Предыдущая глава
Весь этот день Светлана Березкина ощущала смутную тревогу. Накануне, ночью, она долго не могла заснуть: мысли об Игоре, улетевшем так неожиданно, не давали ей покоя. А утром, придя на работу, она заметила в полковом медпункте непривычную суету. На ее вопросы никто толком не мог ответить, она узнала только, что командир дивизии еще ночью вызывал к себе начальника медицинской части и приказал ему в срочном порядке приготовить группу врачей к срочному вылету. Потом Светлана видела сама, как хлопотали врачи, четверо молодых офицеров, укладывая в свои ранцы аптечки и хирургический инструментарий для проведения операции в полевых условиях. Все они были одеты в защитные десантные комбинезоны, на топчане, возле дневального, лежало их оружие: автоматы и ножи. Ближе к обеду, на «уазике» начальника медпункта, привезли парашюты в больших сумках, и офицеры, помогая друг другу, прямо на маленьком дворике перед зданием санчасти подгоняли под себя лямки подвесных систем.
Осматривая очередного пациента, Светлана в раскрытое окно ловила обрывки их разговора:
- «Гамма»… Самая первая на этих учениях разведгруппа… Командир дивизии встревожен… Столько времени нет на связи… Весь штаб стоит на ушах…
- Товарищ доктор, - вывел Светлану из оцепенения голос, сидящего напротив солдата. – Больно уже, руке-то…
Она оторопело бросила взгляд на шкалу прибора Ривароччи и ужаснулась: ртутный столбик тонометра бился на делении двести пятьдесят миллиметров. Резко отвернув клапан на резиновой груше, Светлана сбросила давление в манжете.
- Простите, пожалуйста, задумалась… - извинилась она и спросила. – А вы не знаете, что это за суета сегодня с самого утра? Бегают все, волнуются…
- Забегаешь тут… - солдат, морщась, растирал предплечье. - Семь человек из разведки дивизии пропало… Ни ответа, ни привета уже который день…
Больше в этот день Светлана не смогла работать. Сославшись на сильную головную боль, отпросилась у главврача и пошла домой. На полпути остановилась, колеблясь, потом решительно повернула в сторону казармы разведывательной роты дивизии.
Опухший от бессонных ночей майор Кузьменко встретил ее хмуро. Светлана робко остановилась у двери его кабинета, представилась:
- Я жена вашего офицера, лейтенант Березкина.
- Понятно… - кивнул Кузьменко. – Присаживайтесь, слушаю вас. Как ваше имя-отчество?
- Светлана Максимовна.
- Очень приятно. А меня зовут Николаем Ивановичем. Вы по какому вопросу ко мне?
- Я хотела бы узнать, где мой муж? – Светлана твердо смотрела майору в глаза. – Он исчез так неожиданно, даже не попрощался. Оставил только записку, что скоро вернется… Но уже прошло несколько дней, а его все нет.
Кузьменко медленно вертел в руках карандаш. Потом положил его на крупномасштабную карту, развернутую на столе.
- То, что ваш муж не сообщил, куда он убывает, - не его вина. Он офицер специального подразделения и не все может рассказывать. Впрочем, такого права и мне не дано, но я скажу вам: гвардии лейтенант Березкин в данное время находится на выполнении ответственного задания. И когда он вернется, неизвестно даже мне, его непосредственному начальнику.
- Товарищ майор… Николай Иванович… - Светлана достала из сумки платок. – Простите, я едва не реву… Дело в том, что сегодня я случайно услыхала про какую-то разведгруппу «Гамма»… В полку только и разговоров, что о ней… Скажите, мой муж там?
Кузьменко посуровел лицом.
- Знаете, выходит? Что ж, могу подтвердить: ваш муж, лейтенант Березкин, в составе этой группы.
- Николай Иванович, - руки Светланы нервно затеребили платок. – А… А что у них случилось? Умоляю вас, расскажите мне все, я готова к самому худшему… - слезы, до этого еще кое-как сдерживаемые Светланой, потекли из ее глаз.
