Виталий проснулся ночью от дикого храпа.
За окном под действием холодного ветра ходили голые ветви податливых берез. За стенкой, куда так любил стучать боксерским кулаком пьяный отец, лежал и храпел Игорь. Он вернулся под покровом ночи. Наверняка не снял джинсы, рубашку. Рухнул на кровать в чем был. И захрапел.
-- Хрррррпфффф! - доносилось из небольшой комнатки, которую Виталий сдавал очередному покорителю Москвы.
-- Гм-гм, кхкхх! - искусственным образом прокашлялся Виталий. Чтобы потушить тарахтение за стеной. Храп, как показалось Виталию, на самое мимолетное мгновение отступил, но тут же вернулся. В переживающей ночной шторм носоглотке Игоря теперь поселился нехороший присвист. Будто к спящему мужчине, к самой кромке вновь разложенного одеяла, подсел соловей. Это птичье подголосье плело свои, более ровные, кружева, но общая белиберда щекотала Виталия по макушке, дергала за уши, вдавливала череп в подушку - единственный уцелевший подарок от бывшей жены.
Ведь они разошлись с Тамарой из-за храпа. Женщина храпела. Беспощадно и безжалостно. Шумела, как ночной экспресс, рушила, как тать в ночи, семейное благополучие.
-- Тамара, уходи от меня! - кричал и бесновался Виталий. Он почти плакал, поскольку уважал жену.
Тамара покорно ушла к другому мужчине, с которым на протяжении нескольких месяцев тайно уединялась на даче среди огромных сосен. Женщина не стала скандалить в ответ, упираться. Она была уверена, что ее разоблачили, приперли к стене. И лишь Виталий знал, что губительный женский храп разворошил их семейную жизнь.
У Виталия на лбу выступил легкий озноб. В соседней комнате действительно обычно спал Игорь. Но еще вчера его попросили покинуть квартиру. Соседу, в отличие от жены, про храп высказали прямо и без уверток! Храпишь, нет мочи, уходи, не сердись, брат! Тяжелый храп ломал сон Виталия, портил настроение, поселял в душе владельца квартиры тревогу и скребущую тоску.
-- Хрррррххррр - шумело и орало совсем рядом, рукой подать.
Значит, он вернулся. Бесшумно, аккуратно. Виталий, можно сказать, прокрался в квартиру, не позвонил и не предупредил. Неужели пришла пора закатить скандал? Правда на стороне Виталия. К тому же захотелось писать, а дорога в туалет лежит через комнату, где храпит целый человек.
Разбираться с назойливым квартирантом не хотелось. Ведь вчера они так хорошо расстались. Игорь и Виталий облобызались на прощание по христианскому обычаю и даже прочитали первый абзац из акафиста на обретение нового жилья для Игоря.
Взять и разораться среди ночи на ворвавшегося соседа, пусть и бывшего, было бы поступком низким, опрометчивым. Но как же любовь к себе, должна ли она идти вразрез с самоуважением? Где та грань?
-- Хрррххррр, - захлебывался Игорь.
Виталий пристал с постели. Он помнил, что Игорь собирался уехать из Москвы, к сестре. Даже прислал снимок из вагона поезда. В кадр попал купол храма, разбитый забор и бездомный в бежевых штанцах, роющийся в мусорном баке. Игорь был уверен, что проплывающая из окна церковь побудила Виталия сделать снимок, отправить его. Фотография сопровождалась подписью: “В вагоне, постараюсь не храпеть, брат! Обнимаю, Виталя!”. Подпись должна была окончательно уладить неловкую ситуацию.
Значит он вернулся, решил никуда не ехать, решил снова похрапеть в насиженном гнезде. Голые ветви берез цокали по окну. Под тяжестью сырого вихря они сминались в бесформенный комок из проводов.
Виталий просунулся в коридор. Храп прекратился. Со стороны улицы в комнату колотила беспокойная дождливая дробь. Дверь была открыта. Выключатель нащупался сам собой. По отошедшим от потолка обоям разлился свет. Кровать была пуста. След от лампы отразился огненным шаром в окне. Никакого Игоря в комнате не оказалось.
Виталию приснился очередной кошмар. Никакого храпа, судя по всему и не было. Это клиника, странное наваждение. Он сел на кровать, где всего минуту назад мог надрываться бывший квартирант.
***
В 1997 году маленький Виталик с корешами хотели избить бездомного. Он отдыхал на скамейке в парке. И смешно храпел. Похожий звук раздавался в этой комнате несколько минут назад. В голове Виталия воскресли все детали той странной и дикой перепалки, о которой все участники ее пытались забыть.
Гражданин нежился под открытым, усеянным ловко нарезанными квадратными облаками, небом. Правая рука его свисала, чуть касаясь земли. При каждом вдохе нос неизвестного гражданина чуть вдавливался в сероватую мякоть лица.
О том, что Виталик умеет мордовать тех, кто не способен дать сдачи, знали только Серега и Колян. Еще по школьным переменам. Виталий не хотел вспоминать то, что случилось позже, но подробности сами собой выползали, пенились, вихрились, будто горшочек из детской сказки варил и никак не хотел остановиться.
