– Дай я! – возле меня неожиданно оказалась Роза, дернула к себе ружье. Желтоватая шкура волка снова мелькнула среди веток. Женщина уверенно прижала приклад к плечу, повела стволом, следя за зверем. Тот приближался, стало видно, что бока у него ввалились. Похоже, голод лишил его страха.
Волк прыгнул, грохнул выстрел. Зверь кувыркнулся в воздухе и упал, снег под ним быстро наливался кровью.
Я наконец выдохнул.
– Где ты научилась так стрелять?
– Девчонкой еще отец учил. Думала, все забыла, да и на охоту он меня не брал. Но вот этот… – она погладила живот, – Я должна его сберечь. Напомнил, видать. Не думала даже, что могу промахнуться.
Наверное, Пресветлый решил, что на сегодня нам достаточно испытаний, потому что больше волков мы не видели. Развели костры, кое-как согрелись и поели, и лагерь потихоньку затих. Мне и Марко выпало дежурить первыми, и мы сидели, чутко прислушиваясь к ночной тишине.
– Завтра утром мы втроем останемся в засаде на тропе, – сказал Марко. – А ты и Игнац поведете женщин дальше. Справитесь. Только на мосту будьте осторожнее, его давно не чинили.
Я хотел было возразить, что вдвоем со стариком нам придется совсем тяжело, но понял, что Марко прав. Если байсары сегодня-завтра ворвутся в крепость, то могут и отправить погоню за теми, кто успел уйти. А на узкой лесной тропе даже трое человек – серьезное препятствие.
Я не хотел об этом думать. Только заглянул в свой мешок, проверяя, на месте ли крепкие веревки, которые мне дал Старший.
Утро выдалось солнечным и ветреным, и мы, закутавшись как можно плотнее, закрыв лица платками, двинулись вверх к перевалу. Лесные склоны сменились голым камнем. Снега здесь было меньше, зато подъем стал круче, вынуждая нас идти медленно и осторожно. Дети, цепляясь за юбки женщин, карабкались по тропе, а самые маленькие были надежно привязаны за спинами, чтобы оставить свободными руки. Наконец, когда солнце перевалило за полдень, мы вышли к мосту.
Когда-то очень давно гора раскололась, оставив на своем боку глубокую трещину саженей тридцать в ширину. Через нее перекинули подвесной мостик, который, говорят, в лучшие времена выдерживал и лошадь… только с тех пор доски кое-где прогнили, и мост напоминал щербатый рот пьяницы, где зубы целы через один. Ходили по нему сейчас редко, в последние годы всадники и телеги ехали по гораздо более удобной дороге вокруг горного отрога.
Мост выглядел ненадежным.
Я взял веревку, завязал ее покрепче на дереве, к которому крепился мостик, и смотав ее на руку, осторожно двинулся вперед. Хвала Пресветлому, я хотя бы не боюсь высоты. Шаг за шагом, проверяя доски на прочность, я шел на другую сторону. Иногда под ногами хрустело, и я старался проломить такую доску, чтобы кто-то не наступил на нее.
Я добрался до другого края, примотал веревку к прочному стволу и крикнул женщинам, чтобы по одной переходили на эту сторону. Я видел, как Игнац достал из своего мешка веревку и привязывает ребятишек за пояса к матерям.
– Всех посадил на сворки! – крикнул он мне, и люди потихоньку пошли.
Роза, за ней женщина в годах с младенцем за спиной. Маленький мальчик осторожно бредет следом, крепко взявшись за веревочные перила моста. Схватится рукой, переставит ногу, схватится другой рукой, и только тогда разжимает пальцы. Шаг за шагом. Еще женщины и еще…
Все больше народу оказывалось на этой стороне, на том краю остались только Ива и Игнац. Старик слегка подтолкнул девушку вперед, но она вдруг вскрикнула и стала пятиться от моста. Я понял, что что-то неладно.
– Стойте! Я сейчас! – крикнул я, и дождавшись, когда последняя женщина перейдет мост, быстро вернулся назад. Увидел, что Ива бледна, как снег, а глаза у нее огромные и черные от ужаса.
– Что случилось? Ты боишься идти?
– Я не смогу, – выдавила она. – Да... Я останусь здесь. Идите без меня. Не могу, голова кружится. Я упаду.
– Игнац, а ты как? – спросил я.
– Ништо, мальцом еще бегал тут, – сказал он. – А сейчас столько баб перешло, и все целы… не страшно.
– Тогда иди на ту сторону не спеша. А мы следом отправимся.
Старик только хмыкнул. Закинув за спину ружье и мешок, он ступил на шаткий мостик. Я же переводил дыхание, держал девушку за ледяные пальцы, стараясь слегка согреть, и думал, как быть дальше. Наконец я увидел, как Игнац подошел к женщинам на той стороне. Вроде бы и Ива перестала дрожать, и только дышала глубоко и неровно, как после рыданий.
– Знаешь мой секрет, Ива? Почему я не боюсь высоты?
Она ничего не сказала, только посмотрела на меня. Ну что ж, уже неплохо.
– Знаешь, как бывает иногда – идешь себе, а навстречу бежит незнакомая собака. Может мимо пробежать, а может цапнуть… если почует, что тебе страшно. Но ты говоришь себе: «вот еще собаку бояться», и идешь себе спокойно мимо. И она тебя не трогает.
А я не думаю, что упаду. Думаю: «вот еще, мостик, чего с него падать, подумаю-ка я лучше об Иве, о ее розовых щеках и синих глазах…»
Она чуть хихикнула. Я взял веревку и попрочнее привязал девушку к себе. И тихонько потянул к мосту.
– Знаю, что не про меня ты думаешь по ночам, – сказал я, и сердце будто сжал кто-то, и горько стало во рту. – Так что сейчас мы пойдем через мост, и будем по пути вместе думать, как наши отстоят крепость. И вернется Старший, и будет он жив-здоров, и приедет за тобой в Ниш… Вот так… я иду вперед, а ты – за мной, слушай меня и смотри мне в спину…
Говоря все это, я не спеша шел по мосту, и она подлаживалась под мой шаг, переступая с доски на доску. А я все говорил, говорил, хоть больно мне было, но замолкать было нельзя.
– Приедет твой Илья, приедет в Ниш, и сыграете свадьбу на троицын день, когда все свадьбы гуляют. И отец твой даст вам благословение, и будешь ты самой счастливой девушкой на земле…
Мост кончился, и мы почти одновременно шагнули на твердую землю. Ива слегка пошатнулась, но я удержал ее за локоть.
– Спасибо тебе, – только и сказала она, – и прости меня, Вик.
«И ты прости меня, если я без умысла солгал тебе, - подумал я. – Может, тебе повезет, и Старший вправду вернется…»
– Пора идти дальше, – ответил я.
– Шевелитесь, бабы да малые, – подхватил Игнац. – На ночлег уже за перевалом должны встать! Давай, давай, народ, тут немного осталось!
И мы двинулись по тропе.