- Успокойтесь, Светлана Максимовна, - командир роты налил из графина воды и подал его женщине. – Вы же врач и обязаны управлять своими эмоциями. Тем более, что ничего страшного не произошло. Просто «Гамма» не вышла на связь в назначенное время, видимо, неисправна радиостанция. Такое, увы, случается… А на все разговоры в полку не обращайте внимания, сами знаете, в войсковой части, как в семье, каждому все известно. А слухи имеют свойство обрастать выдуманными подробностями.
- А как же наши офицеры-хирурги? Анестезиолог с ними, травматолог… Лететь куда-то готовятся, парашюты притащили в санчасть, оружие?
- Все это не более, чем мера предосторожности, Светлана Максимовна… Мало ли что? А вообще: все нормально: учения, это далеко не война, и незачем так волноваться, вернется ваш муж целехоньким.
Прижав к щеке скомканный платок, Светлана пригорюнилась, молча глядя куда-то в угол отрешенным взглядом.
- Сколько лет вы замужем? – мягко и учтиво поинтересовался майор.
- Скоро будет год, - медленно проговорила она.
- Ну-у-у-у, тогда понятно, почему столько волнений. Моя жена, например, уже давно привыкла к таким неожиданностям… Если и волнуется, то, наверное, чуть-чуть. Скоро привыкните и вы.
- Мне привыкать незачем, - прерывисто вздохнула Светлана. – Мой муж временный в армии человек.
- Так ведь всякое может случиться, - рассуждающе произнес майор. – Глядишь, и насовсем останется, такие случаи бывали.
- Раньше я и сама так хотела… А теперь… А теперь – ни за что! Каждый раз вот так переживать.
- Светлана Максимовна, - голос Кузьменко построжал. – Представьте себе, что началась война. Кто поведет солдат в бой?
- Найдется кто-нибудь, - устало и равнодушно вымолвила она.
- А для этого дела кто-нибудь не годится… - жестко возразил майор. - Тут нужен человек подготовленный и надежный, чтобы ему можно было доверить жизнь многих людей.
- Знаете, Николай Иванович, раз уж вы мне все рассказали откровенно, то и я тогда скажу: не получается ничего у Игоря. Он страшно тяжело переживает свои неудачи на службе. Говорит, что даже солдаты над ним смеются… Вы знаете, про это?
- Плохим бы я был командиром, если бы не знал, что происходит во вверенном мне подразделении…
- А я… я… Вместо того, чтобы поддержать, утешить, успокоить, сказала… В общем, так сказала, что обидела…
- Если не секрет, то что вы ему сказали, Светлана Максимовна?
- Я сказала, что не желаю, чтобы он всегда тащился в обозе, был хуже всех… Что это прерогатива нестроевых старцев из какого-нибудь инфарктно-инсультного формирования… - слезы снова заструились из глаз Светланы. – Он переживал очень из-за этих дурацких слов, стал замкнутым, раздражительным…
- Инфарктно-инсультного формирования, говорите… Это сильно! - не смотря на доверительную серьезность беседы, майор коротко и дружелюбно посмеялся. - Да, резковато вы обошлись с мужем, прямо скажем… Только не надо плакать, сами того не подозревая, вы очень нам помогли.
- В чем помогла? – она посмотрела на офицера, в заплаканных глазах – искреннее недоумение.
- Вы знали о том, что ваш муж подал на мое имя рапорт о переводе в тыловую часть?
- Да, он говорил мне.
- Так вот, лейтенант Березкин забрал тот рапорт. Видимо, это произошло после вашего разговора… А капитана Никитина попросил тренировать его индивидуально. И замполит докладывает мне, что у него кое-что стало получаться… Теперь я уверен: из вашего мужа вырастет достойный офицер-десантник. Разозлился он на самого себя, а это очень важно, вовремя свое нутро перетряхнуть, разобраться, что есть что? Вот скажите, изменился Игорь после того разговора?
