Всякий раз, отправляя моего двоюродного братца в школу, бабуля напутствовала: "Иди, милый, иди с с Богом и со Христом." И всякий раз слышала недовольное в ответ:"Бабушка! С каким Христом? Я же один иду."
Меня так не провожал никто. Мои вечно занятые родители честно признавались: их дочку вырастил телефон. Мой черный эбонитовый друг, через которого я оповещала маму - пришла из школы, вот щас поем и в художку - был верен мне все мои школьные годы. Взрослые пропадали на работе, были заняты своими делами, и, хоть и крещёные были, но о православии вспоминали лишь на похоронах да на Пасху, когда в стране торжествующего атеизма народ остервенело купал яйца в отваре луковой шелухи. Яйца эти потом неделю доедались всей семьёй, ими одаривали всех, кто призавался, что свои уже все съедены. То есть кирпичного цвета яйца и кресты на могилах усопших - это было почти всё, что я знала о религии . Да ещё однажды смутивший меня странный рассказ соседской девчонки о существовании какой-то безмерно щедрой "коки", одаривавшей ту сладостями ко всем праздникам. Мать моя на вопрос о том, почему у меня нет такой "коки" лишь передёрнула плечами, ответив, что не понимает, что за чушь я несу. Я допытала все ж ту девчонку - так она называла свою крёстную мать.
Я же росла нехристем. До этого как-то у моих родителей, что назывется, не доходили руки.Иногда на вопрос родственников, крещена ли их дочь, мама и отец , глядя на собственное белобрысое чадо, задумчиво тянули:"Да надо бы..." Этим всё и заканчивалось.
Но Господь не дремал и послал мне азы религиозного просвещения в виде уроков "Истории искусств" в той самой детской художке при заведении имени барона Штиглица. Потом был институт и встреча с "громокипящим кубком" , потрясшим моё агностическое существо мощью и значительностью своей личности - А.М. Панченко. Атеистическое воспитание дрогнуло под натиском пробуждённой им любви к писаниям старообрядца-"ругателя" протопопа Аввакуума.
Позднее, встретившись на какой-то дежурной конференции, мы с академиком посетили симпатичный буфет, где он хлопнул рюмочку, а я, понюхав для храбрости, благоговея перед светилом, решилась на вопрос и таки ляпнула: а не слишком ли примитивен для наших просвещённых умов двухтысячелетний сюжет о появлении Спасителя, давшего себя распять во имя вечной жизни для человечества?
Мыслительный процесс у меня обычно протекает вяло, и результат, как правило, непредсказуем. Но тут, видать, афористичность высказывания изрядно сократила путь к пониманию сказанного моим неторопливым студнем.
"А ничего лучше-то и нет. Ничего лучше так и не придумано", - вот такой вот был ответ.
А и правда: человечество, узнавшее многое про себя, продолжая маяться этим, быть может, самым важным вопросом, так и не сподобилось найти другого ответа.
Я же, достигнув возраста гражданской ответственности и, к сожалению, уже поняв правоту простонародного "в реанимации атеистов нету", решилась: сгребла в охапку подругу, такого же нехристя, как и я, и в Спасо-Преображенском соборе стала для неё крёстной матерью, а она - для меня.
Каюсь, я не до конца изжила в себе периодически поднимающего голову агностика: неустанно грешу, ропща, чревоугодничая, злословя до ехидства... et cetera...
Но всякий раз в "минуту жизни трудную" , вспоминаю бабулино "С Богом!" и утешаю себя мыслью о неодиночестве своём в этом мире.
Всем - верующим и сомневающимся -поздравление и троекратное лобзанье. Начнём благословяся!
