В период с 1954-го по 1996-й годы только три женщины в СССР были приговорены к смертной казни. Одной из них стала Антонина Макарова, которая в годы Второй мировой войны расстреляла около 1500 советских партизан, а также мирных жителей.
Ее называли Тонькой-пулеметчицей и дьяволом в юбке, но когда война закончилась, никто не мог вспомнить ни ее имени, ни лица.
В детстве
Антонина Макарова родилась в деревне Малая Волковка на Смоленщине в далеком 1920-м году (а может и в 1922-м). При рождении она получила фамилию Панфилова, но парочка ошибок в бюрократической системе сделали из нее Антонину Макарову.
Она росла в обычной семье колхозников. Помимо Тони у ее родителей было еще шестеро детей, а главным методом воспитания, как это водится, был отцовский ремень. Девочка с детства усвоила, что чем меньше внимания она привлекает, тем лучше и спокойнее будет ее жизнь.
К семи годам она в совершенстве освоила искусство быть незаметной, но первого сентября 1927-го года ее привели в школу. Учитель стал проводить перекличку. Каждый ребенок должен был поднять руку, встать и назвать свое имя и фамилию. Девочка робко подняла руку, встала, но не могла проризнести ни слова.
- Как тебя зовут? – поинтересовался учитель.
- Тоня.
- А фамилия?
Девочка ничего не могла ответить. Кто-то из детей крикнул:
- Макарова она, дочь.
Последнее слово затерялось в гуле других возгласов, поэтому учитель просто записал девочку Макаровой, а выяснилась ошибка лишь спустя несколько месяцев на общем родительском собрании. Все эти месяцы Тони послушно отзывалась на фамилию «Макарова», так что по всем ведомостям проходила именно эта фамилия. Так и повелось. Именно на эту фамилию впоследствии она и получила паспорт.
В середине 1930-х отец девочки получил направление на работу в Москве, поэтому вся семья перебралась в столицу. Именно здесь девочка, к удивлению родителей, закончила старшую школу и поступила в медицинское училище. Тихая, послушная и молчаливая Тоня не производила впечатление девушки с сильным характером, она была скорее послушной, чем сообразительной. Именно за свою прилежность она всегда и получала хорошие оценки. Тем удивительнее было то, что она вдруг решила поступить в старшую школу, стать медсестрой, а затем, в 1941-м вдруг записалась на фронт.
На фронте
К началу Великой отечественной Тоня еще не успела получить диплом медсестры, поэтому ее записали в санитарки. В октябре 1942-го года она оказалась в так называемом Вяземском котле.
Солдаты группы «Центр» подчистую разгромили советскую армию, а в живых не осталось практически никого. Общие потери октября 1941-го составили от 300 тысяч до миллиона человек. В Москве началась паника, а тех немногих выживших, скрывавшихся под горами трупов и прятавшихся по подвалам, взяли в плен фашисты. В том числе и Антонину.
Среди русских солдат на фронте ходили ужасные слухи о том, как пытают в немецком плену, поэтому многие предпочитали смерть. Тоня оказалась в комнате с красноармейцем по имени Николай Федчук. Немцы, кажется, вообще о них забыли и несколько дней к ним никто даже не подходил, так что они решились попытаться сбежать из плена. Каждый день они слышали глухие звуки расстрела, и понимали, что они еще не в братской могиле только потому, что напрочь никому не нужны. Если бы их схватили при попытке к бегству, то расстреляли бы на месте, но и плен означал только отсрочку казни, а не отмену.
Сбежать им удалось. Пара решила продвигаться короткими перебежками в родную деревню Николая Красный Колодец в Брянской области. За несколько недель походной жизни они сблизились и, кажется, безоглядно влюбились друг в друга. Спустя несколько недель они все же добрались до деревни, нужно было только перейти холм и пройти пару-тройку километров.
- Тоня, ты здесь оставайся и дальше уж сама, ладно, - неуклюже сказал Николай. – У меня там жена и дети, не нужно тебе туда идти.
Николай ушел, оставив двадцатилетнюю, обезумевшую от такого предательства девушку, в лесу. Ей оставалось только кричать и выть от отчаяния.
Юная и красивая санитарка привлекала внимание многих солдат, но девушка была к ним равнодушна. Николай стал ее первой любовью, который сначала вроде бы спас ее из плена, но потом бросил умирать в лесу.
