Исследования продолжались. Как странно было быть такими приведениями другого мира. Непонятные ощущения то накатывали, то отступали, как волны во время прилива. Между тем, в играх в перемешку с изучением нового, два солнца начали клониться к западу, приседая на горизонт.
- Ребят, а почему мы не чувствуем холода, а жар солнечного дня мы чувствовали очень даже хорошо. Я даже вспотел, - спросил Гетсби.
- Геб, по сути, всё что ты чувствуешь здесь, то, как ты видишь нас – всё основано на твоём восприятии. Это чем-то похоже на сон. Ты чувствуешь то, что хочешь чувствовать. Но вот только видишь ты то, что именно есть в этом мире. Связь между нашими разумами, благодаря которой мы можем общаться не раскрывая рта – результат того, что мы перешли через один, построенный нами, мост между нашими мирами, и находимся в резонансе. Если ты представишь холод, то почувствуешь его, - пустился в объяснения Кир.
- Да, и не вздумай представлять нас голыми, иначе я придушу тебя этими же руками, понял меня, - Белатрис приблизилась к Гетсби с вздёрнутыми вверх руками.
- Бел, зачем ты это сказала? Ты же знаешь, если усиленно стараться не думать о чём-то, обязательно думаешь об этом.
Внезапно одежда на девушках начала мерцать. Послышались сдавленные крики Полли и Эммы, а Белла уже вовсю приближалась к Гетсби.
- Ах ты засранец. А ну иди сюда.
- Я помогу, сказал Джонс. – у меня хорошая визуализация.
Одежда начала принимать странные черты. Платьями и фраками были теперь одеты ребята. Эм была одета лучше всех. Платье, бархатно-атласное, небесно-голубого цвета, облегало её талию, стягивая её же корсетом. Книзу оно распадалось и ширилось, развеваясь на ветру. Жемчуг, сверкающий на последних лучах солнца, блистал в полуночи. Вьющиеся волосы Эммы обрамляли её силуэт, доходя до половины спины.
- Платья? ПЛАТЬЕ? Джонс, а ну одень меня во фрак! – Геб неистовал. Он был одет в чёрное платье с огромным вырезом на спине, тогда как другие парни стояли в сюртуках 18 века.
Все дружно посмеялись и согласились ненамного остановиться на небольшой полянке посреди леса.
- Странно это, не чувствовать усталости, быть в резонансе, быть по сути говоря бессмертным здесь, в этом удивительном мире.
Джонс сидел на поваленном стволе дерева, прижимая к себе Эм.
- Да, но это удивительный мир. Он словно застыл во времени, будто ещё нет на свете ни одной живой души, обладающей разумом.
Вдруг послышался треск деревьев. Из сумрака вышла медведица, а за нею, семеня, показались трое медвежат. Баловники, они резвились в темноте, ветер трепал их шерсть, а одн из них даже очень близко приблизился к ребятам. Эм инстинктивно прижалась к Джонсу.
- Эй, всё хорошо, мы для него невидимы. Смотри, - тут Джонс протянул руку к медвежонку.
Медвежонок вдруг посмотрел прямо на них, в упор. Взору открылись чистые, мокрые глаза медвежонка, влажные нос и косматая шерсть, пушистая, словно вихрящийся снег декабрьским вечером. Медвежонок вдруг приблизился, шагнув навстречу.
- Джонни, мне кажется, он видит нас.
Медвежонок действительно уставился на них, приблизился ещё ближе к руке Джонса, и если бы он мог коснутся его, то прикоснулся бы к руке.
Но мордочка прошла сквозь её, как и раньше.
- Странно, Эмма, может…
- Что?
- Может, мы всё-таки можем оказывать влияние…
- Но как?..
Джонс посмотрел на Эмму.
- Может, иногда разумы, изначально функционировавшие на разных частотах, могут приблизиться друг ко другу, как влюбленные… Как влюблённые…
- Возможно, - сказала Эм. Она тоже приблизла своё лицо к Джонсу.
- Так ты меня поцелуешь, Джонс Эфферн?
- А не будешь драться?
- Попробуй и узнаешь…