Старый новый год по игуаньему календарю.
Глупый праздник. Всегда находил его таковым, но поскольку на следующий день почти всем выходить на поденную службу, народец наш веселится что есть сил, хотя, согласно известной пословице – "перед уходом под воду не надышишься".
Две игуаны встречаются на гнутом мосту – его изгиб напоминает спинку гусеницы, которая приготовилась шагать куда-то в свою, ей одной известную микроскопическую неизвестность.
- Ну как ты?
- Как сам, или, допустим, как Кьеркегор?
- Он самый.
- Пойдем туда?
- Что ли, не выспался?
На первый взгляд, пустой разговор.
Таковы многие игуаньи разговоры, увы…
Если вы случайно окажетесь в трамвае и замрете, превратившись в насекомое, в зависимости от ваших способностей к перевоплощению - то ли в ветошь, то ли в уснувшую на две зимы бабочку, а может быть, даже в пыль или в слой сажи на трамвайных поручнях, так вот, если у вас получится стать совсем незаметным, почти стеклянным, почти прозрачным, - вы услышите подлинные игуаньи разговоры. Иногда в специальной искусствоведческой литературе их называют «разговорами обывателей».
Я бы не был так категоричен. По мне, это обыкновенные повседневные разговоры, и относиться к ним высокомерно – неразумно.
В конце концов, кому-то надо поговорить и о ценах на детские сады, и о том, почему перевоплощающее денежное вспоможение приносят в башни и в подвалы только по вторникам. И обсудить причину, почему в почтовых лавках продают исключительно просроченное, трехдневное телеграфное молоко.
Или, наконец, шипы для постновогодней обувки. О такой обуви много говорят - всяк знает, что шипы для нее невероятно колючи, зато как нельзя лучше способствуют работоспособности тех, чьи плечи зажаты в узких клетушках офисных заглоточных пространств.
Впрочем, не будем спешить. Всё это – и толкотня в трамвайчиках, и бесконечные очереди возле утренних кофейных автоматов, и куцые разговоры о начальстве и о том, при каких оно сегодня усах, черных или золотых (производство усов благодаря последней причуде всех без исключения начальников процветает как никогда), - всё это будет завтра. В первый рабочий день. После длинных новогодних каникул.
А сегодня пока еще – тринадцатое января. И наш народец пляшет, что называется, напоследок – от всей души.
Происходит много приятного: танцы в павильонах, мармеладный сок в теплых кофейнях, - ох, какая красота, из труб поднимается столь ласковый, нежный дымок! Здесь особенно хорошо пахнет, корицей и апельсинами…
В жизни игуаньего города не так уж много подлинных радостей, здесь бывает очень скучно, и грязно. Тут полно бедолаг, навеки лишившихся своего древесного и дырявого крова, и неудачников категорий– но старый новый год на все закрывает глаза…
Уборщиков и подавальщиков кофе во многих заведениях заменили роботы. Их не так много, как в городе Имаго, к примеру. У нас иногда дворниками работают настоящие игуаны.
Несмотря на то, что праздник продолжается, маленькие автоматы уже поспешно убирают из подворотен горки древесного серпантина и звезды конфетти.
Гирлянды гулких, трескающихся от мороза новогодних фонарей, кое-где оборванные, качаются на ветру. Их тоже следует убрать. Этим занимаются чернобородые роботы-пираты, те самые, которых городской комитет обычно распределяет на самую грубую работу: собирать пустые улиточьи раковины на Слизнекрылой набережной.
Именно оттуда, с вечно мокрой, пупырчатой набережной, возвращаются в воду те из нас, кто во время ледяного дождя обретает выпрошенные у провидения жабры.
Эта набережная – чрезвычайное место. Паутина свисает с перекрытий, мосты убегают через каналы, как мотыльки – с цветка на цветок. А те самые сухопутные улитки, чьи опустевшие домики используются потом игуаньим народцем для всевозможных нужд – те улитки тоже реют прямо там, в сыром, промозглом воздухе, - они словно хранители этого места.
Впрочем, я снова ушёл в сторону. Это, увы, мне свойственно. Моя закоренелая меланхолическая Ысть только способствует тому, что я вечно отвлекаюсь на то и на это. И оседлав любимого конька, бросаюсь в усыпительные описания паутины, улиток и новогоднего льда. Что, вероятно, может повредить и выполнению моих обязанностей – я ведь составитель игуаньей хроники, а это требует сосредоточенности…
Пока, во всяком случае, верховный Ывзирь мне ничего не говорил, а ведь он, я знаю точно, внимательно прочитывает каждый лист календаря. Это всё равно, что ежедневно записывать свои сны по утрам.
Нудная процедура, не позволяющая Вам вернуться в свой сон, каким бы чудесным он не был и как ни старайся - но уж так положено. Таковы правила.
Согласно этому порядку, Ывзирь читает календарь, не пропуская ни дня.
Пока, во всяком случае, накладок не возникало. Я исправно получаю свое денежное пособие за ведение игуаньего календаря. Личный посыльный Ывзиря дважды приносил мне подробнейшие топографические карты города, которые должны вроде как помогать в работе.
К ним прилагались пакетики с прекраснейшим засахаренным инжиром, - до него я великий охотник, и в хорошие ночи могу танцевать под джазовые напевы до самого утра, был бы только отличный крэммофон с утлой, но широкой цветконожной раковиной из меди (такой лучше всех пропускает звук) да спелый инжир на музыкальном пюпитре.