Как избирательна память.
Я не помню что было со мной три дня назад, зато помню как бегал по деревянным полам в доме своей бабушки.
В доме не было электричества зато стоял ткацкий станок. Я бегал босиком, в длинной до пола ночной рубахе. Как и всем молодым людям моего возраста, трусы были не положены. По этому носился по дому продуваемый всеми ветрами.
В доме была групка. Это ещё одна маленькая печка, соединённая в общий дымоход. Она обогревала вторую комнату. Дом наш был большой, а по местным меркам просто огромный. Его построила моя бабушка на деньги моего отца. Он работал где то на вагонах и по этому денег у него было много, а вот дома его было мало. Но это всё ещё до моего рождения. По этому про это я помню только из разговоров бабушки.
В доме играли в карты.
Вечером, при свете керосиновых ламп, с прикручивающимися фитилями, в доме собирались женщины. Мужчин, ровесников моей бабушке, в деревне почти не было. Это были подруги моей бабушки. Хотя слово подруги для них не совсем подходит. Они вместе пережили. У всех них мужья не вернулись с фронтов. Все они тянули колхозную лямку вместо мужиков, работали за палочки ( была такая форма оплаты). Всем им было одинаково трудно и нельзя было выделить кого-то одного. По этому никто никого не жалел. Помогали если могли, но только если могли.
Они нюхали табак, чертыхались и ставили по пятачку.
И все всегда работали. Все и всегда.
Бабушка просыпалась около 4-х утра и шла на двор к скотине. Скотиной тогда называли не конкретно взятого человека, а всех домашних животных.
Главное место занимала корова. Ей доставался основной уход, любовь и забота. Корова была не просто буддийским символом, а реальным членом семьи. С ней говорили, мыли, чесали. Не просто содержали, а ухаживали. Когда корова телилась (рожала по нашему), телёнка забирали в дом, если дело было зимой. Ему отгораживали целый угол. Он стоял на тонких дрожащих ногах, ещё в материнской слизи, ничего не понимал, но ему было тепло. Над ним располагались иконы а передним стоял я и пытался его потрогать. Всем нам было интересно и страшно одновременно.
Мне говорят, что я не должен этого помнить, поскольку мне было очень мало лет. Никто не верит в мои воспоминания. Все признают факт того, что всё так и происходило на самом деле, то то что я это помню ставят под сомнение.
Я помню собаку Айна. Это была огромная немецкая овчарка. К нам она попала взрослой и избитой. Я не знаю кто её привёз и какова история её появления в нашем дворе. Так же я не помню, чем всё закончилось. Куда Айна делась. Ноя чётко помню свой страх когда я смотрел на эту машину для убийства. Именно так мне тогда казалось. А так же я помню затравленный взгляд Айны. Не известно кто кого в тот момент боялся больше. Думаю, что Айна. Рядом со мной стоял отец, а собака была одна.
Потом шрамы на собаке зарубцевались, а гематомы рассосались. Айна набрала вес и форму. Стала твёрдо и уверенно стоять на всех своих мощных лапах, а её шерсть блестела на солнце. Она была выше меня. И она меня защищала. Я не знаю как это работает у собак, да только Айна была на столько благодарна нашей семье, за то что мы её взяли, вылечили и накормили, что она пыталась сразу отдать все долги. Я мог делать всё! Хватать её за шею, тянуть за шкуру, толкать и бороться. Айна смотрела на меня как на дебила, но всё позволяла. Но если рядом появлялся кто то не из наших, взгляд собаки резко менялся. Она не гавкала, не рычала, не показывала клыков. Она вся напрягалась и переставала обращать на меня внимание. Взгляд её был прикован только к объекту. В начале она поднимала голову, но по мере приближения чужого, вставала и разворачивалась корпусом в его сторону. Она не издавала не звука, но как то само по себе получалось, что чужаки останавливались на почтительном расстоянии и кричали мне, что бы я позвал взрослых. Так меня никто и никогда не защищал. Я не помню куда делась Айна.
В городе мы жили в вагончике, вернее в настоящем железнодорожном вагоне. Он был установлен на чём то типа блоков и был разделён пополам. Проживало в таком доме две семьи. Вагончиков стояло несколько штук. Воду нужно было приносить, помои выливать. Отопление - печка, канализации нет. Сейчас на этом месте детская площадка. Мне кажется она и образовалась потому, что после того как вокруг были построены дома, а вагончики увезены в неизвестном направлении, никто не осмелился поселиться на этом месте.
Я помню как выстриг себе чëлку, но об этом я уже писал.
А потом я пошёл в первый класс где меня начали бить.
И детство кончилось.