Предисловие и предыдущие главы можно посмотреть здесь 👇
Как только первые проталины земли проступили на снегу, крестьяне открыли двери конюшен. Истощенное, измученное стадо выбежало на простор, мыча и разрывая копытами и рогами снег, чтобы добраться до сухих листьев и травы. Голод оживил в них первобытный инстинкт.
Человеческие существа жили немногим лучше. В ярком свете весеннего солнца на многих можно было увидеть разрушительное действие этой зимы. Щеки впали, морщины от носа ко рту стали подчеркнутыми. Теперь, когда шубы были отложены в сторону, можно было видеть, насколько исхудало большинство тел. В нашем селе не осталось ни одного толстого человека. Все беспокоились о весенних семенах. Большинство из них было съедено.
Незадолго до того, как лед на Волге тронулся, отец последний раз отправился в Нижний Новгород. Потом он не смог бы поехать, пока не закончит весеннюю вспашку и посев. В этот раз он там продал мой кулон. Я попросила его после покупки билетов и оплаты дорожных расходов, потратить остаток на семена. Нам повезло. Подвеска была работы Фаберже. Алмазы вокруг него были ценными.
Весна и теплая погода не принесли бедному Аркадию улучшения. Как только начали набухать почки весны, его жизнь оборвалась. Мы похоронили его на Островском кладбище, вне склепа. Отец сделал ему гроб и снес его вниз. На кладбище было очень тихо, если не считать грачей, занятых строительством гнезд. Мы поставили деревянный крест над его могилой.
Несколько дней спустя нас разбудила ужасная ссора между отцом и Маней. Они кричали друг на друга. Ксения заплакала, повторяя, что кого-то убьют. Вскоре хлопнула дверь и раздались яростные крики. Я выглянула в проход. Там был отец, буквально тянущий Маню вниз по деревянным ступеням, ведущим наружу. Она села на нижнюю ступеньку, а он вернулся. Оттуда она выкрикивала оскорбления в его адрес. Он стоял наверху, дрожа от ярости. Наконец ей удалось пробудить в нем дьявола. Ей повезло, что он ее не убил. Я вернулась в постель. Это было не мое дело. Наступила тишина. Когда мы встали, никаких признаков Мани не было. Пришла акушерка Ольга, попросила одежду. Отец дал ей связку, сказав: «Скажи ей, чтобы она возвращалась к отцу. Я с ней покончил».
У нас воцарился мир. Отец был в прекрасном настроении и много пел. Он не обладал слухом, но ему нравилось слушать собственное пение. Меня переполняла надежда, что Маня действительно ушла из нашей жизни. Теперь отец наверняка пойдет с нами. Или, может быть, он мог бы найти работу в Москве, и я осталась бы с ним. Я могла бы давать уроки английского и французского.
Все мои надежды рухнули, когда она вернулась через две недели. Она была робко подавлена. Она привезла подарки от отца. Пачка приличного табака, бутылка самогона, немного белой муки. Отец купил ей одежду, и она снова выглядела опрятно и красиво. Она наивно призналась мне и Анюте, что отец отослал ее обратно, потому что все еще надеялся, что может произойти смена правительства и что он увидит, как его дочь едет в коляске, занимая место моей бабушки. На самом деле отец Мани был незаконнорожденным Чегодаевым, чем и объяснялся ее довольно благовоспитанный вид. Была и другая причина ее возвращения. Она обнаружила, что снова беременна.
Однажды я шла с отцом по только что вспаханному полю в Ивановку. Ранние лучи солнца переливались через влажную красную глину. Я прыгала с одной борозды на другую, ворча от тяжелого пути.
— Полполя уже собралось на наших сапогах, - буркнула я. — Мои промокли».
— Если мне не изменяет память, Вы предложили это как короткий путь. Помните, жизнь пройти не поле перейти.
— У вас всегда есть подходящая пословица на все случаи жизни.