Спустя несколько дней в деревне Красный колодец все же появилась молчаливая девушка с потерянным видом и остановившимся взглядом. Ее приютила какая-то женщина, но спустя несколько дней выгнала, заметив, что та совратила какого-то местного забулдыгу, которого не взяли на фронт. Масла в огонь подлил Николай, первым ратовавший за то, чтобы изгнать девушку от греха подальше. Пусть там уж сама как-нибудь.
Антонине было теперь все равно. За сексуальные услуги «походной жены» можно было получить ночлег и еду, а иногда и деньги. Поначалу она хотела насолить своим разгульным поведением Николаю, но потом просто поняла, что это отличная стратегия для выживания. Какое-то время она кочевала из деревни в деревню, пока однажды не заболела во время очередного похода. Мучающуюся от жара девушку подобрала какая-то женщина, которая и притащила ее к себе в избу, чтобы выходить. Лишь спустя несколько дней Тоня пришла в себя и узнала, что попала в деревню Локоть.
Локотская республика
В самом начале Великой отечественной войска Германии продвигались очень быстро, захватывая все новые территории. Неуклюжая и архаичная советская армия терпела огромные потери, а области одна за другой переходили во власть гитлеровцев. Повсюду либо во главе округа ставили кого-то из немцев, либо образовывались своего рода аналоги ЛНР и ДНР.
Таким квазигосударственным образованием стала и Локотская республика, небольшая территория на границе Брянской, Курской и Орловской областей. В 1942-м эта территория целиком перешла в ведение немцев, которые и поставили во главу управления своих людей. Сюда пачками привозили всех пойманных в окрестностях партизан на расстрел, так что работы было много, а у немцев не было на то времени.
- Пулеметом пользоваться умеешь? – поинтересовался у Тони кто-то из администрации Локотской республики.
Тоня неуклюже кивнула. Чиновник спросил, согласится ли она работать палачом при местной полиции, а то суд у них военный, а приговоры исполнять некому. Женщина, которая приютила Тоню в первые дни, требовала у нее денег за жилье, а их у Тони не было, да и идти ей тоже было некуда. Она хотела было примкнуть к партизанам, чтобы хотя бы не в одиночку скитаться по лесам, но сейчас ей предлагали полноценную работу, за которую будут платить, которая даст ей возможность выжить.
Люди в Локте жили более или менее хорошо, а те, кто был дружен с администрацией, и вовсе горя не знали: каждый день устраивались попойки, еды выдавали вдоволь, да и жильем обеспечивали.
Тонька-пулеметчица
Когда Тоню привели на ее первый расстрел, она была молчалива, холодна и собрана. Всем казалось, что она даже не нервничает перед первым расстрелом. Девушка села перед стойкой, на которой установлен был пулемет Максим, а из машины вывели 27 человек, ровно столько вмещала в себя одна камера в импровизированной тюрьме.
Тоня никак не могла выстрелить, поэтому водитель грузовика сжалился над ней, налил ей стакан водки и потребовал, чтобы она немедленно выпила. Через несколько минут на поле послышались пулеметные очереди, которые прекратились только когда упали замертво все 27 человек. Когда все было закончено девушка получила 30 рейхсмарок, свою первую зарплату.
Через пару недель Тоне уже не требовался стакан водки, чтобы произвести расстрел. Обычно она зарабатывала 30 рейхсмарок в день, но иногда, когда удавалось повязать особенно большую партию партизан или членов их семей, она выходила на расстрел по 2-3 раза в день. Ей выделили собственную комнату на конезаводе, где и содержались пленные, а заодно и добавили довольствие. Помимо основного дохода, девушка снимала с казненных хорошие вещи и ценности, которые можно было продать или оставить себе.
«Максим» с близкого расстояния буквально разрывает человека вместе с одеждой и ценностями, что сильно огорчало Тоню. Осматривать трупы никому не понравится, поэтому по вечерам она стала приходить к баракам, в которых содержали пленных, чтобы заранее присмотреть людей с интересными вещами, часами или золотыми зубами. Не стоит думать, что так поступала лишь Тоня. Так жили все, в те времена. В условиях тотального дефицита было бы непростительной расточительностью закапывать вместе с телами и ценные вещи.
Тоня стала неплохо жить и хорошо зарабатывать. Немецкие солдаты с интересом поглядывали на девушку и часто приглашали на свидания. Наутро Тоня получала или немного денег, или что-то из дефицитных продуктов. Девушка не видела ничего плохого в таком обмене. Молодые и красивые немцы вели себя обходительно, дарили подарки, а иногда приглашали ее и других девушек на общие попойки.