Подробности полезли по стенам, подкрадывались к книжным полкам. Поздний вечер ожил в памяти так ярко, что можно было выключить надрывающуюся лампочку, свисающую с потолка набухшей слюной. Ни одна деталь бы не скрылась в потемках.
Вечерами они бесцельно шастали по городу, смеялись, кричали, чем вызывали беззлобный ропот случайных старух и молодых мамочек с колясками.
Но вот тот самый гражданин в бежевых штанах и белой рубашке нарушил что-то. Парни окружили скамейку, Виталий вытолкнул изо рта комочек зеленой жвачки и положил на лоб отдыхавшему. Для прочности он надавил на гибкий камушек, вдавил его, чуть расплющив. Колян и Серега заржали, гражданин зашевелился, приоткрыл глаза. Он потянулся, хрустнул длинными пальцами рук, сцепив их, будто уставший офисный работник, затомившийся от бесполезной рабочей волокиты. Мужчина спустил ноги на землю, присел, уставился на ребят. На лбу старческой бородавкой продолжала липнуть пришпиленная бородавка. Мужчина ее не замечал, либо делал вид, что не замечает.
-- Предлагаю бой! - выпалил чудак. -- До первой крови.
Парни переглянулись. С одной стороны их удивила такая прямота, с другой - насторожила, даже испугала. До этой истории им приходилось избивать бомжей, матерящихся пьянчуг, но этот был довольно крепким, даже нагловатым.
На кон незнакомец поставил пятьсот рублей - огромные по тем временам, да и еще и для учеников средней школы, деньги. Он вытащил купюру, расправил двумя щепотками, будто подтверждая ее прочность.
-- Застегни ширинку, брат, - предложил он Сереге.
Тот весь стушевался, подкосился, нагнулся, стал нащупывать молнию, но она образцово держала, золотистый, зубчатый шов.
-- Шутка, - ответил мужик.
Бились по очереди. Серегу чудак отлупил одними ногами. Руки он странным образом держал в карманах бежевых брюк. Он ходил, по пришибленной от первых ночных морозов траве, как упрямый циркуль, топтал ногами свалившегося подростка.
Колян сражался отчаянно, целился кулачками в гримасу опьяневшего, как ему казалось, гражданина. Все без толку. Проворный удар мужика расквасил нос Коляна. Он с визгом отлетел в кусты и стал отползать в сторону проспекта, который шумел в зарослях парка. Мужчина нагнал уползавшего мальчишку и с ноги ударил в грудину.
Виталий замер на месте. Мужчина приблизился к нему и нанес страшный удар в челюсть с левой руки. Мальчишка с визгом рухнул в траву.
-- Все честно, шпана! - Если бы вы победили меня, я бы вам выдал бы эти деньги, - чуть шатающийся на длинных ногах мужик засунул купюру в карман штанины и побрел. От громко рыгнул, повернулся, прислонил пятерню к губам и миролюбиво сказал:
-- Христос посреди нас!
И двинулся, чуть раскачивающейся походкой в сторону Комсомольского озера.
На лбу его продолжала висеть жвачка, придавленная большим пальцем Коляна. Виталий испуганно провожал таинственного пешехода. Он почти пришел в чувство. Сжатым в кулак купырём школьник натирал харю, пытался содрать следы проигранной битвы. Куст травы лишь неприятно саднил кожу, размазывая по лицу алую жижу. Его товарищи валялись поодаль. Подоспели женщины. Стали звать на помощь.
***
На следующий день был неприятный разговор с сотрудником милиции. Его вызвали вместе с отцом, который своим перегаром отравлял воздух в коридоре.
-- Займи мне на опохмел, Сергей, - попросил родитель избитого подростка.
-- Ты упал что ли? Какой я тебе Сергей! - буркнул, набычившись сотрудник правопорядка.
Из кабинета следователя шатающуюся фигуру отца попросили удалиться. Виталя во всех красках изложил злополучную встречу. Но особенно он напирал на жвачку. Казалось, его только эта подробность тревожила, будто в ней крылось объяснение страшного вечера.
-- Забудь ты про жвачку, - почти орал следователь. -- Как он выглядел? Что ты мне мычишь?!
Оперативник ровными шагами ходил по кабинету. Он сжимал свой подбородок в несколько слоев, будто эта была губка для мытья посуды, которую требовалось срочно высушить.
-- Жвачка была на лбу, - стал вспоминать Виталий. -- Это не я ее прицепил, -- быстро поправился.
-- К черту жвачку! Опиши мне его подробнее. Шрамы на лице, может, татуировки, понимаешь? Ты знаешь, что твои приятели в больнице. Одному сломали нос, второму выбили челюсть! Без сознания оба лежат. Местное телевидение шастает тут по коридорам! А? Ну?!
Виталий тихонько вздохнул. Из коридора раздался оглушительный храп. Следователь смягчился. Сел напротив подростка.
-- Батя твой храпит? - только испросил.
Виталя беспомощно кивнул.
-- Идите домой, - только сказал оперативник.
(продолжение последует...)