Николенька стоял посреди темной и безлюдной столовой. Он не помнил, как он здесь оказался. По всей видимости, на дворе была глубокая ночь – в доме висела зловещая тишина, все свечи были потушены, и один лишь слабый огонек трепыхался на дне камина. Этот огонек-то и позволил Николеньке увидеть, что в темноте что-то есть. Точнее, кто-то.
На полу у камина сидел человек, повернувшись лицом к огню.
Может, папеньке не спится, и он решил скоротать время у камина? Но тогда он бы наверняка расположился в кресле, как это делают все взрослые... Может, лакей Пантелей пришел погреться?
Только Николенька всем нутром чуял, что тот, кто сидит и смотрит на пламя, - это кто-то чужой. И что лучше к этому чужому не подходить. От него как будто исходил неестественный холод; только теперь Николенька заметил, что вся столовая покрылась тонкой корочкой инея. Вот и искрящаяся наледь на стенах, и замысловатые морозные узоры на подсвечнике... К тому же изо рта у мальчика с каждым выдохом вылетало облачко пара, а голые ноги в домашних туфлях заледенели, словно он ступил босиком на снег.
Николеньке вдруг захотелось сорваться с места, оказаться у себя в спальне и укутаться в теплое пуховое одеяло с головой. Но скованный неведомой силой, он продолжал стоять на месте и смотреть на неподвижный силуэт у камина.
Тут незнакомец зашевелился и слегка повернул голову назад, только лица все равно рассмотреть не удавалось. Николеньку охватил необъяснимый страх. Любопытство отошло на второй план, и он больше не стремился разузнать, кто сидит у камина. Теперь ему стало казаться, что, как только незнакомец покажет ему свое лицо, произойдет нечто ужасное. Поэтому, когда человек у камина повернул голову еще сильнее, Николенька закричал и изо всей силы зажмурил глаза.
А потом все куда-то исчезло.
Следующим, что он увидел, было испуганное лицо Даши, освещенное слабым огоньком свечи, которую служанка держала в руке. Ее длинные волосы, всегда аккуратно собранные под чепчик, волнами рассыпались по плечам.
- Николай Алексеевич, что стряслось, как тут вы оказались?
Даша взяла, было, Николеньку за плечи и тут же отдернула руку:
- Батюшки, какие вы холодные! Ужель на улицу бегали? Да как же вы вышли-то?
Николенька пропускал треп служанки мимо ушей. Он как будто все еще находился в покрытой инеем столовой, где напротив камина сидел кто-то незнакомый и страшный... Мальчик огляделся вокруг: столовая выглядела как обычно, огонь в камине был потушен, и на полу никто не сидел. Во всяком случае он не заметил ничего необычного, насколько он мог судить об окружающей обстановке в скудном свете Дашиной свечи.
Получается, что все это ему просто привиделось?
- Сейчас же пойдемте в кровать, пока Варвара Александровна не услышали! – Не унималась Даша.
Только спешка служанки оказалась тщетной. Маменька уже проснулась – она стояла на пороге своей спальни и прислушивалась к возне на лестнице. Тревожные блики от свечи трепетали на ее щеках. Как только Николенька с Дашей оказались на втором этаже, маменька тут же бросилась к мальчику, выдав свою порцию вопросов и причитаний.
А утром Николенька проснулся больным: горло саднило при каждом глотке, дышать было трудно. Вскоре приехал доктор с большим кожаным саквояжем. Он достал ушастую деревянную трубку и, прикладывая ее то к одному, то к другому месту на груди и спине Николеньки, внимательно слушал.
Наконец, доктор закончил осмотр и обратился к маменьке:
- Не беспокойтесь, Варвара Александровна. Сильного жара нет, хрипов – тоже. Вот сироп от кашля. А по поводу ночного происшествия могу предположить, что это детский сомнамбулизм. С возрастом это пройдет.