- Да, очень, - улыбнулась Светлана сквозь слезы. – Гимнастические кольца дома повесил, боксерскую грушу… Только свободное минута – мутузит ее по часу, а то и по два.
- Ну вот видите, - одобрительно усмехнулся майор. – Настоящим разведчиком хочет стать. А по секрету скажу: самого капитана Никитины мечтает победить на борцовском ковре – вот куда дело зашло! А вы плакать… - Кузьменко вернулся за стол. – А теперь я вынужден извиниться – служба…
- До свидания, Николай Иванович, - сказала Светлана благодарно. – Успокоили вы мою душу. Уж простите, что я так…
- Ничего, ничего… Спасибо, что зашли, Светлана Максимовна, теперь будем знакомы. Как только появятся сведения о разведгруппе «Гамма», я тотчас же поставлю вас в известность. Уверен, что все будет хорошо. До свидания.
***
Неимоверным усилием сержант Абшилава перенес правую ногу через ствол поваленного дерева и остался сидеть на нем, не выпуская из онемевших пальцев ручки носилок. Перетянуть левую ногу не хватило сил. Позади тяжело дышал ефрейтор Дудкин.
- Чё затормозил, капрал?
- Погоди, джан, маленько передохнем, да…
- Давай, - облегченно прохрипел Петр, разжимая пальцы. Привязанный к ручкам носилок жгут, сделанный из пучка строп, впился в шею и плечи. Осторожно опустив раненого, десантники повалились на мягкий ковер из мха, долго лежали без движения. Потом Абшилава открыл глаза и обратился к Павлову.
- Слушай, Миша-джан, как ты себя чувствуешь, дорогой?
Тот с трудом разлепил спекшиеся обметанные губы.
- Пи-и-ить…
Резо болтнул над ухом фляжкой, отвинтив пробку, осторожно влил Михаилу в рот немного воды. Острый кадык раненого шевельнулся вверх-вниз. Вскоре он открыл помутненные глаза. Слабое подобие улыбки тронуло его губы, когда узнал своего закадычного друга Дудкина.
- Петруха… кубический… сколько уже прошли? – едва расслышали разведчики его вопрос.
- Много, Миша, - Петр положил ладонь на его лоб. – Скоро речка будет, поплывем к людям, так что все будет нормально, дружбан.
Посмотрев на часы, Абшилава раскрыл аптечку, достал из нее шприц-тюбик. От прикосновения острой иглы Павлов дернулся, застонал. Резо щекой прижался к его лбу, потом повернулся к Дудкину.
- Надо идти, Петя-джан, температура повышается, это очень плохо при его состоянии, да…
Разведчики снова надели на плечи веревки носилок, плохо гнувшимися, одеревеневшими пальцами вцепились в концы жердей. Пройдя с километр, Резо остановился, внимательно осмотрел раненого. После обезболивающей инъекции Павлов спал, его лицо немного порозовело.
К вечеру второго дня вконец измотанные Абшилава и Дудкин подошли к широкому распадку, по дну которого голубой лентой извивалась быстрая горная речка. Бурунили струи на перекатах и на небольшом водопаде, шум которого уже давно слышали разведчики. Вода была прозрачной, серебрилась в лучах клонящегося к закату солнца.
Плот сооружали из прошлогоднего плавника, в изобилии валявшегося по обеим берегам. Десантной цепью-пилой, набранной из острых звеньев-зубьев, имеющей на концах ручки, отпиливали сухие бревна одинаковой длины, вязали одно к другому крепкими стропами. Для прочности, в передней и задней части плота, положили поперечные жерди и тоже зафиксировали стропами.
Было уже почти темно, когда Абшилава завязал последний узел.
- Ловко ты с веревками управляешься, капрал! – не преминул похвалить его Дудкин.
- Э-э-э, Петя-джан, есть такая наука в медицине – десмургия… Пригодилась вот.
- И что же это за наука?
- Умение правильно бинтовать. В «Черёхе»[1] целых полгода изучал, да.
