Всем привет, в эфире рубрика «Спрашивали – отвечаю» – рубрика, в которой я отвечаю на вопросы, которые мне задают в комментариях.
Сегодня я отвечаю на такой вопрос (для меня это будет не очень-то легко, думаю, понятно, почему):
Первой моей собакой стал фокстерьер Акбар, которого мне подарили в честь семилетия. Появился он у фокстерьерихи подруги моей тётушки, единственным живым в помёте. Кличку ему дали на букву А, потому что стал первым щенком у своей матери (и насколько, я помню, вообще единственным).
Акбар любил конфеты (да, знаю, что их брату сладкое нельзя) и разрабатывал собственные «цирковые номера», чтобы получить лакомство. Сначала становился на задние лапы и иногда таким манером прохаживался, потом просто садился в позе выглянувшего из норки суслика и торчал немым укором людскому равнодушию к его желанию сладенького. Иногда садился «сусликом» поближе к кому-нибудь, скажем, завтракающему и трогал передней лапой за колени – посмотри, мол, перед кем это я тут распинаюсь?
А ещё у меня книжка была про фокстерьера Мартына, который очень напоминал мне моего Акбара.
Меня Акбар частенько кусал: то мне его погладить хотелось, когда у него было совершенно неподходящее для нежностей настроение, то когда я ходил босым в холодное время года. Да, была у него странноватая мания ловить меня за пятки... Взрослые объясняли это тем, что пёс – не дурак, скумекал, что меня ругают за босоногость не по сезону, и воспитывает по-своему.
Цапал он меня, следует признать, от души, на память у меня так и остался шрам от его клыков – один так уж точно.
А ещё очень любил купаться в водоёме. Помню, один раз взяли его на речку, он нашёл деда-рыбака и методом «суслика» нацыганил (как это у нас в семье называлось) мелкой рыбёшки, которую носил и прилежно складывал горкой у машины, на которой мы приехали.
Помидоры у соседей воровал.
Перекладывал шланг из клумбы в клумбу по мере осуществления полива растений.
Был не дурак подраться с другими собами (зачастую куда крупнее себя, как-то навалял немецкой овчарке).
Его не стало, когда мне стукнуло восемнадцать. Умирал тяжело, желудок отвергал любую пищу, что называется, со всех дырок (уж простите), лежал трупом. Длилось это, насколько помню, с неделю, прежде чем упокоился.
Параллельно с Акбаром, который жил в доме, имели место попытки завести уличного пса, но долгое время они не увенчивались успехом: умирали щенки, чумка...
Но когда я учился в девятом классе, один знакомый притащил из столярки юного пёсьего дворянина с неблагозвучным именем Штапик. Конечно, романтическая моя натура такой клички стерпеть не могла, и я переименовал дворянина в Евштапия Александровича.
Евштапий обитал на улице, под крыльцом, Акбар дома, гулял я с ними двумя, отчего получил у соседей прозвище Троекуров. Летом (обитал я, как и ныне, в пригороде) с утренней прогулки возвращались мы с различными фруктами-овощами-ягодами, которыми зачастую делились дачники по доброте своей душевной и для разумной утилизации избытков урожая.
Евштапия не стало в 2010 году, кажется, 8 марта, когда я был на работе.
А перед его кончиной, в первых числах января, к нам приблудился очаровательный щенок наподобие московской сторожевой (являясь, скорее всего, нечистокровным потомком означенной породы, поскольку габаритами впоследствии недотягивал, хоть и назвать выросшего красавца мелким язык не поворачивался).
Назван был пришелец Прапорщиком (или попросту Прапором), Евштапий принял его благосклонно и, как мы грустно шутили, благословил перед своею смертью на службу нашей семье.
Был Прапор и умным, и красивым, но... невезучим. Начнём с того, что он потерялся. Осенью 2010 года вечером его отпустили на самостоятельную прогулку, с которой он... не вернулся.
В общем, товарищ Прапорщик заблудился. Благодаря дошедшим слухам, удалось установить, что бедолага бомжует в куче рисовой шелухи неподалёку от одного из близрасположенных магазинчиков. В ходе оперативно проведённой спасательной операции Прапор был возвращён домой и избавлен от уймы клещей, чьей компанией обзавёлся во время жития в своей «рисовой хижине».
В посёлке осенью-зимой жил мало кто, и вечерами сезона холодов Прапора отпускали на выгул и обустройство личной собачьей жизни практически безбоязненно. Забавная деталь: пёселю нужно было сказать время, когда ему нужно явиться домой – и он, хотите верьте, хотите нет, возвращался точь-в-точь в это время (что давало мне повод в шутку сравнивать его с кроликом из кэрроловской «Алисы», имевшего при себе часы), но ждал буквально пару минут, и если в этот срок никто не вышел и не посадил его на цепь, то уходил и возвращался уже тогда, когда его душа изволит.
А осенью 2012 года вернулся с пробитой головой и повалился без сил. Думали – уже всё, даже судороги наблюдались, как тогда казалось – предсмертные...