Однажды в гости к Тоне зашла женщина, которая спасла ее и приютила на первое время. Деревенская женщина не очень-то рада была этому самоуправлению и немцам в гарнизонах. Тоня знала, что та помогает партизанам, но не выдавала ее.
- Что это здесь у тебя за куча вещей? – поинтересовалась подруга, непонимающе оглядывая кучу новых вещей, сваленную в центре комнаты.
- С утреннего расстрела, еще не успела разобрать и оценить, - пожала плечами девушка.
Лицо женщины переменилось и побелело. Пару мгновений она с отвращением смотрела на девушку, а потом развернулась и пулей выбежала из барака, громко хлопнув дверью. Тоня пожала плечами и постаралась выкинуть этот эпизод из головы.
Через несколько дней она вдруг почувствовала себя плохо. Ее тут же отправили в больницу, где уже лежали несколько девушек, с которыми Тоня пересекалась на общих попойках. У всех диагностировали сифилис и отправили на лечение в немецкий госпиталь.
Что было дальше
Пока Тоня лечилась, советские войска захватили Локотскую республику, поэтому возвращаться девушке было уже некуда. Единственный способ выживания, который освоила Тоня, были мужчины. Она знала, что нужно найти кого-то из немцев, кто согласится ей помочь. Главное больше не влюбляться и не верить в их сказки, чтобы не выть потом, как тогда возле деревни Красный колодец. Эффектная и юная Тоня быстро нашла парня, который согласился ей помочь. Немецкий повар помог ей выбраться в Польшу, но затем его подстрелили, а девушку оттправили в концлагерь.
Когда советская армия взяла Кенигсберг, в котором находился концлагерь Тони, война была уже на исходе. Тоня понравилась одному из советских солдат, Виктору Гинзбургу. Восторженный парень, под влиянием всеобщей эйфории тут же предложил девушке пожениться, и тоня моментально согласилась. Проще представляться женой Виктора Гинзбурга, чем объяснять, где служила в годы войны.
Пара поселилась в белорусском городе Лепель и зажила тихой и неприметной жизнью. Тоня родила двоих детей, отлично управлялась с хозяйством, а уже в начале 1960-х устроилась на завод и успела сделать там неплохую карьеру, когда ее наконец не нашло КГБ. Лишь в 1976-м году семья Тони узнала всю неприглядную правду о том, кем работала Тоня в годы войны. Она никому и никогда о себе ничего не рассказывала, у нее не было близких подруг, да и с мужем она предпочитала не откровенничать. Да и понятно, что не о чем. В те годы все еще помнили войну, а соответственно, предпочитали о ней не говорить.
Чем дело кончилось
Поиски Тоньки-пулеметчицы для КГБ превратились в своего рода идею фикс, наподобие поимки Эйхмана для Моссада. Целый отдел занимался этим делом, но все нити, ведущие к Тоньке-пулеметчице, рано или поздно, обрывались. Помогла стандартная анкета, которую однажды заполнял брат девушки. В графу о братьях и сестрах мужчина добросовестно вписал имена и фамилии всех. Все были Панфиловы, и только одна – Макарова.
Если поначалу никто не мог вспомнить о Тоньке-пулеметчице практически ничего, кроме того, что по виду она была москвичкой, то в начале 1970-х появился мужчина, который назвал фамилию девушки. Макарова. Спецслужбы проверили всех подходящих по возрасту женщин с такими девичьими фамилиями, но в этих списках Тоня проходила под другой фамилией. За женщиной следили несколько недель, устроили несколько негласных очных ставок, и только после того, как несколько человек опознали женщину, решились на арест. Антонина не стала отрицать того, что работала палачом, но совершенно не понимала в чем заключается ее вина, она ведь просто хотела выжить.
А что там по психологии?
В профиле Антонины Макаровой, конечно, можно усмотреть некоторые элементы психопатии, черты аутистического спектра, усиленные военными действиями и острым желанием выжить любой ценой, однако, нельзя говорить о каких-то сильных отклонениях от нормы. Она прекрасно понимала и осознавала, что делает, хотела выжить и использовала любой эфемерный шанс улучшить свое шаткое положение.
Согласно ее показаниям, она не испытывала никаких эмоций по отношению к приговоренным. Это была ее работа, не более того. Девушка старалась расстреливать быстро, чтобы люди не мучились, что говорит о том, что никаких садистических наклонностей в ней не было и в помине. Война развращает и заставляет человека делать то, что он бы никогда не стал делать по доброй воле. Кейс Антонины Макаровой ужасен своей бесконечно-беспросветной обыденностью.