Наступила глухая промозглая ночь. Небо заволокло слоистой облачностью, редкие капли начинающегося дождя, шипя, стали капать в костер. Резо задумчиво смотрел на золотистые угли. Мысли сержанта сейчас были об одном: есть ли в поселке геологов, стоявшем на берегу реки Зунтара, кто-нибудь? Если есть, то Михаил Павлов непременно будет спасен. У геологов обязательно имеется радиосвязь, катер, и наверняка к ним, прилетает вертолет. Инструктируя разведчиков, капитан Никитин строго наказывал: ни в коем случае не проплывать мимо этого, первого на их пути населенного пункта. Постепенно мысли Резо перешли на другое: «Как там ребята? Настигли уже или нет тех неизвестных?»
Резо очень зримо представил себе, как разведчики окружили врагов, предложили сдаться. В ответ раздались выстрелы, по камням защелкали пули. Капитан Никитин посылает в обход старшину Гусарова и, наверное, лейтенанта Березкина. Эх, вот если бы и Резо сейчас мог быть там! Он стрелял бы короткими очередями, прижимая противника к земле. Очередь – перебежка… Очередь – перебежка… Все ближе и ближе… И вот он, наконец-то, диверсант! Искаженное злобой и страхом лицо… Вскидывает на разведчика оружие. Но зря что ли обучали Резо приемам рукопашного боя или, может, зря он носит на груди рубиново-золотистый гвардейский знак, а на плечах погоны сержанта ВДВ… Резо бросается вперед, вскидывает левую руку, имитируя атаку, и враг идет на эту уловку, ставит блок защиты… Мгновенным неуловимым движением Резо хватает его запястье своей железной пятерней. Рывок вверх, поворот на сто восемьдесят градусов, еще рывок, резкий подбив стопой под колено… Рука диверсанта закручена за спину… Еще одно движение – и вторая рука там же… Победа! Враг захвачен живым, как и было приказано! А ребята уже волокут второго, связанного и перепуганного до смерти.
Абшилава облизал пересохшие от волнения губы. На минуту ему стало обидно, что он сейчас не там, не с товарищами, в бою, скоротечном и яростном. А сокровенные мечты уже рисовали следующую, еще более яркую и желанную картину: в парадном строю застыла разведрота… нет, полк… даже не полк, а вся гвардейская воздушно-десантная дивизия. А перед ее строем стоят они, семеро разведчиков из группы «Гамма». И генерал-майор Самойлов, подходя к каждому, лично вручает медали «За боевые заслуги».
ЗА БОЕВЫЕ ЗАСЛУГИ – в мирное время!!! Такое случается нечасто…Точно такую же медаль имеет и Гурам Абшилава, отец Резо, который во время войны служил пулеметчиком. Да, это было бы здорово вернуться в родной Зугдиди и гордо пройтись с наградой на груди по улицам города под руку с Тами'ной, его красавицей невестой…
Мысли Абшилавы были прерваны длинным и мучительным стоном Павлова. Резо поправил ранец под головой раненого, Михаил медленно раскрыл глаза.
- Проснулся, Миша, вот хорошо! Сейчас я тебя покормлю, - засуетился сержант. Павлов отрицательно покачал головой, прошептал едва слышно:
- Сами ешьте… Я не хочу…
- Хочешь не хочешь, меня это не интересует. – как можно тверже сказал сержант. - Я просто тебе приказываю, да!
Пока Резо пытался накормить больного, Дудкин отошел в сторону от костра и, чтобы отвлечься, стал собирать дрова. Ему страшно хотелось есть, от голода кружилась голова, а от дразнящего аромата разогретой тушенки судорожно сокращался желудок. Вспомнив, что в нагрудном кармане маскировочной куртки у него должен быть кусочек пайкового шоколада, Петр расстегнул пуговицу и достал сплющенную бесформенную лепешку серебристой упаковочной бумаги. Шоколада в ней почти не осталось, но Дудкин долго облизывал обертку, наслаждаясь горьковатыми остатками армейского лакомства.
