Безжалостное отношение короля, который, как обычно, контролировал каждую деталь, основывалось на принципе «чтоб добрым быть, я должен быть жесток». Людовик хотел, чтобы все ее слезы пролились до того, как Аделаида доберется до своей новой страны (конечно, он был добр к себе, а не к ребенку).
Таким образом, состоялась передача – это было символическое событие всякий раз, когда иностранная принцесса покидала свою страну для славного брака. В этом случае принцессу остановили в своей карете на горбообразном мосту, который соединял две страны, задними колесами в Савойе, конями и передними колесами во Франции. Она села в карету в одной стране, а вышла в другой.
Конечно, все слезы были пролиты перед знаменательной встречей короля и принцессы в Монтаржи в шесть часов 4 ноября 1696 года. (Предыдущие три дня она провела в Шарите-сюр-Луар на празднике всех святых.) Аделаида, как звезда, которой она была, великолепно соответствовала случаю, несмотря на свой нежный возраст.
Понятно, что она нервничала, когда король поднес к ее лицу факел. Но когда он заявил: «Мадам, я с нетерпением ждал возможности поприветствовать Вас», Аделаида ответила: «Это, Сир, величайший момент в моей жизни».
Тот, кто научил ее этим словам (мадам Рояль?) – поступил правильно. И когда она попыталась преклонить колени перед королем, он поднял ее «как перышко». Затем Аделаида вложила свою руку в его.
Что увидел король? К счастью, сохранилось его письмо к мадам де Ментенон, ожидавшей вместе с остальной частью королевской семьи (включая Бургундского жениха) в Фонтенбло.
Он сообщил, что новая принцесса обладала «величайшим обаянием и самой красивой фигуркой, которую он когда-либо видел… чем больше он ее видит, тем больше доволен».
Она была на самом деле размером с куклу, и когда король впервые появился с ней, создалось впечатление, писал Сен-Симон в памятной фразе, что она поместилась бы у него в кармане. Описание Людовика, конечно же, было написано женщине, которая собиралась взять на себя заботу об этой маленькой кукле, и поэтому он подробно остановился на ее недостатках. У нее были «очень неправильные зубы» (а зубы вообще всегда были проблемой для Аделаиды). Ее губы были очень алыми, но в то же время довольно толстыми.
С другой стороны, ее розово-белый цвет лица был великолепен. Несмотря на природную грацию, Аделаида плохо приседала «на итальянский манер» — во Франции это никогда не было похвальным, — и вообще в ее внешности было «что-то слегка итальянское». И все же Франсуаза, как и он, будет очарована ее скромностью.
«Итальянский» взгляд Аделаиды был отчасти наследственной чертой Медичи, которую, например, разделяла ее печально известная тетя Мария-Луиза Испанская. Ее глаза были огромными и черными, ее особенно длинные ресницы тоже были очень черными. Но отчасти это было связано с тем, что ее волосы, кажется, были окрашены в более темный цвет перед встречей, чтобы ее кожа выглядела белее.
Лизелотта описала ее как обладательницу «довольно светлых» волос, воспользовавшись случаем, чтобы посмеяться над «настоящими австрийскими ртом и подбородком» Аделаиды. Судя по портретам, ответ, кажется, заключается в том, что волосы Аделаиды были ярко-каштанового цвета, которые позже потемнели — в конце концов ей было всего 10 лет. Конечно, все согласились с тем, что ее волосы были удивительно густыми и блестящими.
Чего король не упомянул в своем письме к Франсуазе, так это меру своего очарования этой маленькой «куклой или игрушкой» — термин, часто используемый современниками, — ходячей, говорящей куклой с самыми красивыми манерами, какие только можно вообразить, и игрушкой, которая была воспитана так, чтобы уважать его желания в каждом отдельном вопросе.
Неудивительно, что Франсуаза сказала матери Аделаиды, что в маленькой девочке есть «все прелести одиннадцатилетней девушки и все совершенства более зрелого возраста». Ибо, когда Франсуаза попыталась «отклонить доброту», которой Аделаида одарила ее, сказав, что она слишком стара, девушка очаровательно ответила: «Нисколько не стара».
Хотя Франсуаза действительно старела; в шестьдесят один год у нее почти не было седых волос; ее глаза все еще были «прекрасны», как писал один гость из Англии, и «во всей ее внешности» было неописуемое очарование, которое старость не могла уничтожить.
После этой детской болтовни Аделаида села к Франсуазе на колени и произнесла фразу, которая отражала ее идеальное воспитание:
«Научите меня, умоляю Вас, что я должна сделать, чтобы угодить королю».
Можно утверждать, что Людовик XIV любил Аделаиду Савойскую больше, чем кого-либо в своей жизни, за исключением, возможно, сильной любви, которую он испытывал к своей матери. Труднее понять чувства Аделаиды к этому доброму, всемогущему дедушке.
Маргарита де Келюс, наблюдавшая за этой сценой, не сомневалась, что она искренне любила его, но добавляла поправку, что Аделаида по натуре «кокетлива» и легко поддается влиянию окружающих. Что примечательно в переписке Аделаиды с отцом, матерью и бабушкой — это выдающаяся роль, которую она придает Людовику XIV, и редкость упоминаний герцога Бургундского. Она повторяет вновь о своей любви к королю, его доброте к ней — а от герцога Бургундского почти не осталось и следа.
- Продолжение следует, начало читайте здесь: «Золотой век Людовика XIV — Дар небес». Полностью историческое эссе можно читать в подборке с продолжением «Блистательный век Людовика XIV».
Самое интересное, разумеется, впереди. Так что не пропускайте продолжение... Буду благодарен за подписку и комментарии. Ниже ссылки на другие мои статьи:
