Митька родился слабеньким и болезненным. До полутора лет он был на грудном вскармливании. В хорошую погоду с ним гуляли предварительно тщательно укутав, регулярно делали массажи и консультировались у районных специалистов. Когда мальчик чуть подрос, его стали пичкать витаминами и рыбьим жиром, два раза в день ставили градусник, укутывали и берегли от сквозняков. Но Митька заботы не ценил и болел с завидным постоянством раз в месяц.
С легкой руки двоюродной сестры Таньки его все называли «обмылком». Болезненный, щуплый, Митька был самым маленьким среди мальчиков всей параллели. Злоязычная Танька, его ровесница, возвышалась над ним на полголовы, младший брат Костик, а ему было только пять, ростом был почти с семилетнего Митьку.
Радостным голосами мамины подруги при очередной встрече весело уверяли его, что он стал совсем большой, и скоро будет ростом с маму, а потом догонит и перерастет папу. До шести лет мальчик им безоговорочно верил, потом в его душе появились сомнения, а в семь лет сомнения переросли в уверенность – взрослые врут.
Каждый месяц Митька с трепетом и надеждой старательно вытягивался около дверного косяка, но очередная зарубка приносила разочарование. Когда ему шел девятый год, зеленая полоска, отмечавшая рост Кости, «переросла» синюю полоску Митьки. После того дня Митька у косяка рост больше не отмечал.
Митьку дразнили по-разному: недомерок, шибздик, полметра, заморыш. Но прижилась именно кличка «обмылок», может быть потому, что мама и бабушка, боявшиеся микробов, заставляли его мыть руки по поводу и без. Митька старательно мылил руки мылом, под суетливые указания бабушки:
- Лучше мой, лучше. Намыливай, не жалей мыла. Смыл? Еще раз намыль и опять смой.
В школьной столовой, когда другие дети, старательно избегая внимания учительницы, только для вида мочили руки водой, Митька тер пальцы долго и тщательно. А что с него взять, обмылок, он и есть обмылок.
Сначала Митька обижался, по первости даже плакал, а потом ничего, привык. Клички на улице были почти у всех. Смуглого темноволосого мальчугана звали грачом, крепкого полноватого паренька – кабанчиком.
Ну а он, Митька, обмылок. В общем все как у всех. Митька вообще стремился быть как все, не выделяться из общей массы. Все на рыбалку, и он тоже, все таскать яблоки из колхозного сада, он со всеми, решили играть в футбол, он тоже на поле, хотя футбол никогда особо не любил.
А лет в тринадцать – четырнадцать появилось у Митьки увлечение – радиотехника. Дедушка подарил ему радиоконструктор. Весь вечер мальчик что-то собирал, прилаживал, паял. К всеобщему удивлению маленькое радио отлично работало.
А на следующий день мать Митьку чуть не выпорола. Придя с работы, она увидела разобранное радио, и склонившегося над ним Митьку. После материнской отповеди парнишка собрал источник информации и культуры. На его счастье все работало.
Через неделю соседская бабулька, прослышавшая о местном Попове, принесла сломанный радиоприемник. И, о чудо, мальчишка сумел его починить. После этого авторитет Митьки среди деревенских ребят вырос. А самое приятное то, что из «Митьки-обмылка» он стал «Митька-радист».
Митя по-прежнему был меньше всех ростом в классе, так же плохо играл в футбол, последним пробегал стометровку, но, несмотря на все это одноклассники, и даже ребята постарше, стали его уважать.
После восьмого класса Митька пошел в техникум, потом в армию, в войска связи. Во время службы он вынашивал тайную мечту поступить в институт, но мечте этой тогда не суждено было сбыться. И виной этому стала женщина.
Через несколько дней после возвращения домой Дмитрий пошел в клуб на танцы. Еще днем приметил он в сельмаге темноволосую девушку, приехавшую погостить к сокурснице. За время службы Дмитрий особо не подрос, по-прежнему маленький, но в движениях появилась ловкость, а в глазах уверенность.
Все-таки, он может собой гордиться, хоть и ростом не вышел. Техникум – с красным дипломом, командиры его хвалили, и в институт скоро поступит, в город жить переедет. Девчата сельские на него поглядывают с интересом.
В общем, как только прозвучали первые ноты медленного танца, Дмитрий пошел приглашать незнакомую ему красавицу. Но красавица танцевать с ним не стала, взглянула на неудачливого кавалера сверху вниз и отказала приглашавшему.
- Зачем отказала парню? – спросила ее подружка.
- Да ну его, не парень, а обмылок какой-то! – смеясь, ответила она.
Две или три девчонки тоже хихикнули, кто-то повторил слово «обмылок». Димка, как на зло, слышавший это, покраснел, и вновь почувствовал себя тем беззащитным семилетним мальчишкой, горько плакавшим над обидным прозвищем.
Тут от стайки девчонок отделилась яркая и разбитная Сонька, года на два старше Дмитрия, и не приглашенная им, уверено улыбаясь, сама положила ему руки на плечи. После медленного танца она повисла у парня на руке. В тот вечер Дмитрий пошел провожать Соньку. Домой он вернулся огородами уже под утро.
Через полтора месяца на пороге дома родителей Дмитрия показалась Сонькина мать:
- Ну, здравствуй, Людмила. Ставь чайник, встречай родню. Породнились мы с тобой, Люда, благодаря деткам нашим. Сонька-то моя, от твоего Митьки тяжелая ходит. Вишь, каки дела, мал да удал сынок твой. Обрюхатил девку. Что делать-то будем?
Разговор вышел короткий, Димка решил жениться. Мать его плакала и убеждала, что Сонька крутила со всей мужской половиной деревни, точнее, с той ее частью, которая была старше шестнадцати и моложе шестидесяти пяти лет. И отцом ее ребенка может быть любой, а Димка просто дурачок, который ходит за ней, как теленок. И не та это семья, с которой стоит родниться, Сонька, почитай ш@лава, и мать ее такая же, в сельпо если зашла, то помимо всего прочего портвейн завсегда берет. Но сына переубедить ей не удалось.
Через месяц Дмитрий и Сонька расписались в сельсовете. Невеста и ее мать сияли, как две лампочки по сто ватт. Абажуры можно вешать. Дмитрий, улыбаясь, надел на палец невесты золотое колечко. Родители его особой радости не демонстрировали. Слава о Соньке ходила худая, не о такой невестке они мечтали. Ну да что уж теперь, любишь кататься, люби и саночки возить.
Дмитрий и Сонька переехали жить в райцентр, в институт он поступать не стал, какая учеба у женатого мужика, ему семью надо кормить. Через пять месяцев после свадьбы Сонька родила девочку, хоть и недоношенную, но крепенькую и горластую.
Первые года два жили Дмитрий с Сонькой нормально. Сняли комнату, он на АТС работал, да вечерами брал частные заказы, ремонтировал бытовую технику. Сонька вела дом, нянчила дочку. Ну, убегала, иногда с подружками прогуляться, бросив ребенка на мужа, но не возможно ведь целый день в четырех стенах сидеть. Так и умом тронуться недолго.
Леночке был год, когда ее отдали в ясли, Сонька вышла на работу, а через некоторое время ее понесло. Какие-то подруги, потом и друзья, она стала поздно приходить с работы. Иногда от нее резко пахло духами, но запах духов не мог заглушить запаха алкоголя.
Дмитрий сначала оправдывал ее, пытался что-то изменить в их жизни, оставлял маленькую Леночку соседке, брал билеты в кино на вечерний сеанс, и встречал жену после работы. Спустя время в доме начались скандалы, Сонька, не стесняясь в выражениях говорила мужу все, что она о нем думает, и слово «обмылок» слишком часто звучало в их неприбранной комнате.
Со временем Дмитрий тоже стал задерживаться после работы, у него тоже появились друзья, которые не спешили домой, и за стаканом беленькой, или чего другого, делились друг с другом рассказами о тяготах жизни. Он весь как-то сник, исчезли блеск и задор в глазах, просто обмылок.
Леночку забрала Сонькина мать, и привезя в деревню, пыталась пристроить в дом родителей Дмитрия. Костеря зятя не чем свет стоит, она пришла к родственникам качать права.
Мать Дмитрия в долгу не осталась, и не забыла припомнить, что Леночка ни на мать, ни на отца не похожа, и едва ли она вообще им внучка. Кричала Сонькина мать громко и звонко, но Леночку ей пришлось забрать в дом к себе. Правда, алименты Дмитрий платил более или менее регулярно, была тогда статья за тунеядство, хочешь не хочешь, а на работу ходи.