Вместо ответа он усмехнулся. Обидевшись, я замолчала. Он сказал мне, все еще с веселым блеском в глазах. — Знаете, я когда-то больше всего гордился своими ногами и носил только самодельные башмаки из мягчайшей кожи. Теперь сапоги не проходят сержантского осмотра, и вместо носков у меня тряпки обмотаны. Ксения не ропщет в моем хозяйстве.
Я покраснела, потому что он был прав, но настроение у меня было гнилое. Через некоторое время он обратил мое внимание на пение жаворонков. Все небо было наполнено их песней. В жизни была жестокость, сказал он мне тогда, и удивительная мягкость, возвышенная красота, если держать уши и глаза открытыми, пробуждение земли после долгого зимнего сна, спокойная красота леса в такое весеннее утро, соловьи в лунную ночь, ковер из незабудок на лесной полянке. И в высшей степени замечательная вещь — юношество или женственность, которые вскоре станут моими.
Мне стало стыдно за свое придирчивое настроение. Я открыла свое сердце и услышала мелодию жаворонков, и увидела перед собой красоту леса, окутанного нежной зеленью.
Скот снова стал гладким. Деревенская молодежь возобновила свои прогулки, и с наступлением сумерек до нас из деревни доносились звуки аккордеона и молодые голоса, поющие в унисон. Кукушки в любовном восторге перекликались в лесу. Васильки и маки покрывали паровые поля. В возрождении земли зима была забыта. Трава и цветы росли над могилами, росли над памятью. Еды по-прежнему не хватало, но грибы пошли рано, а молока было много. Крестьяне говорили, что после голода всегда был богатый урожай.
Отец и Анюта нашли новый способ улучшить свое питание. Они собирали молодых грачей, выпавших из гнезд, и ежедневно ели жареного грача. Парк превратился в одно огромное лежбище, так что запасы были неограниченны. Однако от сильного запаха новобранца меня тошнило.
Теперь крестьяне относились ко мне с уважением. Я снова стала объектом интереса. Я собиралась за границу. Для этого нужно было иметь деньги или богатых родственников. Сельсовет охотно подписал наши бумаги. К счастью для нас, мы вступали в период НЭПа, когда Советы ослабляли поводья только для того, чтобы натянуть их позже, сильнее, чем когда-либо.
Все прощания были сказаны. Пришло время паковать чемоданы. Отец подарил мне и Ксении четыре бабушкиных иконы. Еще французский флаг, взятый у предка Чегодаева, бабушкину серебряную ложку, несколько вышитых платков, визитницу из слоновой кости. Последним его подарком стал орден Святой Анны, принадлежавший его отцу. Бедняга, думаю, он отдал мне все, что у него было.
Он выбрал то, что, по его мнению, было наиболее подходящей одеждой для меня во время путешествия. Юбка из какой-то темной материи, сшитая из бабушкиной юбки, и ее черный жакет с белой кофточкой и платком. Все это он попросил Анюту привести в порядок. Он начистил мои туфли и пришил к ним несколько заплаток. Затем он упаковал все мои вещи, приказав мне следить за тем, как он это делает, чтобы потом я могла сделать это сама.
«Твоя мать никогда не умела упаковывать вещи. Слуги по старинке разбрасывают вещи. За ними всегда надо присматривать».
Наш багаж громоздился громадной кучей на полу нашей спальни, но в основном он принадлежал Анюте.
Мой последний долг был перед моей кошкой. Наташа, наша бывшая служанка, вернулась жить в Курбатиху, где у нее был дом, а ее муж вернулся в Чехословакию, чтобы посмотреть, смогут ли они там жить. Она согласилась оставить мою кошку. Я сама принесла её ей. Ее дом был похож на кукольный домик, светлый, с льняными занавесками ручной работы, вышитыми крестиком. Ее кровать была покрыта лоскутным покрывалом. На стене висела фотография моей бабушки и несколько цветных репродукций.
