«Доктор, а это нормально, что у меня будто не стало своей жизни?» — спросил молодой мужчина, который ухаживал за отцом, что перенес два инсульта.
Больной отец его был немобилен, ходить мог с опорой на трость, и то медленно и недалеко — до туалета добраться, до кухни — не более. Правая рука не работала, поэтому посуду мыл кое-как, готовил самые простые блюда. Страшно был зол на жизнь, что она с ним вот так — жену унесла болезнь сердца, остался только сын; теперь еще сокрушительная болезнь. И сынок-то — не помощник, обиженно думал он, у него самого семья ведь, жена и двое детей.
Конечно, сын все время твердил, что отцу нужно переезжать к ним. Тесно, да. И все не так, как привык отец, но все ж удобнее и проще. Отец категорически отказывался: «Кому удобнее — вам?!» И сын со вздохом отступал. Против помощи бесплатного соцработника больной тоже возражал: «Вот еще, мне не надо чужих в доме». Да и платную сиделку отвергнул.
В итоге сын регулярно ездил в другой город к отцу. Потом возвращался обратно, все время спешил, потому что ждали семья и работа.
А отец будто намеренно никуда не торопился, получая особое удовольствие оттого, что сын приехал, а значит, его время и внимание теперь в распоряжении больного. А значит, та, личная жизнь сына, — работа, видишь ли, у него, — отменяется. Баба у него, видишь ли, с двумя детьми. Нет, это все неважно, думал отец. Важно — то, что он заранее написал в списке дел. Пусть сын выполнит все, и тогда свободен.
«Помыть полы. Протереть пыль на всех горизонтальных поверхностях. Заменить смеситель в раковине. Сам, нечего приглашать помощников. Закупить продукты. Помыть окна.»
Сын все делал, не споря. Ставил галочки в списке. Дошел до мытья окон: «Так, в машине у меня был водосгон, а средство для мытья окон мы сейчас найдем…»
Отец медленно, словно черепаха, подошел к сыну и внимательно посмотрел, как тот готовится мыть окна. Взял здоровой рукой водосгон, бросил небрежно в мусорку: «Нет, это все не годится. Будешь мыть как я скажу.»
У отца была особая система мытья окон. Для этого предусматривалось четыре тряпки, старые газеты, три емкости с водой. Средство для мытья стекол больной готовил сам, не признавая синюю магазинную водичку: воняло самодельное «зелье» уксусом и аммиаком так, что щипало глаза. А отмывало… Ну, кое-как. И никаких водосгонов, боже упаси. Протереть одной тряпкой, потом другой. Закрепить эффект третьей тряпкой — из ветоши. Потом — газетка.
Там, где можно было наскоро промыть мыльной водой, убрать разводы одним движением водосгона, нанести пару пшиков стекломоя и снова взять водосгон, чтобы одним экономным движением получить блестящую поверхность (мелкие капли стереть бумажным полотенцем) и перейти к следующему окну, сын потратил три часа на протирку разными видами ветоши. Но не сказал ни слова. Щурился от едкой жидкости и выполнял то, что сварливо приказывал отец.
Но именно тот случай с окнами что-то надломил в сыне. Он даже жене своей рассказал: та страшно удивилась, почему промолчал, отчего не сделал быстро и просто, так, как привык делать сам?
Она просто не понимала, что отец его остался бы недоволен. Считай, как если окна остались бы немытыми. И неважно, что они сияют чистотой. Привычный алгоритм не выполнен — дело не засчитано. «Синюю водичку дома используй, а тут мой как положено.» — звучал сварливый голос в голове сына.
Сын и доктору рассказал про тот случай с окнами. Пришел за успокоительными таблетками и все выложил, как на духу. Про отца, его придирки и про то, как мытье окон незаметно подъедает жизнь. У человека было два инсульта, понятно, ему не объяснишь, что у его сына есть и своя жизнь. По мнению отца ведь было как: жизнь больного исковеркана и считай что кончена, значит, и сыну должно приходиться нелегко. А кому вообще сейчас легко?..
Доктор первым делом спросила, получает ли отец лекарства от депрессии. Ведь эта сварливость, вечная обида, придирки и садистическое будто бы удовольствие от непомерных усилий сына в помощи больному — симптомы постинсультной депрессии. Сын вздохнул: не получает, хотя назначали. Не считает нужным.
А потом доктор сказала: «У вас должна быть своя жизнь. Вы не простите себе, что проглядите, как растут ваши сыновья. Жена не говорит ни слова упрека, все понимает. Но это не значит, что ее все устраивает. Стройте свою жизнь так, чтобы в ней было удобно и вам, и вашей семье. И выкиньте вы эти четыре тряпки для мытья окон. Не нравится такое своеволие отцу — что ж, ему придется смириться.»
Да, тяжелая болезнь близкого — не его выбор, это судьба. Но за этим трагическим событием как-то незаметно промелькнул тот факт, что больной сделал ряд вполне сознательных выборов: например, не желает покидать привычное жилье, потому что любит жить один. Не хочет помощи соцработника. Не приемлет ни единого компромисса — он считает, что болезнь дает ему приоритетное право в выборе личных удобств. Не пьет таблетки, повышающие качество жизни. Наконец, создает любимому сыну такой уровень стресса, что у него самого может случиться инсульт.
И сын тоже каждый день делает свою череду сознательных выборов. Не говорить отцу «нет», возиться с этими чертовыми тряпками для окон, делать вид, что не замечает, как скучают по нему дети и жена, пока он, словно квест, часами проходит одно задание от отца за другим.
Иногда своя жизнь начинается с того, что тряпки, столь дорогие сердцу тяжело больного близкого родственника, отправляются в мусорное ведро. Вопреки скандалам и обидам.
Больные бывают безжалостны к близким — таковы необратимые изменения психики, что оставляет за собой инсульт. Не думают они и о том, что по сути увлеченно пилят сук, на котором с таким удобством устроились. И это не их задача — понимать и быть справедливыми. Это задача близких — не страдая от чувства вины, найти ту самую грань, где всем в сложной семейной иерархии можно было бы сносно существовать.
А у вас есть опыт выстраивания правильных отношений с тяжело больными близкими?