Дмитрий вернулся в родительский дом через полгода, приехал на свадьбу младшего брата, да и остался. Худой, весь какой-то точно побитый молью, с тоской в глазах. Одним словом, обмылок.
Тоска была не столько по Соньке, сколько по бесполезно прожитым нескольким годам. Какие были мечты шесть лет назад, а в результате только несколько приятелей собутыльников. Хотя лет-то ему было всего двадцать шесть, вся жизнь еще впереди, но ощущение собственной ненужности лишало будущее красок и куража.
На свадьбе пристально смотрела не него двоюродная сестра Танюха, окрестившая когда-то обмылком. Татьяна успела за это время превратиться в крупную дородную бабу, командующую мужем и двумя детьми. Посмотрела она на Дмитрия, повздыхала, поговорила на кухне с его матерью, повздыхала уже вместе с ней. Но вздыхать долго было не в ее правилах, Таньке по жизни приходилось больше действовать, чем вздыхать.
Через месяц появилась она снова, да не одна. Приехала в гости с подругой Полиной. Полина женщиной оказалась работящей, помогла Татьяне прополоть клубнику, наносила из колодца воды, затеяла пироги.
Внешне она была вроде бы невзрачной, блеклая какая-то. Но ближе к вечеру сходила с Танькой на речку, нарисовала губы и брови, платьишко яркое натянула, и ничего, преобразилась бабочка, стать даже какая-то появилась.
Дмитрий с работы пришел, умылся, пирогов поел, и проводили его мать и Татьяна с Полиной погулять, деревню городской гостье показать. Дмитрий сначала сопротивлялся, но пошёл. Дошли до клуба, а там танцы. На медленный танец Полина сама пригласили Дмитрия, ну а потом повисла у него на руке.
Через два месяца Дмитрий женился во второй раз. Родителям их новая невестка понравилась, не первая красавица, конечно, но и не хуже других. Зато уважительная, и в руках все горит. И что из того, что разведена, и что сыночек есть. Так и Дмитрий-то тоже не мальчик. Татьяна сказала, что муж у Полины пил, руку на нее поднимал, так что бабочка уже горя хлебнула, и что к чему в жизни должна понимать.
* * *
Через семнадцать лет Леночка выходила замуж. Со свадьбой пришлось повременить, молодые решили подождать, когда вернется из армии ее брат Лешка. Правда, братом он ей был не родным, а сводным, сын ее мамы Поли от первого брака. Мама Поля ей тоже была не родная, но растила ее с шести лет. Родную мать Лены лишили родительских прав, да и бабушке она очень быстро оказалась не нужна.
Свадьбу играли в кафе, а что они люди приличные, Дмитрий Валентинович начальник цеха, Полина Максимовна – заместитель главного бухгалтера. Старшую дочь замуж выдают, за ней еще Оленька и Вовка подрастают.
Высокая полная женщина в ярком костюме довольно оглядывала зал и веселящихся гостей. Рядом с ней стояла пожилая женщина, неловко оглаживавшая натруженными руками бархат нового платья. Когда после первого танца молодых в вальсе закружились их родители, высокая женщина довольно проговорила:
- Теть Люд, ну ведь славная свадьба получилась, от людей не стыдно. Невеста с женихом хороши! А наши-то, наши, Дмитрий с Полей каковы! Не хуже других. Любо-дорого посмотреть!
- Не хуже, Танечка, совсем не хуже, - поддакивает ей пожилая собеседница.
- А вы тогда говорили, что я ерунду какую-то задумала. А как все замечательно получилось. Семнадцать лет уже живут, душа в душу, двоих детей вместе родили, а всего, считай, четверых вырастили.
- Да, четверых вырастили, младшему-то уже четырнадцать, - вторит племяннице тетка.
- Нет, теть Люд, от женщины все-таки в семье много зависит. С Полиной наш Митька и институт закончил и квартиру получил. Теперь целым цехом руководит, машину вот купили, в санаторий на море по путевке съездили. И сам как преобразился, плечи расправил, солидным стал, одно слово, начальник. А все твердили «обмылок» да «обмылок». Вот вам и «обмылок». Эхххх! Люди вообще, не думают, что языками-то молотят…
Людмила Михайловна хотела было напомнить племяннице, что она первая окрестила Митьку «обмылком», но решила промолчать. Во-первых, она любила неугомонную Таньку, а во-вторых, была ей искренне благодарна за вторую невестку.