Уж как мы его выхаживали!..
Я бегал по магазинам за свежей курочкой, бульончик ему варили, перевязки делали, по настоятельной рекомендации соседки (которая считалась сведущей в вопросах нетрадиционной медицины и собаководства) мумиём поили...
Щеголял наш Прапор с перевязанной головой, вызывая ассоциацию с Шариковым из «Собачьего сердца» Михаила Афанасьевича Булгакова, косил глазом – не то виновато, не то с благодарностью. Но и в таком виде совсем скоро попытался улизнуть на гульку, что было пресечено.
Не стало его весной 2014 года: парень загрустил, слёг и перестал есть. Что с ним стряслось – было совершенно непонятно. Конечно, пытались выходить, но на сей раз, увы, не вышло...
И вот здесь одна, можно сказать, мистическая история.
Уехал я на работу (а работал я тогда с пяти вечера до часа носа), заночевал на городской квартире. Часов в семь утра просыпаюсь, собираюсь вставать и ехать домой, как вновь проваливаюсь в сон: заходит в комнату Прапор, виляет хвостом, заглядывает в глаза, высовывает язык и уходит... Просыпаюсь, хватаюсь за телефон, звоню маме: как Прапор? Говорит: ну также, мол, без изменений, плохо, всю ночь почти с ним просидела. Прошу выйти во двор посмотреть. Перезванивает: умер, только что, ещё тёплый...
Похоронил я своего друга и снова отправился на работу.
А утром мне показали объявление: в том же пригороде продавали симпатичного щенка на базе кавказской овчарки с явно выраженными волчьими чертами. Всего за тысячу рублей, к тому же цена на моих глазах упала до пятиста.
И отправляясь домой, зарулил за этим симпатягой. Ударили по рукам с его теперь уже бывшими хозяевами. Кличка только не понравилась – Ричи, и стал Ричи Рюриком (в обиходе Рюшей, Рюшечкой, иногда хРюшей, Рюнделем, а то и попросту Рю).
Соседке – пожилой украинке (к сожалению, её не стало в июне 2017 года) – такая кличка не давалась, и она называла моего любимца Рурик, Руля, Рулька.
Помню, в своём собачьем отрочестве Рюша такие зажигательные пляски устроил под скандинавскую балладу «Герр Маннелиг» в исполнении немецкой фолк-группы «In Extremo», со вставанием на задние лапы, хождением на них враскачку, прыжками, кульбитами... Наверное, понравилась ему эта композиция, тролля изображал...
Во времена Рюшиного подросткового возраста на нас с ним (вернее, всё-таки на него, я просто за поводок держался) тыкали пальцами и кричали: гляди, мол, собака один-в-один как в «Чернобыле»!
Вырос Рю в чрезвычайно обаятельного медведяя с волчьими чертами и огромной харизмой. Болтун тот ещё (собака-говорун отличается умом и сообразительностью, так сказать): часто бубонит себе под нос, ахает, охает, театрально вскрикивает (и главное, всё понятно, эмоции отыгрывает на все сто).
Летом ходит со мной купаться, плавает в местном водоёме, напоминая небольшой катерок.
Однажды, помню, улизнул в «самоволку», раскрутив карабин (пришлось менять), отстегнув его и... припрятав конец цепи в будке, чтоб не видно было (а на улице – уже темно).
А однажды, будучи отпущенным размять лапы, ушёл на собачью свадьбу и отсутствовал около недели. Я уже с ним мысленно и простился... Стою себе потом лицом к окну, с гантелями упражняюсь, а за окном, в переулке, появляется знакомая лохматая фигура... Выбегаю на улицу – морда виноватая и вместе с тем довольная, улыбается. Возвращаюсь домой – телефон трезвонит, сработало соседское оповещение, заметили пропажу... После той своей отлучки медведяя ещё несколько дней не всегда слушались задние лапы – то разъезжались, роняя заднюю часть тушки, то на ровном месте начинали выплясывать какого-то залихватского гопака.
А как-то в начале очередного лета нас на прогулке увидели двое мальчишек. Один воскликнул: «Смотри, медвежонок!», а второй, постарше, ответил что-то вроде: «Дурень ты, это собака». Тогда первый в какой-то обиде отбежал и прямо-таки закричал: «Это медвежонок»!
На момент написания настоящей заметки «медвежонку» девять лет. Он в меру упитан, как я уже говорил, феноменально обаятелен и харизматичен, умён и послушен (но не забывает напоминать, что он вообще-то себе на уме и слушается хозяина исключительно по доброте душевной и по случаю хорошего настроения), в общем-то доволен жизнью. Только у него самого спрашивать, как ему живётся, не стоит – начнёт всхлипывать, шмыгать носом и всячески выказывать: ох и тяжело, ох и тяжко!
Долго я думал на иллюстрацией для обложки статьи, пусть будет эта...
Спрашивайте чего-нибудь ещё – отвечу!