Читать предыдущую часть
Говорят, что храмы – это корабли, которые устремлены в Вечность. Красивая метафора, которая помогает человеку по-иному взглянуть на церковь: не как на неподвижно стоящее здание, куда надо изредка приходить, а как на движущееся по волнам житейского моря судно, на котором ты живешь все время путешествия, пока наконец не достигнешь намеченной цели. Но, несмотря на ее распространенность, эта метафора с реальной приходской жизнью сочетается мало. Иногда наши храмы больше похожи на корабли, стоящие на приколе: украшенные и начищенные до блеска, они уже давно забыли, что значит настоящее плавание среди плеска волн и шума ветров, и только тихо покачиваются на гладкой воде приютившей их бухты.
Но в случае с Михайловкой (по крайней мере такой, какой я ее узнал в начале 90-х) эта метафора была самой реальностью. Причем эта реальность отражалась во всем строе церковной жизни общины Преподобного Севастиана: и в особом чине богослужения, и в поведении пастырей и прихожан, в общем настроении, которое царило и в церкви, и за ее стенами – на церковном дворе, и за столом трапезной, и даже в устройстве храма и атрибутах церковного убранства. Все это в совокупности создавало тот особый дух единства, сплоченности и целеустремленности, который так напоминал команду плывущего по морю корабля. Он не был похож ни на что, и в то же время казался родным и близким даже тому, кто впервые переступал порог Михайловской церкви.
Думаю, что не ошибусь, если назову главной особенностью Михайловской церкви ее богослужение. Оно само по себе напоминало волнующееся море, которое никогда не останавливается в своем движении, накатывая большими и малыми волнами на каменистый берег: от постоянного их касания его камни становятся гладкими и чистыми, и сверкающими на солнце. Этим солнцем для христианина является Божественная Литургия, – ради нее я чаще всего и приезжал в Караганду.
Если вы пришли в Михайловский храм слишком рано, не огорчайтесь, – такое понятие как "рано" или "поздно" здесь просто не существует. Ибо вы не найдет такого времени, когда бы в этой церкви не звучала молитва. По крайней мере, так показалось мне, редкому ее прихожанину. Еще до чтения часов перед Литургией люди собираются в храм на чтение утреннего правила, которое кроме обычных молитв включает в себя и акафисты Иисусу Сладчайшему и Пресвятой Богородице, напечатанные в каждом молитвослове. Чтение совершается по очереди кем-то из прихожан, а остальные тихонько подпевают последние стихи икосов и кондаков: "Аллилуия!" и "Радуйся, Невесто Неневестная!"
Чтение заканчивается только тогда, когда из алтаря прозвучит начальный возглас третьего часа "Благословен Бог наш..." Тогда уже молитву подхватывает женский голос на клиросе и она становится громче и выше в буквальном смысле слова: теперь с высоты клироса она летит над головами молящихся, не встречая на своем пути никакого препятствия. И даже если храм полон народа (а он всегда был полон народа!), а вы стоите где-то в конце, все равно этот голос до вас достигнет, и вы обязательно услышите: "Иже на всякое время и на всякий час на небеси и на земли покланяемый, Христе Боже наш..."
В Михайловской церкви два клироса, оба из которых огорожены высокой, около метра, оградой, разрисованной "под забор", с прикрепленными к ней по краям хоругвями. Сделанные из дерева, клиросы эти очень напоминают капитанский мостик какого-нибудь старинного фрегата, над которым развиваются разноцветные паруса – хоругви. Оборки из белой ткани, украшающие образа на иконостасе, только усиливают это впечатление, и ты уже чувствуешь, как вместе с голосом псаломщицы до тебя доносится свежий морской ветер.
Вот на середину мостика (солею) выходит боцман (диакон) и, обращаясь к капитану (священнику), просит разрешения отдать концы (начать Литургию). Звучит пронзительное "Благословенно Царство..." и все находящиеся на корабле (в церкви) отправляются в путь.
Народ наполняет всю церковь, но не хаотично, видно, что у каждого здесь есть свое место. Вот с правой стороны церковного зала стоят мужчины, в основном пожилые и старые, но есть и среднего возраста. Одетые просто, но аккуратно, в старые пиджаки и брюки, в застегнутых наглухо рубахах они молча крестятся и кланяются под слова молитв и песнопений. Лица их слегка приподняты и одушевлены, на них читается переживание важности совершающегося. Женщины, заполняющие большую левую часть храма своими белыми платочками, молятся еще усерднее: молодые, каких немало, кланяются чуть ли не в пояс, те что постарше, как умеют, совсем пожилые – сидя на складных стульчиках-козликах, которые приносят с собой.
Хор Михайловской церкви, состоящий исключительно из женщин среднего возраста, ни с каким другим не спутаешь. Все песнопения здесь исполняются особым напевом, в котором едва можно узнать обиходные церковные гласы. Пение совершается неспешно, при этом переход между нотами происходит не точно, а плавно - глиссандо. Посредине песни или в ее конце ритм может резко ускоряться, подобно водам медленно текущей реки, попавшим в тесную каменную ложбину.
Царские врата представляют собой вертикальную решетку, с прикрепленными к ней иконами евангелистов, архангела Михаила и Божией Матери. Поэтому во время богослужения через них можно видеть все, что совершается перед престолом. Возгласы священников едва доносятся из-за иконостасной перегородки, но в храме стоит такая тишина, что различаешь каждое слово.
Молитвенный дух в Михайловской церкви такой силы, что он подхватывает утлое суденышко твоей души и ты несёшься по его волнам в неведомые для тебя края. Во время службы ты еще что-то просишь для себя и своих близких, сокрушаясь о своем недостоинстве. Но когда литургия верных подходит к концу, ты уже перестаешь быть самим собой и "едиными усты и единым сердцем" вместе со всей церковью поёшь: "Отче наш, Иже еси на Небесех..."
Когда хор пропевает заключительное "Един Свят...", по толпе пробегает легкое оживление: кто-то подходит ближе к алтарю, кто-то присаживается отдохнуть на скамью. Близ стоящие улыбаются, приветствуя друг с друга братскими поцелуями и рукопожатиями. Чувствуется, что все они - одна большая семья, в которой царят любовь и согласие. При этом и на тебя, впервые присоединившегося к этому священному собранию, никто не смотрит подозрительно и отчужденно. Ты то и дело ловишь на себе чьи-то приветливые взгляды, но не более: никто тебя не хлопает по спине и не навязывается со своими вопросами и поучениями, как это происходит в собраниях протестантов.
Помню, я тогда подумал, что именно так и должно быть: в церкви каждый имеет право на личное пространство, границы которого нарушать никто не имеет права. Но когда во время литургии ты открываешь сердце для Бога, оно становится открытым и для всех, кто в этот момент рядом с тобой и тогда вы становитесь одной духовной семьей. На литургии в Михайловском храме я буквально ощутил это родство, несмотря на то, что окружавшие меня люди были мне совершенно незнакомы и все они были намного старше меня.
Именно тогда я понял, что нашел ту самую Церковь, о которой читал в Евангелии и которую так долго искал, посещая разные протестантские собрания. Школа бабы Акулины дала мне понять, что Православие есть единая истинная Вера, научила меня церковному языку и молитве, но не могла заменить саму Церковь, жизнь которой строится вокруг Божественной Литургии.