Мне предстоял еще один визит – на могилу бабушки. Найти было нетрудно. Могилы были немногочисленны. Трава густо поросла над насыпью, которая оседала. Я хотела, чтобы у меня был маленький куст сирени, чтобы посадить над ней. Крест сделанный во главе был идентичен всем остальным. Даже ее имя не было написано на нем. Я надеялась, что когда-нибудь смогу поставить настоящий каменный крест.
В ночь перед поездкой я не могла уснуть. Меня бросало из стороны в сторону. Будет ли когда-нибудь рассвет? Тогда что? Будущее представлялось моему воображению образ за образом. Над всем было гнетущее чувство тревоги. Наконец рассвет ударил в наши окна без занавесок. Я вскочила с кровати, выползла из комнаты, чтобы не тревожить Анюту и Ксению, и вышла на улицу. Утренний ветерок обдувал мое лицо своим холодным дыханием. Небо становилось все светлее и светлее. День обещал быть прекрасным, потому что облака были похожи на руно овец. Я вдыхала воздух со сладострастным удовольствием, он был наполнен ароматом цветов с липовой аллеи, ведущей к особняку. Солнце выпустило одну из своих рук, за ней еще одну и еще, как гигантские руки осьминога. Но тело, которое последовало за ним, было с веселым лицом сибирской яблони. Все птицы пели приветствие солнцу, деревья шумно махали ветвями, словно в честь него. Должна ли я присоединиться? Но почему? Ему, Солнцу, было совершенно безразлично, что происходило на земле. Далекое и величественное, оно следовало своим путем среди этих бескрайних небес, где земля была крошечной точкой, а я едва заметным объектом, песчинкой. Я повернулась спиной к солнцу и стала умываться в кадке с водой, стоявшей для этой цели в коридоре. Ко мне присоединилась Маня с растрепанными волосами и полусонными глазами. После того, как она подоила корову, я предложила отвести ее в стадо. Я посмотрела, как стадо с ревом пробирается через деревню, как пастух щелкает кнутом, а потом повернула назад. Я встретила отца, который привел кобылу из парка, где она паслась ночью. Он таскал ее за чуб. Он обратился ко мне сердито:
«Что, по-твоему, ты здесь делаешь? Садись сейчас же и приготовься. Ты всегда непунктуальна».
Когда я собралась, завтрак был на столе. В качестве особого угощения Маня сварила кастрюлю картошки и дала каждому по стакану свежего молока и немного творога.
Все было готово, кобыла запряжена, поклажа сложена на телеге. Отец сказал нам, чтобы мы садились в неё. В этот последний момент мужество покинуло меня. Я притворилась, что забыла что-то в своей комнате. Там мои ноги подкосились. Я опустилась на колени возле своей кровати, спрятав лицо в матрас. Мой собственный пуховый матрас. Вошел мой отец.
— Вы нашли то, что искали? - спросил он ровно, избегая смотреть на мое лицо, по которому беспомощно текли слезы.
— Все в телеге. — Мой голос дрожал. — Я выгляжу опрятно?
Он критически посмотрел на меня, склонив голову набок.
— Ты справишься. Вы даже волосы заплели как следует. Давай, не сейчас. Мы не должны пропустить лодку.
Когда мы выезжали из ворот поместья, несколько человек, в том числе Григорий Бурмистр, вышли пожелать нам удачи. Отец хлестнул кобылу хлыстом. Она пошла рысью. Проехав деревню Курбатиха, мое настроение начало улучшаться. Я с мучительной остротой почувствовала, что я снова двигаюсь сквозь пространство, как и во времени, и что возврата быть не может.
По прибытии в Лысково отец поехал прямо к пристани, где оставил нас и наш багаж. Мы должны были съесть обед, который принесла Анюта, а он оставил кобылу с друзьями, которые присмотрят за ней, пока он не вернется.
