Девочки тихо сидели за столом под светом единственной одинокой тусклой лампочки, вышивая крестиком салфетки. Они не поднимали головы, боясь взглянуть в сторону или отвлечься, только протягивали руки за ножницами, либо за новой ниткой. Лизе сегодня не везло: она проколола палец иглой еще на первом крестике, кровь сочилась из пальца и он жутко болел. Она взяла палец в рот.
- Вот, вроде не идет больше, а то за порченую салфетку попадет, дай боже как. – Подумала она про себя.
Но неудачи не кончались, она сделала крестик не там, где надо и пришлось переделывать, еще эта противная лампочка, еле-еле светит. Ножницы упали с грохотом на пол. Она попросту не успевала сделать свою работу, нервничала и … боялась.
Наконец наступило десять часов вечера и все пошли спать.
- Зотова ко мне, – строго сказала Вероника Дмитриевна.
Лиза сжалась в комок, стоя у своей кровати, протянула руки за платьем, но не успела.
- Быстро, я что, должна десять раз повторять? – сердилась воспитатель.
Лиза потопала к двери босыми ногами. Там она ощутила ее тяжелую ладонь на своем плече и подталкиваемая ею пошла по коридору в сторону туалета.
- Не повезло Лизке, - шептались девчонки, когда дверь за воспитателем закрылась, в полном молчании ложились в кровати.
Вероника Дмитриевна, по кличке «Клизма» была женщиной строгой и злобной. В свои сорок лет она до сих пор не была замужем и не испытала счастья материнства. За то, чужих детей у нее был целый интернат. Здесь она и проявляла всю свою агрессию, выливала весь яд неудавшейся, не сложившейся, как ей казалось, своей женской доли. Она никогда не кричала, а только шипела, как гадюка, из кустов и начинала сверлить глазами следующее, провинившееся тело. Она от души щипала детей под майками и колготками так сильно, что синяки и ссадины оставались надолго, но посторонние люди не замечали их.
Вот она то и забрала бедную Лизоньку из спальни и повела в туалет.
Из крана капала вода. Кап-кап-кап. Она действовала угнетающе на мозг, и голова гудела, словно колокол. На полу женского туалета, на холодном кафеле, сидела, сжавшись в комочек, плачущая девочка в одном нижнем белье. Ее худенькие плечи дрожали, а туманный взгляд был сосредоточен на очередной капле воды. Она набухала, и, отрываясь от крана, неслась вниз, ударяясь о раковину, громко бухала: КАП. Было ощущение, что она пробивает молотом мозг, тело, сознание. В этот миг Лизонька мечтала только об одном: побыстрее умереть! Она так этого желала, так жаждала, представляя себе, как добрый папа, который погиб на границе, два года назад, встретит ее там, на небесах, обнимет своими крепкими руками, закружит ее, весело смеясь, и поцелует. Она так мечтает об этом. А мама? Мама не сможет этого сделать. Она и не встретит и не обнимет, она даже не узнает ее, свою дочку. Мама сошла с ума после смерти любимого мужа, не смогла пережить его отсутствие, и живет теперь в психиатрической больнице, словно овощ на грядке: ни кого не помнит, ни о ком не вспоминает. Даже имя свое забыла, смотрит на мир совершенно отсутствующим взглядом. Может она тоже умерла и теперь встретилась с папой.
В шесть часов утра пришла Вероника Дмитриевна. Она с порога прикрикнула на Лизу:
- Что, понравилось, будешь еще вести себя так? Мерзкая тварь! А ну вставай!!!
Не дождавшись ответа, она подошла к девочке, сидящей на голом кафеле, и испугалась. Стеклянные глаза Лизы смотрели в одну точку, и не двигались. Щеки пылали пунцовым жаром, на щеках высохшие струйки слез. Она потрогала ее за плечо, и девочка стала заваливаться на бок. Она так и несла ее на руках, скрюченную, в медкабинет.
- Верка, ты в своем уме? Доигралась су…, - сказала ей Валя медсестра. – хочешь в тюрьму сесть. Меня под монастырь подводишь. Откуда только в тебе столько злобы. Чтоб тебя разорвало на части.
Вера хваталась за голову.
- Валь, все для тебя сделаю, не выдавай, - умоляла она Валентину.
Еще давно по молодости, когда Вероника Дмитриевна была просто Веркой, она была самой счастливой на свете.. У нее было все: дом, молодой муж, родители и скоро будет первенец. Она так ждала этого дня, стояла вечерами у зеркала и наблюдала, как постепенно округляется ее живот. Муж нежно гладил ее по животу, бедрам, волосам, прислушивался к биению сердца ребеночка. Однажды, они с мужем пошли за ягодами. Весело бродили по тайге. Больше смеялись, чем искали ягоды, радовались этому теплому дню, прятались за толстыми стволами деревьев, ловили каждый лучик солнца, пробивающийся между ветвями, и не заметили, как из чащи леса к ним направились четверо мужиков, одетых в рваные фуфайки. Это были сбежавшие уголовники. Все, что было после, показалось Верочке адом. Она и сама не помнит, как добралась до поселка. Муж погиб, защищая ее. Ребенка она потеряла, раны на теле залечивала несколько месяцев, а вот душевные раны, рвали ее изнутри на части. Ей снился только один страшный сон, грязные лица, искаженные злобой и похотью, ножи и крики от боли и унижения. Ни какие мольбы не могли их остановить. Он изводил ее нервную систему в конец. Она не могла простить смерть не родившегося ребенка. И всю свою злобу изливала на детей в интернате. Она мстила им за жизнь, за улыбки, за смех, за то, что они ходят, пьют, едят... Ведь ее кровиночка никогда не сможет этого сделать. Увидеть небо, погреться на солнце, улыбнуться бабочке, почувствовать дождь, лизнуть слезинку на ее щеке. А теперь? Что теперь? Она закрывала лицо руками. В кого она превратилась, в садистку?
Лизонька открыла глаза, и дернулась. Рядом с ней на табурете сидела Клизма и держала ее руку.
- Проснулась? Наконец то. Как ты? – она потрогала рукой лоб ребенка. Лиза молчала, она боялась шелохнуться, не то, что говорить.
- Прости меня, Лизонька, прости, солнышко, ты только поправляйся, все теперь у нас будет хорошо.
Лиза не верила своим ушам. Клизма, такая страшная, злая и вредная, просит у нее прощения и целует? Может она уже на небесах? А где же папа?
- На вот! – Она очистила кожуру апельсина и подавала девочке дольки, где только смогла достать, это чудо, - кушай, ешь, ешь, тебе надо. Витамины, таблеточки. Мы поправимся с тобой, мы сможем! – она плакала. Вокруг стоял невероятный аромат. Лиза получала от мамы апельсин лишь в подарке на Новый год. Потом они сушили корку от него и пили чай, бросая маленький кусочек в общий чайник для аромата. – У нас все будет хорошо. Смотри, что я тебе принесла. – Она подняла перед Лизой красивое платье, в оборочках.
- Это мне? – Удивленно проговорила Лиза. Клизма, аж подпрыгнула на табурете от радости.
- Тебе, тебе. Я тебе все сделаю, все принесу, ты знаешь, а давай вместе жить будем. Хочешь, а? Хочешь? У меня квартирка есть, она маленькая, но нам с тобой хватит. – Она радовалась и тайком утирала слезы, катившиеся из глаз. Это что то: клизма умела плакать?
Еще месяц ходила она к Лизе каждый день, читала ей книги, приносила ей конфеты, фрукты, где только доставала их на зимних сибирских просторах? А потом удочерила Лизу и уехала к своей тетке в Краснодар.
С тех пор клизма очень изменилась, стала ласковой и такой нежной, много обнимала свою дочку, целовала и шептала ей на ухо, как она ее любит. В это время лицо ее покрывалось румянцем, щеки пылали и вся она, становилась такой нежной, горячей, словно печка - буржуйка.
Шли годы и Лизонька с отличием закончила медицинский институт. Окруженная безусловной любовью Веры Дмитриевны и ее беспрестанной заботой она превратилась в чуткую добрую нежную, сострадательную девушку. Местом работы ее стал военный госпиталь. Всем нравилась добродушная Лизонька. А уж больные души в ней не чаяли. Всем дарила она свою очаровательную улыбку и доброе слово. Всегда воздушная, радостная, легкая, она проходила по коридорам и палатам, как сказочная фея, даря улыбки и хорошее настроение. больным хотелось жить, ходить, летать, любить. Сколько предложений она получала: владеть сердцем всю жизнь! Здесь и нашла она свою любовь: старшего лейтенанта Матвеева Виктора Алексеевича. Он был ранен в левую сторону груди, пуля прошла рядом с сердцем, а вот стрела любви не промахнулась. Попала прямо в цель.
- Увезу тебя, увезу, будешь моей? – спрашивал он ее.
Вероника Дмитриевна была рада замужеству своей дочери, но сразу, как то постарела, провожая молодых на место службы. И самое главное, их распределили в Сибирь. Видимо сама судьба вела ее туда. Сразу вспомнились те годы, печальные, страшные, горестные. Но, как говорят: бог дает нам тот крест, который по силам нести.
- Мама, не грусти, ты ведь сможешь приехать к нам в гости или жить у нас. Мы тебе всегда рады, - просила ее Лиза, - не плачь. Твои слезы для меня, как бриллианты. Жаль их тратить.
- Будь счастлива, девочка моя.
Лизоньке повезло, ее жених оказался хорошим человеком, мужем, солдатом. Они долго кочевали по гарнизонам, он дослужился до генеральского чина. А вот детей у них не было. Не с кем делиться своей огромной бескрайней любовью, и она отдавала ее всю без остатка больным и раненым солдатам.
В каком бы госпитале она не работала, везде восхищались ее мужеством, силой характера, добротой и неуемным задором.
Виктор Алексеевич недавно умер, оставив ее совершенно одну. Коварный ковид подкосил его отличное здоровье. Погоревав немного она вернулась к работе. Даже сейчас, на пенсии, в условиях нелегкой мировой обстановки, она каждый день приходит в госпиталь, помогает бойцам, делает перевязки, поднимает их дух, дарит любовь, поддерживает добрым словом, настраивает на светлые мысли. А еще она каждому дарит конфеты, печенье, фрукты, покупая это на свои собственные деньги. Кстати это делают и другие врачи.
На самом деле, это очень трудно и сложно, видеть перед собой боль от ран и страдания человека, как душевные, так и физические. А выстоять в борьбе за жизнь каждого солдата, не дать сорваться ему, не показать свой испуг и жалость – это просто подвиг. Я преклоняюсь перед нашими врачами. Пусть у них будет всегда крепкий дух, горячее сердце, сильные руки, и огромное бесконечное милосердие. Я рада, что знакома с такими интересными людьми, имеющими поистине золотое сердце.
Мира вам всем и любви!