Отбросив в сторону обертку, десантник хотел застегнуть карман, но пальцы нащупали в нем конверт. Это было письмо из Болгарии от Пети Костадиновой, полученное еще в начале лета. Дудкин любил перечитывать именно это письмо, настолько оно было теплым и сокровенным, поэтому тайком от старшины Гусарова взял его с собой. Вернувшись к костру, он достал из конверта письмо. В колеблющемся отсвете пламени перед ним поплыли ровные четкие строчки, написанные рукой любимой девушки.
«Здравствуй мой драгой и любимый Петко! – прочел он первое предложение и улыбнулся ошибке своей невесты. Сколько уже раз она делала в этом слове ошибку, но всякий раз Дудкину было приятно осознавать, что в далекой Болгарии, живет и с нетерпением ждет его самая красивая девушка на свете, для которой он, русский парень Петр Дудкин, «драгой», то есть – дорогой.
Далее Петя сообщала, что в этом году невиданный урожай роз и вся Казанлыкская долина полыхает розовым пожаром. Петя с гордостью рассказывала о том, что ее девичья бригада уже перевыполнила план по сбору цветочных лепестков и все десять девушек, во главе с ней, Петей, получили благодарность и солидную премию от руководства госхоза.
Забыв про голод, с мечтательной улыбкой на лице, Петр читал о том, что его любимая тоскует, мечтает о скорой встрече на земле России, где она еще никогда не бывала. От письма на Дудкина повеяло теплотой. Образ чернокосой красавицы возник перед глазами настолько реально, что ему даже показалось, будто в холодной и мрачной расселине, где он остановился на ночлег с боевыми товарищами, стало чуточку светлее. Петр вложил письмо в конверт с яркими международными марками. «Народна България поща. Цена пять стотинок» - прочел он на одной из марок, изображающей бегущих спортсменов в белоснежных греческих олимпийских туниках.
Спрятав конверт во внутренний нагрудный карман, Петр протянул озябшие ладони к огню. Абшилава передал ему банку с тушенкой.
- Доедай, джан, это твоя порция… Миша совсем мало поел.
- Спасибо, Резо, - Дудкин достал ложкой волоконце мяса, стал неторопливо жевать, стараясь продлить наслаждение.
Дождь разошелся к середине ночи, постепенно перерос в ливень. То и дело угрюмые таежные горы освещались яркими сполохами молний, неистово грохотал гром. Вот очередной удар потряс небеса, молния, на миг разорвала черноту туч, осветила бешено ревущий поток прибывающей на глазах реки.
- Чтоб тебе пусто было! Не мог ты пойти, когда нас хотели поджарить на сопке! – Дудкина трясло от холода. Подняв к небу мокрое лицо, он добавил. – Знаешь, капрал, я так околел, что даже стихи сочинил…
- Какие, Петя? – простучал зубами Абшилава. – Почитай, пожалуйста, да…
- Слушай, если хочешь:
- Я сижу на дне окопа,
у меня промокла жопа,
меня как цуцика трясет,
а дождь проклятый,
льет и льет…
- Вах, зачем ругаешься, Петя-джан, как потом таким ртом будешь шашлык и хинка'ли кушать, когда ко мне в Зугдиди гостем приедешь? - попытался пошутить Резо, тоже промокший до нитки. Прикрыв Павлова плащ-палатками, снятыми с носилок, оба десантника сидели под ливнем, тесно прижавшись с двух сторон к спящему товарищу, стараясь согреть его своими телами. Дудкин тревожно заметил:
- От Мишки, как от печки - тепло, вроде не мы его греем, а он нас.
- Жар у него, - хмуро пояснил Абшилава. - Плохо это, Петя, очень плохо…
Разведчики притихли. Потом Дудкин тихонько толкнул сержанта в бок:
- Еще бы поесть… Может, откроем банку с беконом, а, Резо?
- Отставить! Пока еще можно терпеть, – жестко произнес тот. - Все, что есть в ранце будем считать «НЗ». А дальше посмотрим. Сейчас попробуй лучше уснуть, джан.