Николенька не знал, что обозначает такое странное завораживающее слово «сомнамбулизм». Только после визита доктора старая няня Агафья стала проводить каждую ночь в кресле рядом с кроватью Николеньки. Первое время он никак не мог привыкнуть к ее посапыванию, которое назойливой мухой витало в ночной тишине. Но потом мальчик привык, и ему даже стало спокойнее, что теперь по ночам ему не надо было оставаться в полном одиночестве в большой темной комнате.
Кошмар про незнакомца у камина никак не выходил у него из головы.
...Через несколько дней Николенька окончательно поправился и встал с постели. Но как только он ступил в столовую, где был накрыт стол к обеду, и увидел зажженный камин, впечатления той жуткой ночи накинулись на мальчика с прежней силой. Он с опаской поглядывал на языки пламени, словно ожидая, что вот-вот у камина появится темный силуэт и станет так же холодно и страшно, как тогда...
Но огонь беззаботно взмывал вверх, а сухие поленья весело потрескивали в такт оживленным разговорам за столом. Шла святочная неделя, и у всех было хорошее настроение, поэтому никто не заметил, что Николенька ведет себя странно. Взрослые вообще всегда были заняты своими бесконечными, одним им понятными разговорами.
А между тем мальчик уставился на небольшую связку дров у камина. Он был уверен, что в темных щелях между поленьями что-то есть. Он уловил мимолетное, едва заметное движение и какие-то блики, словно сказочные лилипуты бегали по поленьям с миниатюрными свечками. Только взрослые ничего не замечали, продолжая вести непринужденные разговоры.
Тут блики исчезли, и между поленьями заклубился черный дым. Николенька испугался – неужели огонь каким-то образом перекинулся на поленья? Надо было сказать взрослым, но мальчик мог лишь беспомощно сидеть с широко распахнутыми глазами, будучи не в силах оторвать взгляд от происходящего у камина и заговорить.
Тем временем дым становился все гуще и толстым столбом клубился вверх, к самому потолку. А в следующее мгновение Николенька понял, что происходит. Он изо всей силы вжался в спинку стула, словно ища защиты у мягкой обивки.
Столб дыма принимал все более четкие очертания. Человеческие очертания. Это был тот незнакомец из сна Николеньки – теперь в этом не оставалось никаких сомнений (да и сон ли это все-таки был?). Только тогда он сидел на полу, а сейчас стоял, и в глаза бросалось то, насколько огромен его рост – голова незнакомца высилась у самого потолка.
Мальчик хотел, было, открыть рот и заговорить с маменькой, но к своему удивлению обнаружил, что сидит в столовой совершенно один. Куда все подевались? Только что за столом звучали голоса и бренчание вилок, а теперь все как будто вымерло. Николенька вновь оказался один на один с тенью у камина, а столовая, как и в тот раз, вдруг стала холодной и пустой. Даже еда со стола куда-то исчезла – перед мальчиком была лишь голая белая скатерть, робко поблескивающая искринками инея.
Между тем человеческий силуэт у камина окончательно оформился – теперь Николенька четко видел и голову, и плечи, и руки, одну из которых исполинская тень тянула к нему. Только лица не было.
Кто это такой? Что ему нужно?
То ли Николенька, сам того не осознавая, произнес эти вопросы вслух, то ли тот, кто стоял у камина, прочитал его мысли, но по пустой столовой вдруг разнесся шепот:
- Я тот, кто дал тебе жизнь. Ты должен пойти со мной.
От этого вездесущего и холодного, как сквозняк, шепота мальчик еще сильнее вжался в стул. Руки, ноги и даже язык задеревенели и не слушались. Как бы сейчас Николеньке хотелось снова оказаться в безопасности, рядом с родителями, чтобы слушать их беззаботную болтовню за обедом! Но мальчик не мог ни отвести взгляд от силуэта у камина, ни управлять своими конечностями.
Но что означают эти слова? Это папенька дал Николеньке жизнь, а не эта жуткая гигантская тень! Мальчик снова попытался пошевелиться, но не смог. Его тело словно было перевязано невидимыми тугими веревками.