Не успел он проглотить несколько кусочков еды, как завыла пароходная сирена, призывая всех на борт. Он выглядел нуждающимся в покраске и хорошей чистке. В противном случае я подумала, что это может быть тот самый пароход, который много веков назад доставила нас сюда. Мы путешествовали в третьем классе. Внеся наш багаж, отец сказал нам, что мы должны сесть на него и внимательно следить за ним на случай воров.
Трюм, в котором мы оказались, был битком набит грязной, изможденной толпой пассажиров, большей частью из еще голодающих губерний Нижнего Поволжья, направлявшихся в Нижний Новгород и далее в поисках работы и пропитания. Они сидели в позах мрачной покорности на своих узлах, не обращая внимания на то, что их окружало. Ближе к вечеру женщина расстелила себе на полу постель. Анюта поступила так же и легла рядом с Ксенией, прикрывшись своей черно-белой накидкой в клетку, уцелевшей с довоенных времен. Я продолжала сидеть на своем чемодане. В конце трюма была широко открытая дверь, ведущая на палубу, над которой находилась палуба первого класса. Я увидела отца, стоящего там, прислонившись к перилам. Я решила присоединиться к нему.
Мы проехали много деревень, останавливаясь в некоторых из них. С одной стороны бескрайний лес, с другой возделанная земля. Вскоре отец принес мой чемодан и помог мне застелить что-то вроде постели с помощью одеяла и подушки. Я очень устала и сразу заснула, проснувшись от холода. Было уже совсем светло. Мой отец все еще был там, бесконечно куря сигареты.
Я встала, чтобы размяться, потому что была очень долго без движения, и пошла посмотреть, как поживают Ксения и Анюта. В резком свете восходящего солнца все эти спящие люди выглядели еще страшнее, чем в более милосердном вечернем свете. Бородатые лица мужчин, их рваные ботинки торчали, когда они лежали на полу, их грязные рубашки, их засаленные, мешковатые брюки. Женщины выглядели еще хуже: рваные шали поверх рваных платьев, острые лица, спутанные волосы. Младенец начал плакать, и мать кормила его грудью. Груди ее обвисли, сморщились, ребенок дергал их, его лицо было старым и сморщенным. Эти люди напоминали мне овец, запертых без всякой цели. Неужели голод так и не смог сломить их дух? Он мог бы сделать это. Вечный голод сводил с ума. Но пришла весна, и в них должна возрождаться надежда. И все же они были безнадежны. Но почему? В России теперь правил пролетариат. Эти люди, следовательно, должны быть правителями, вместо этого они выглядели жертвами. Кто же тогда были настоящими правителями моей несчастной страны? Кем бы они ни были, их сердца были каменными.
Прежде чем я заснула, я услышала, как люди ходят надо мной по палубе первого класса. Я слышала, как они смеялись и разговаривали. Я почувствовала запах хорошей еды и табака. Конечно, в эгалитарном обществе не должно быть первого класса. Но эти овцы и не думали ставить под сомнение право тех, кто путешествует первым классом. Они были послушными. Я не была послушной. Возможно, поэтому те правители хотели нашей полной ликвидации.
Наконец мы прибыли в Нижний Новгород; такое знакомое название, такое совершенно неизвестное мне место. Так и осталось, потому что мы поехали прямо на извозчике на вокзал по узким улочкам, вымощенным булыжником. Поезд шел долго. Поезда никогда не ходят по расписанию, объяснил отец. Продавцы чая ходили взад и вперед. Отец купил нам по чашке чая. Наконец поезд прибыл, и отец посадил нас в купе третьего класса. Сиденья были деревянные, но мне было все равно, потому что у меня сильно заболела голова, и я заснула, положив голову на плечо отца.
Продолжение читай здесь👇
#мемуары #воспоминания #100летназад #российскаяаристократия #княгинячегодаева #башкировы #революция1917года #судьбырусскогодворянства