- Ага, уснешь тут, - зубы ефрейтора выбивали мелкую дробь. – Вспотел дрожать!
Разведчики снова замолчали. И только река неумолчно шумела у их ног. Костер залило. Вода потоками шла с гор, скатывалась в пенную бурлящую реку. Через час она подошла к тому месту, где расположились разведчики. Они перенесли раненого на возвышенность. В кромешной тьме Дудкин наощупь пошел к берегу, ориентируясь лишь при вспышках молний. Привязанный веревками к деревьям плот уже плавал. Чтобы проверить узлы, ефрейтору пришлось забрести в воду почти по пояс.
***
Раннее мрачное утро занималось над промокшей тайгой. Дождь прекратился, теперь с неба сеяла мелкая густая морось. Серая туманная мгла окутывала горы, обложенные низкими облаками. Стало еще холоднее.
«Прав был капитан Никитин, когда отправил нас с раненым, - невольно подумалось Абшилаве. – Какие в такую погоду могут быть поисковые полеты…»
- Надо бы костер развести, Мишку обогреть, да самим обсушиться малость - прервал его размышления Дудкин. – Плыть все равно еще рано – не видно ни хрена, на камень можно запросто налететь да перевернуться.
- Действуй, Петя! - поддержал его сержант.
- Есть!
Прежде всего надо было найти что-то хоть чуточку сухое. Дудкин раскрыл ранец, порылся в нем. Тщетно, все было насквозь промокшим: даже просаленные обертки консервных банок расползлись от влаги. Что же делать? Ефрейтор машинально похлопал себя по нагрудным карманам и снова нащупал письмо из Болгарии, бережно достал его. Бумага была влажной, но температура тела не позволила ей полностью разложиться, и она вполне годилась для исполнения задуманного.
И вдруг до боли пронзительно, Дудкин понял, что сейчас, в эту минуту, будет сжигать письмо любимой девушки. И оно, это дорогое и милое его сердцу девичье послание, превратится в пепел. Дудкин заколебался, но жестко и неотвратимо понял, что выбора у него нет. Утешил себя мыслью: что когда-нибудь расскажет об этом Пете и она его непременно поймет. Он ладонью сбил дождевую влагу с травы и положил на нее раскрытое письмо. Мимолетно подумал: пусть именно из него, этого двойного тетрадного листка бумаги, возникнет спасительный огонь.
Как и все десантники, Дудкин был обучен многим способам добычи огня в самых сложных погодных условиях, будь то снег, ливень, сильный ветер, дикий мороз… И если для простого путешественника сегодняшняя погода могла стать неразрешимой проблемой, то для Дудкина эти промозглые небесные хляби мало что значили.
Ефрейтор извлек из магазина три патрона, взял один из них, вставил его пулей в овальное отверстие на основании автоматной «мушки». Резкими движениями стал раскачивать патрон и, расшатав место соединения пули с гильзой, положил на письмо. То же самое проделал и с остальными двумя патронами.
Потом при помощи ножа, содрал с ближайшей березы мокрую бересту. Собрал несколько сосновых веток с прошлогодними желтыми иголками, тщательно отряхнул их от воды, положил сверху пучка бересты. Затем, соединив ножны со штык-ножом и превратив их тем самым в ножницы для резки колючей проволоки, прочно зажал пулю этими ножницами и покачивая гильзу, поочередно выкрутил из расшатанных гнезд пули, бережно высыпал серый порох на письмо. Пригнув края бумаги, подсунул ее под бересту. Достал из кармана специальные противодождевые спички, чиркнул о терку и поднес к пороху. Тот воспламенился с шипением и резким выбросом тепла. Тотчас же занялась бумага. Робкие язычки желтого пламени облизали бересту, она нехотя загорелась и затрещала, закручиваясь кольцами. Пошел густой синий дым. И тут же начали потрескивать загорающиеся сосновые иголки. Дудкин приник к земле, собрав трубкой губы, стал осторожно раздувать огонь. А уже через несколько минут на залитой дождем поляне полыхал небольшой костер.
