для шторы выгнут дугой: это я однажды качалась на занавеске как на тарзанке. За занавеской на сайгачьих рогах торчит Мотина соломенная шляпа с узкими полями и висит что-то скучное - плащи да пальто.
Комната осмотрена, и я выглядываю наружу. Места общего пользования - в прямом смысле общие: наши и соседей, квартира-то коммунальная.
В прихожей стоят холодильники и тумбочки. Фрося рассказывала, много лет назад она держала на тумбочке корзину с яйцами. Фрося заметила, что яйца кто-то таскает, долго не могла вычислить вора, но однажды углядела: одна крыса обняла яйцо и вывалилась из корзины на пол, а другая утянула её за хвост. Я смотрю по сторонам, не прочь увидеть крыс, но они давно вывелись.
Узкий коридор ведёт из прихожей в комнатку соседей, где живёт то одна, то другая милицейская семья. Соседка тётя Зоя что-то режет на кухне.
- Тётя Зоя, здравствуйте!
- А, Машенька! Приехала?
У тёти Зои под ногами вертится Белка. Я с ней дружу, она каждое лето добывает мне нового питомца.
На стене ванной как в музее народного быта выставка кувшинов с корытами. Тут два крана: один для горячей воды, другой - для холодной, поэтому купаются в корыте, набрав предварительно из каждого крана живой и мёртвой воды. Потом смывают мыло, обливаясь из жестяного кувшина с мятыми боками.
Когда я возвращаюсь в комнату, папа уже ложится: не спал в дороге. Мы с Мотей спускаемся в темную прохладу подвала, где весь год ждут моего приезда игрушки. На лето они переезжают к моей кровати и долго источают запах сырости и плесени - запах лета и приключений, который я люблю до сих пор.
Всё на месте, всё привычно пахнет. Фрося и Мотя, которых я слегка дичусь в день приезда, тоже оказываются прежними и родными. Постоянство обнадёживает и успокаивает, я дома.