Некоторое время назад у моего близкого друга умер папа. «Напиши о нем, - попросил меня друг. – В твоих текстах все получается так красиво и мудро, что душе становится легче».
И хотя папу своего друга я видела лишь один раз, а потом около двух недель обменивалась с ним легкомысленными мемами в вацапе, без колебаний открыла чистый вордовский лист.
«Я напишу о тебе, потому что ты – продолжение твоего отца» - мысленно сказала я другу. И сразу вспомнила тот дождливый октябрьский день, когда началась эта необычная история…
- Выйдешь за меня? - говорит он. - Ненадолго, часов на пять. Очень нужно.
Тон насмешливый. Глаза тоскливые. Как у актера, которому утром поставили страшный диагноз, а вечером он вышел играть комедию.
- Выйду, - соглашаюсь. - Только мужу позвоню, предупрежу …
Сколько лет мы знакомы с Антоном? Кажется, 17.
Я работала в Glamour, пришла на презентацию уже не помню чего, в пафосный Ритц. Застенчивая девочка в дешевой, некрасивой одежде. Мне платили за талантливые тексты не только повышенными гонорарами, но и возможностью бывать в самых модных, самых дорогих ресторанах и клубах, на вечеринках, где от количества селебрити глаза щипать начинало. Журналисты такое любят. Я же переносила с трудом, но отказаться от очередного приглашения (которое в редакционных кругах считалось раскрутым бонусом) стеснялась…
- Туфли у тебя - говно, а глаза – прекрасные.
Он подошел ко мне в разгар вечеринки. Официоз уже был окончен. Начали разносить шампанское и устриц. Заиграла какая-то специально прилетевшая из Лондона группа. Я со стаканом негазированной воды привычно забилась в угол, в надежде, что там меня не достанут ни организаторы, ни официанты, ни поверхностно знакомые журналисты из других изданий.
И тут он. Как из-под земли вырос. От испуга я даже не успела его разглядеть. Слова обожгли кипятком.
Туфли, как и платье, и сумочка вправду были с китайского рынка. И я этого очень стыдилась. Хотя вслух декларировала что-то типа «мне плевать на внешность», «я не раб брендов», «меня ценят за мозги, а не за шмотки». Правда в этих заявлениях была, безусловно. Но очень хилая и неокрепшая. Когда тебе немного за двадцать, ты все еще вспоминаешь сказку про Золушку. Заметил бы и полюбил бы ее принц, увидев в лохмотьях и грубых башмаках?
Он сказал, туфли у меня говно. И я задохнулась от боли оскорбления. Воинственно сжала кулаки, готовясь отразить нападение. Но какой из меня воин?
Покраснела как помидор и почувствовала, что сейчас расплачусь.
- Ты чего, - совершенно спокойно, без капли раскаяния или извинения, протянул он. - Тебе повезло. У всех остальных тут все гораздо хуже. Туфли - прекрасные, а глаза - говно.
Совсем сбитая с толку, захлопала ресницами.
- Поехали отсюда, - он вальяжно поставил бокал с недопитым Арманьяком на поднос проходящего мимо официанта и взял меня за руку.
Я уперлась каблуками в пол. И подняла шерсть дыбом, как кошка на приеме у ветеринара.
- Ой, да брось ты, - сказал он все тем же голосом богемного бонвивана. - Сама же видишь, кроме нас с тобой здесь больше нормальных нет.
До сих пор не понимаю, почему после этой фразы я послушно последовала за ним. Был ли это гипноз? Или минутное помутнение рассудка? Не знаю.
Мы вышли на шумную и яркую Тверскую. Холодный, октябрьский воздух привел в чувство. Разглядела парня, который крепко сжимал мою левую руку. Высокий, легкий, воздушный как прыжок танцовщика. Ноги длинные в модных узких брюках, кожаная куртка с меховым воротником поверх короткого, франтовато смокинга, дорогие часы на тонком запястье.
- Ты где живешь? - спросил неожиданно.
- На кутузовском, - испуганно ответила и вспомнила свою допотопную однушку, которую мы снимали с моим тогда еще не мужем.
- Я ближе, - пожал плечами. - Ко мне тогда поедем.
- Куда?
- На Кропоткинскую.
- Как? - совсем растерялась я.
- На такси, - поежился от внезапного порыва ветра парень. - Меня, кстати, Антон зовут.
- Очень приятно. А меня … - начала на автомате и сама себя прервала, - просите, а зачем мы к вам поедем? Вы меня не совсем верно поняли. Простите. Мне пора. И … я… ну… это…
Он терпеливо выслушал мое блеяние. Тряхнул головой с мягкими, густыми волнами волос и тяжело вздохнул.
Как завороженные мы посмотрели на струйки пара, вылетевшие из его рта.
- Меня любимый человек бросил, - произнес он тихо. - И я не хочу оставаться один. А ты как раз можешь.
- Что могу? - еще более тихо спросила я.
- Не дать мне наделать глупости. Ну там - бритва, снотворное, подоконник и прочие мозги на асфальте.
Посмотрела на него серьезно. Шутит? Тон насмешливый, а глаза тоскливые, как у …
Не успела придумать подходящее сравнение, он схватил меня за обе руки и притянул к своей груди.
- Плохо мне. Убить хочу. Его. Или себя. Понимаешь?
Сглотнула. Кивнула.
- Я даже не помню, как на эту вашу вечеринку зашел? Шел из номера, я тут на седьмом этаже снял люкс. Ну, знаешь, чтобы уйти красиво. Решил спуститься поужинать напоследок, а тут эта ваша журналистская тусовка. Зашел по инерции. Ничего нового. Пластмассовые люди из пластмассового говна. И вдруг тебя заметил. Даже не заметил. Магнитом притянуло. Стоишь такая жалкая, такая несчастная, такая - как не из этого мира. А глаза добрые. Я сразу понял, что тебя за мной прислали. В смысле, для меня. Чтобы, ты меня спасла…
Здраво рассуждая, я должна была в тот же момент развернуться и бежать куда подальше от этого красивого психопата. Потому что, он запросто мог оказаться маньяком, к примеру. Но вместо здравых рассуждений я позвонила своему тогда еще не мужу, и сказала, что не знаю, когда вернусь домой: может ночью, а может под утро, так как случилось непредвиденное происшествие на вечеринке, куда мне отправил главный редактор. Не муж ни капли не удивился, он привык к журналистским форс-мажорам.
И мы поехали к Антону на Кропоткинскую…
(продолжение истории в следующих постах)