«Спасибо тебе, моя любимая Пе'тица!» - мысленно поблагодарил Дудкин свою далекую болгарскую невесту.
Теперь в костер можно было класть даже промокшие ветки. Шипя и исходя паром, они загорались под воздействием сильного пламени. Набросав на него сверху несколько толстых сучьев, разведчики подтащили к костру Павлова. Обступили кострище, наслаждаясь его живительным жаром. От их одежды клубами повалил пар.
Резо, все это время, исподволь наблюдавший за работой Дудкина, положил руку на плечо товарища, глядя ему в глаза, чуть пафосно, но с искренней теплотой в голосе, произнес:
- Не переживай, друг, за письмо, да… Вот так же, как этот костер, еще сильнее разгорится ваша с Петей любовь, поверь мне.
- Спасибо, Резо, - Дудкин был явно тронут. - Так оно и будет, надо только выжить и Мишку спасти.
- Выживем, на то мы и десантники... – заверил сержант и попросил, протягивая ефрейтору плоский котелок. - Набери-ка водички, Петя-джан, чай вскипятим, да завтракать будем.
- Это дело! – Дудкин направился к реке.
***
- Развед-привет, Миша! – Дудкин прикоснулся ладонью к щеке Павлова, потрепал ее. – Просыпайся, дружбан, тебе надо позавтракать, мы чаёк заварганили, тушенку разогрели…
Не открывая глаз, Павлов тихо, но отчетливо промолвил:
- Да разве ж я хотел, мама? Разве ж я знал, что все так выйдет? – с этими словами больной попытался приподняться. Резо осторожно уложил его на просушенную плащ-палатку, прикоснулся ко лбу, полыхающему жаром. Немного погодя Павлов открыл глаза, взгляд его был почти бессмысленным. Лишь через несколько минут он стал проясняться. Павлов узнал склонившегося над ним сержанта.
- Резо… Где мы сейчас?
- К реке вышли, Миша-джан, плот связали, скоро поплывем. Только ждали, когда ты проснешься. Сейчас ты должен покушать.
- Х-холодно… - с трудом выговорил Павлов. – Я… в с-снегу лежу?
- Нет, нет, Миша, - успокоил Резо. - Просто всю ночь шел дождь, ты немного промок.
- А с-сейчас д-дождь идет?
- Чуть-чуть, джан. Но скоро совсем перестанет, да.
- Х-холодно, о-оччень хол-л-лодно… Резо, согр-рей… З-замерзаю… Петя, дру-у-уг… Петруха… - раненый снова стал бредить.
- Ну что решаем, сержант? – Дудкин вопросительно смотрел на Абшилаву. - Двигаемся или малость подождем? Река-то вздыбилась, аж ревет, плыть опасно…
Тот сосредоточенно перебирал в укладке медикаменты, тяжело вздохнул:
- Надо плыть, Петя. Совсем мало ампул осталось, а Мише все хуже, боюсь простудить его. Ты слышал, как он бредил ночью?
- Слышал. Такого еще не было…
Абшилава решительно сказал:
- Ждать больше нельзя, можем опоздать! Сам знаешь, впереди у нас почти сто километров реки, будем рисковать!
- Как думаешь, в поселке геологов кто-нибудь живет сейчас?
- Очень надеюсь, что да, - Абшилава забросил на спину промокший ранец, повесил на шею автомат. – Иначе все зря, понимаешь, дорогой, зря…
- Что зря?
Вместо ответа сержант зашагал к подтянутому к берегу плоту, бросил на него вещи, вернулся к раненому. И только когда Павлова уложили на приготовленное для него ложе из веток, сказал негромко:
- Не хочу, чтобы получилось так, что мы Мишу зря по тайге тащили двадцать километров… Отвязывай веревку, Петя, плывем! – Резо оттолкнулся шестом от берега.
[1]«Черёха» - один из центров подготовки сержантского состава для Воздушно-десантных войск. Так называемая «учебка».
Продолжение