Внезапно Николенька почувствовал, что стул, на котором он сидит, пришел в движение. Словно кто-то невидимый тащил его за спинку, он вдруг отъехал от стола и пополз к камину, туда, где простиралась сотканная из дыма рука. Чуть слышный скрежет ножек о паркет разбивал неестественную тишину. Сейчас этот ничем не примечательный звук казался Николеньке невыносимым и пугающим.
Тут с огромным силуэтом у камина произошла перемена. На его пустом лице, там, где должны были быть глаза, внезапно вспыхнули два оранжевых уголька.
По столовой вновь прошелестел шепот:
- Ты мой. Ты должен пойти со мной.
До камина оставалось всего ничего, и горящие глаза-угольки хищно пылали на безликой голове тени. Вот-вот жуткое существо схватит Николеньку и утащит за собой, в свой потусторонний мир, из которого нет возврата. Переполняющий грудь ужас требовал выхода, и мальчику наконец удалось открыть рот и закричать:
- Нет! Нет! Ты не мой папенька, я никуда с тобой не пойду!
Вырвавшись из ступора, он закрыл лицо руками, чтобы не видеть ослепляющие угольки, которые становились все ближе и все ярче. Может, если он перестанет видеть жуткое существо у камина, то опасность пройдет стороной? Именно так бывало по ночам, когда ему становилось страшно и он укутывался в одеяло с головой...
Силы покинули мальчика, и он больше не мог кричать, а лишь шепотом повторял одно и то же:
- Ты не мой папенька, я никуда с тобой не пойду...
Наконец, Николенька почувствовал, что окружающая обстановка изменилась: в комнате стало по-прежнему тепло и откуда-то издалека послышались человеческие голоса. Он опустил руки и открыл глаза. Подействовало! Над ним склонились встревоженные лица родителей. Отец хмурился. Рядом сновала Даша с какими-то склянками.
- Папенька... Маменька... – Чуть слышно произнес Николенька и лишился чувств.
...Вечером Николенька очнулся в своей кровати. Голова была тяжелой, тело ломило, каждый вдох отдавался в груди приступом боли. Он снова был нездоров.
Маменька сидела в кресле Агафьи. Увидев, что мальчик очнулся, она улыбнулась какой-то нервной, натянутой улыбкой и сказала:
- Дорогой мой... как ты себя чувствуешь?
Во рту было сухо, и Николенька с трудом мог пошевелить языком. Его голос прозвучал глухо и отдаленно, словно говорил вовсе не он, а кто-то другой:
- Я болен... Маменька, ты видела тень у камина?
Глаза маменьки округлились, и ее лицо приняло еще более встревоженное выражение:
- Какую тень?
Она опустила взгляд в пол и добавила:
- Ответь, Николенька, почему ты сказал это отцу?
- Что сказал?
- То, что он не твой папенька и ты никуда с ним не пойдешь. Мы увидели, что тебе плохо, и он хотел отнести тебя в спальню, а ты принялся вырываться и выкрикивать страшные вещи. Твой отец очень расстроен.
Превозмогая боль и усталость, Николенька обо всем рассказал матери: и о гигантском силуэте, и о горящих глазах-угольках, и о зловещем шепоте в обледеневшей столовой. По мере рассказа ее лицо бледнело и вытягивалось, а когда мальчик закончил, она лишь тихо произнесла:
- Я все поняла. А теперь спи, мой дорогой.
Не глядя на мальчика и не поцеловав его в лоб, как она это делала каждый вечер, маменька спешно поднялась из кресла и вышла. Неужели рассказ про тень так опечалил ее? Николенька не знал, что делать. Он видел, что чем-то расстроил родителей, не понимая, в чем именно он виноват. Он мучительно думал, как исправить ситуацию, чтобы все было как прежде, и голова разболелась еще сильнее – так, что стало больно смотреть. Он закрыл глаза и вскоре забылся тяжелым сном.
Читать продолжение: