По пути в банк инкассаторов сопровождала обычная машина явно доперестроечных времен, не привлекавшая внимания ни видом своим, ни цветом, однако двигатель у нее, и это знали только оперативники, был надежным и мощным. Пожалуй, случись вдруг в городе автогонки, эта автомобильная хилячка получила бы самый главный приз! Сергей Ильич Осокин сидел рядом с водителем и, не спуская глаз с инкассаторской машины, пытался выяснить слежку бандитов за транспортом. Однако налетчики пока никак себя не проявляли. Разумеется, утешал себя Осокин, так и должно быть – решительных действий надо ждать на обратном пути, когда в машине будут деньги…
Не остался без сопровождения и автомобиль, который должен был привезти заработную плату на суконную фабрику – кто их знает, этих грабителей, вдруг они в последний момент опять все переиграют!
Владимир Иванович занял наблюдательный пост недалеко от психиатрической лечебницы. Он еще раз убедился, как легко налетчики могут отсюда ускользнуть – мало того, что в здании столько выходов, а во дворе – два выезда, так еще и дыра в заборе, через которую можно провести целый полк! А дальше шли гаражи и участки садоводческого товарищества – словом, все условия для того, чтобы грабители могли скрыться и спрятать свою добычу. И потому им надо быть предельно внимательными. К тому же здесь многое зависит от быстроты реакции, потому Комов и отдал больницу в распоряжение самых быстроголовых. Они с Осокиным позаботились и о видеодокументировании, а сделать это было ой как непросто! Дело в том, что от контрольно-пропускного пункта психиатрической больницы к ее центральному подъезду вела узкая дорожка, протискивающаяся между зданием и бетонной оградой. Припарковать здесь машину-"легенду" было совершенно невозможно. Проще было бы организовать специальный пост на дачах, но они располагались так, что прямо в аппаратуру светило бы солнце и снимающие не смогли бы качественно выполнить свое дело. А вот грузовик, начиненный аппаратурой и закамуфлированный под мебельный фургон – это совсем другое дело. Главное в нем – аппарат с длиннофокусным объективом.
А что до дыры в заборе… Что ж, недалеко от этого проема пришлось поставить уазик, наряженный санитарной машиной. И, разумеется, с их сотрудниками.
В здании больницы, а также возле банка сделаны радиозакладки. Комов решил, что это не помешает.
Владимир Иванович утром все-таки позвонил в управление по борьбе с организованной преступностью, так что операцию додумывали, доводили до ума уже сообща. И теперь у них было вдвое больше людей. Для оперативного взаимодействия и принятия быстрых решений в зависимости от развивающихся событий руководители операции должны были находиться в машинах подвижного штаба и группы захвата. Комов, покинув свой наблюдательный пост, оказался в последней машине.
Возле банка все было как обычно и ничто не выдавало царившего здесь напряжения от начала единоборства с преступниками. Машина, где находился Осокин с операми, так называемыми грузчиками, следовала в том же обозримом пространстве, что и безошибочно определенный и принятый под наблюдение джип с водителем и тремя пассажирами, мужчинами. Они явно выжидали, словно хищники, почуявшие добычу, но потом вдруг развернулись и уехали, оставив на тротуаре одного пассажира. Наблюдатели доложили, что машина движется к психиатрической лечебнице. Комов со своей группой не спеша направился к «Кукушке». Времени для организации захвата бандитов было у них достаточно, ведь кассир больницы еще не получил деньги в банке и инкассаторская «Волга» мирно стояла возле этого хранилища богатства города. Но через двадцать минут, приняв двоих пассажиров – кассира и охранника, которые сели в машину не с пустыми руками, она отправилась в путь. Осокин увидел, как оставшийся член банды, которому надлежало «пасти» отправку инкассаторской «Волги», стоя чуть ли не на пороге банка, позвонил по своему мобильнику. Сработала радиозакладка и оперативники услышали, что кукушечка полетела в свое гнездо… Сергей Ильич оценил образность выражения и вгляделся в говорившего… Хорошее, открытое лицо, большой лоб, складная фигура… Молодого человека можно было принять за студента-отличника, начинающего и уже успешного ученого, но только не за бандита!
И вдруг наружка сообщила непонятное – наблюдаемые вышли из джипа и медленно пошли по улице. Что это означало? Ведь кассир уже вот-вот подъедет к гнезду кукушки! А мужчины между тем вообще остановились и закурили… Заметили слежку? Но в это трудно поверить…
А через несколько секунд наблюдатели возле психушки сообщили, что туда на большой скорости подкатил бежевый ВАЗ-2106 с двумя пассажирами на борту. Джип же между тем вновь ожил и поехал дворами, по узким дорожкам и тропкам, миновал заброшенный стадион и рванул в сторону все того же гнезда кукушки… Наблюдатели-разведчики посетовали на то, что у них нет вездехода, однако картина и так была более или менее ясной… Получалось, что в «гнезде» сконцентрируются усилия пятерых грабителей – двое ехали в бежевой машине, а трое – в джипе. Не исключено, что каким-то невообразимым способом туда подтянется и интеллигентный «пастух» инкассаторской машины… И тогда их будет уже шестеро…
Обе машины, пробираясь по бездорожью, сделали крюк и проехали через садовые участки, а затем остановились возле дыры в заборе… Трое быстро вышли из машины и отправились к больнице, а водители сняли со своих тачек госномера и, очевидно, приготовились к бегству.
Операция шла почти по плану, отклонения были столь незначительны, что Комов не сомневался – наконец-то им удастся ликвидировать банду! Вот сейчас на территории клиники их примут «санитары» - опера, укрывающиеся в санитарной машине, потом «мебельщики», которые снимают на пленку не только действия бандитов, но и вообще все, что происходит вокруг, всех, случайно или не случайно оказавшихся поблизости, чтобы создать свидетельскую базу.
Между тем на налетчиках в мгновение ока появились вдруг белые халаты и шапочки. При всей напряженности момента это было очень смешное зрелище и Комов услышал по внутренней связи сдержанное хихиканье. Бандиты явно нервничали, да и как иначе – они уже стоят в холле, все такие белые и пушистые, а машины с деньгами нет как нет… А она, по распоряжению коллеги Комова из УБОПа, опоздала на несколько минут, а когда, наконец, появилась… Потерявшие спокойствие и уверенность грабители собрались было взять кассира в кольцо, как вдруг один из них, угрожая газовым пистолетом, оттеснил своих подельников и приготовился выстрелить в человека, несущего деньги… В ту же самую секунду другой бандит плеснул в лицо охранника бензином из банки, находившейся у него в целлофановом пакете. Кассир ударил по пистолету сумкой. Секунда – и в холле вдруг появилась целая группа «медиков», которая быстро нейтрализовала грабителей – всех, одного за другим. Вскоре к ним присоединили и подельников-водителей.
Задержание было произведено почти мгновенно. Пострадал один из бандитов, попытавшийся скрыться – его остановила пуля. Снайперы, для которых главный врач больницы выделил специальную комнату, не понадобились. Без дела осталась и группа, разместившаяся в находящемся рядом с больницей магазинчике. Однако Комов всегда избегал ненужного риска и рискованных поединков – тоже. Сейчас ему было в чем упрекать себя – и водителя инкассаторской машины, и охранника следовало заменить на оперативников! Уверенность в удачном исходе таких операций должна быть стопроцентная, а тут могла выйти осечка… Правда, "Волга" накануне операции побывала в их руках, благодаря чему там появились радиомикрофоны с выводами на сканер, который установили в специальном кабинете-штабе. Фиксировались не только действия грабителей, но и все нюансы поведения кассира и охранника – перед началом критических действий каким-то шестым чувством они поняли, что стоят на краю опасности, и всячески поддерживая друг друга, решали, как спасти деньги и при этом спастись самим. Но охранник сплоховал – противник первым вытащил оружие, а замешкался он оттого, что был уверен – опасность позади, его окружают законопослушные граждане в белых халатах… Что ж, каждая недоработка – это опыт.
С места происшествия изъяли газовый пистолет, банку с остатками бензина. Еще три такие же банки находились в одной из машин преступников. Кроме того, оперативники нашли там двухсотграммовую тротиловую шашку и пиротехнический патрон. Очевидно, они были предназначены для возможных преследователей. Но даже если бы кому-то из бандитов и удалось бежать, то он, скорее всего, ринулся бы на дачи – там легче укрыться. Вот почему в одном из дачных домиков Комов расположил наблюдательный пункт. Хозяину объяснили, что это необходимо в связи с участившимися кражами на участках. Ребятам на этом пункте тоже необходимо дать отбой. Впрочем…
- Владимир Иванович, крупной рыбы среди них нет, - сказал подошедший Осокин.
- Разумеется. Начальство руководит. Но оно должно и наблюдать за своими подчиненными… А? Как ты думаешь, Сережа? За их поведением… Анализировать их неудачи и промахи… Свяжись-ка с нашим «дачником»…Может, он заметил что-нибудь подозрительное? Оттуда, с дач-то, наблюдать удобнее всего…
Комов мало надеялся на то, что в его руках сегодня окажется вся банда. Вряд ли можно рассчитывать и на откровенные показания задержанных. А так необходимо знать, кто руководит бандой, является ее мозгом, а также какое место занимает эта группировка в местной преступной иерархии… Вот так у него было всегда – радость победы сменялась горечью оттого, что нельзя было объять необъятное. Впрочем, такое ли уж необъятное? Он мечтал о том времени, когда каждый преступник будет у него как на ладони. Разве это невозможно в их небольшом, хоть и областном городе? Главное – он в это верил, хотя прекрасно знал, что даже близкие друзья, не говоря уже о сослуживцах, считают его идеалистом. Но ведь он полагал и полагает, что людей, не способных на преступления, гораздо больше… Что на них и держится наш мир, здорово расшатавшийся в последнее время… Так что пока надо немедленно отправляться в больницу к спасительнице-осведомительнице и следить за дальнейшими телодвижениями гангстеров вместе с ней, с ее наблюдательного пункта. Знать бы только, где он находится…
Вернувшись в управление и поднявшись к себе в кабинет, Комов тут же прослушал сообщения, записанные на автоответчик. Их было несколько, но его, естественно, более всего заинтересовало одно – про руководящую троицу бандитов и этого летучего Голландца… Интересно, почему они его так называют? Эту задачку он представил подошедшему Сергею Осокину.
- Летучий голландец… Корабль-призрак, Сережа…Когда-то погибший… И его время от времени видят многие моряки…
- Угу. Те, у кого крыша поехала…Особенно часто это наблюдалось в Бермудском треугольнике… Знаем, читали.
- Да… Что-то здесь не очень стыкуется… Может быть, один из этих троих – бывший моряк? Либо просто-напросто жил в Голландии?
- Угу. А потом ему вдруг страшно понравилось наше захолустье, и он сюда приехал…
- Да, ты прав… Послушай, Сергей… А не связано ли это прозвище с какими-то чертами характера бандита? Скажем, он может появляться как призрак и так же незаметно исчезать… Способности у него такие…
- А что? Вполне. Сложновато, правда, для бандита-то…
- Не надо считать их глупцами и недоучками. Сколько раз мы с тобой сталкивались с убийцами, грабителями, которые и в университетах учились, и изобретательством занимались, а один даже вроде и диссертацию защитил, помнишь?
- Помню… Но думаю, что уровень тут все-таки пониже… Может, фамилия у одного из них созвучна этому слову? Например, Голландов…
- Тогда уж с одним эль…
- Ладно. Сейчас познакомимся с нашей доброй и хорошо информированной феей, расспросим ее хорошенько и, может, наступит какое-то просветление…
- Без завтрака не поеду! – твердо заявил Осокин и пошел в соседнюю комнату заваривать чай и делать бутерброды.
Владимир Иванович между тем позвонил связистам – убедиться, что звонок действительно шел из городской больницы. Однако дежурный решительно заявил ему, что самый последний звонок был сделан из телефона-автомата, находящегося в центральной части города… И здесь тоже что-то не стыкуется, подумал Комов.
Параллельно с начавшимися допросами задержанных, которые вели помощники Комова, сам он вместе с Сергеем Ильичем, позавтракав, отправился в городскую больницу. Телефон-автомат, из которого она звонила несколько часов назад, находился недалеко от этого лечебного учреждения. Может быть, женщине, упустившей в ночном своем донесении некоторые детали подслушанного разговора, не удалось позвонить из кардиологического отделения второй раз так, чтобы ее никто не слышал, и она выбралась на улицу, добежала до первого попавшегося автомата, сказала милиции все, что хотела, и вернулась обратно в свою палату… В общем-то, это казалось не очень правдоподобным, да и предчувствия у Владимира Ивановича были тревожные… И все же к больнице подъезжали с определенной надеждой – как-никак, а если больной человек поступил в отделение, то о нем становится известно почти все – фамилия, имя, отчество, адрес, номер медицинского страхового полиса и так далее. Но как только они вошли в кабинет заведующего отделением, эта надежда почти погасла, остались лишь тлеющие угольки. Заведующий сразу же заявил им, что ночью у них произошло че пэ, женщина, привезенная каретой скорой помощи с острой сердечной недостаточностью, исчезла… Исчезла и ее история болезни… Молодой заведующий был в панике – ничего подобного у него еще никогда не случалось. Главное, пациентке не на что было жаловаться – ей сразу оказали необходимую квалифицированную помощь… Заведующий утверждал, что сбежать из-за недоверия к медперсоналу, в знак протеста против методов лечения больная не могла, ибо для того, чтобы убедиться в таких вещах и сделать подобные выводы, нужно время. И он справедливо с точки зрения здравого смысла заподозрил, что ее могли похитить. И сообщил о происшествии в милицию. И очень рад, что милиционеры так быстро откликнулись…
Комов связался с дежурным по управлению и ему сообщили, когда и кем принят вызов и что делается по этому факту. Он не стал отменять действий своих коллег – пусть подробно разберутся в происшедшем, может, и обнаружат что-то полезное для них. А пока попросил заведующего кардиологическим отделением связать его с теми, кто дежурил ночью. Это оказалось несложно – медсестра отработала сутки, но жила рядом и за ней тотчас послали гонца. А лечащий врач, принявший ночью пациентку, вообще не уходил с работы, огорошенный ее исчезновением. Разумеется, прежде всего расспросили старушку, с которой исчезнувшая оказалась в одной палате. Бабушка не слышала, как привезли женщину – спала. Зато под утро наблюдала интересную картину – ее соседка, встав с постели, не сразу вышла в коридор, а довольно долго смотрела в приоткрытую дверь. Выходила осторожно, как лиса, забрав пакет со своими вещами. Комов заметил, что вообще-то вещам положено находиться не в палате, а в специальном помещении-хранилище, на что заведующий отделением угрюмо ответил, что на это нет ни лишней комнаты, ни средств, чтобы оплачивать труд еще одного работника.
Но Владимир Иванович был доволен хотя бы тем, что пациентку не украли, что она не забыла о своем долге – позвонила. В который раз он с благодарностью подумал о мэре города, который сохранил бесплатные телефоны-автоматы. А чего это ему стоило! Связисты кричали на всю область, что гибнут, тонут в убытках, но мэр отстоял интересы горожан. Молодец!
Врач с медсестрой, принимавшие ночью больную, описали все, что помнили – в каком она была состоянии, в чем особенно нуждалась, а также какие лекарственные средства были ей введены.
- Удивляюсь – лекарство содержало снотворное… Приняв его, больные спят даже и по десять часов, - сказала врач.
- Мы думали, что она проснется лишь к обеду, не раньше, - добавила сестра.
- А она проснулась часа через три-четыре… И что это значит? – поинтересовался Комов.
- Повышенная нервная возбудимость… Либо страх… Возможно, она чего-то боялась, - предположила врач и заведующий подтвердил ее выводы.
Ни Комов, ни Осокин не спрашивали пока, как звали непослушную пациентку. По опыту они знали, что не следует задавать этот вопрос специально, подчеркивая, как он важен им и с каким нетерпением они ждут на него ответа. Такое давление, как правило, заставляет нервничать и, конечно же, не прибавляет памяти - напротив, в ней появляются трудновосполнимые провалы. Нет, об этом, о самом главном следует спросить как бы вскользь, невзначай, чтобы не прерывать ход мыслей собеседников, чтобы нужная оперативникам информация естественным образом всплыла в их памяти. Да и почему не всплыть? Ведь они принимали больную, заводили на нее историю болезни, называли по имени-отчеству. Однако Сергей Осокин не стал ждать этого важного психологического момента, а, спросив у Комова разрешения взять машину, отправился на станцию скорой помощи.
- Расскажите нам, пожалуйста, о вашем разговоре с этой женщиной… О самом первом… Ну, когда ее на «скорой» привезли, - попросил Комов.
- Это трудно назвать разговором, - ответил врач. – Я, конечно, спросил, что ее беспокоит, какие есть жалобы, но было ясно, что ей прежде всего следует оказать первую помощь…
- Да… И все-таки – как вы ее спросили? Как вы вообще обращаетесь к пациентам? – уточнил Владимир Иванович.
- Я… Ну, понимаете, вообще-то нам предписано обращаться к больному по имени-отчеству, но… Я всегда называю их просто по имени и уверен, что это помогает взаимопониманию… Укрепляет доверительные отношения…
- И… как же вы к ней обратились?
- Да так и обратился… Имя у нее редкое – Генриетта! Расскажите, говорю, милая Генриетта, что же с вами случилось-приключилось?
- Историю болезни вы заполняли?
- Разумеется!
- И как вы ее там записали? Генриетта Ивановна?
- Ну, почему же Ивановна? Нет, она… Степановна, кажется… Ведь Степановна? - спросил врач у медсестры.
- Точно! – браво ответила та. – Степановна! А вот фамилию ее я не прочитала, потому и не знаю…
- И я как-то не припомню, - посетовал врач. – Простая фамилия-то. Птичья. Скворцова, кажется…
- А живет она где, не знаете? – вновь спросил Комов.
- Ой, далеко где-то, - ответил врач. – За городом. Это точно. И название населенного пункта из двух слов состоит… Что-то там косое или кривое…
- Может быть, Косой ручей? Есть у нас такой поселок, - напомнил Комов.
- Точно! Он! – воскликнула медсестра. – Косой ручей! Врач «скорой» говорила, что они из этого ручья приехали…
- Господи, ну конечно, Косой ручей! Я еще подумал – ведь там как раз санаторий хороший, сердечно-сосудистые заболевания лечат, вот бы ей туда… Можно ведь только лечиться, а все остальное – дома…
Со станции скорой помощи позвонил Осокин и сообщил, что вчера поздно вечером был принят вызов из поселка Косой ручей, они выехали по нему немедля и госпитализировали Сорокину Генриетту Степановну. Звонок поступил от ее дочери. Сергей Ильич добавил, что эти сведения получил ценой непростых усилий, так как ночные вызовы, как правило, записываются в спешке, фамилии было не разобрать, а точный адрес и вовсе отсутствовал. Но если фамилию все же удалось восстановить по памяти, то номер дома – нет, так как его не записали вовсе.
Итак, Сорокина Генриетта Степановна… Ни Комову, ни Осокину нечего было и рыться в своей памяти – они никогда не встречались с этой женщиной. Владимир Иванович скорее по привычке подумал, что хорошо бы спросить о ней у Валентины. Но оказалось, что они с Карпушкиным отправились или же вот-вот отправятся в командировки, и это связано с убийством, случившимся в санатории… Собственно, Валентина немного рассказывала о нем, но он, занятый тогда своими мыслями, не уловил сути дела. А теперь узнал, что убит некий Лисицин, лечившийся в санатории… Комов уточнил, о каком именно санатории идет речь, ведь в их экологически более или менее чистой области их несколько, и ему спокойно ответили – о том, что в Косом ручье… Бог мой! Он тут же связался с городскими коллегами и получил всю необходимую информацию – правда, довольно скудную. Подробности ему посоветовали узнать у Александра Сергеевича Карпушкина. Но – увы, тот уже отбыл в командировку, только что выехал в столицу. Однако Комов узнал главное для себя – Генриетта Степановна Сорокина не проходит по делу об убийстве Лисицина. Она не значится среди свидетелей, а тем более – подозреваемых. Но на всякий случай Комов затребовал материалы происшествия. Он считал, что они явятся прекрасным поводом для посещения этой Сорокиной. Ни у кого в поселке не должен вызвать подозрений приезд в ее дом милиции. Кстати, для конспирации и отвода глаз можно зайти в несколько домов и задать жителям простые вопросы – скажем, что вы наблюдали в день убийства, не было ли в поселке незнакомых подозрительных людей и так далее. Такие вопросы не должны показаться излишними – ведь убийца этого Лисицина не найден, иначе зачем бы Карпушкину мчаться в Москву, а Валентине – еще дальше… И только тогда, когда с этой Генриеттой Степановной установятся доверительные отношения, когда она поймет, что пришли к ней с добром, можно будет признаться, что они знают о ее тайне… Но прежде – по обстоятельствам, по обстановке следует попробовать самим догадаться, как к этой женщине попадают сведения преступной группировки… И тут Комова несколько смущало, что у Генриетты Степановны есть дочь… Что, если именно она входит в команду грабителей? И иногда, время от времени, рассказывает матери об их планах – может, просто чтобы выговориться, а, возможно, и под воздействием алкоголя… А то и специально, чтобы мать сообщила куда надо – это если дочь мечтает оттуда вырваться, да у нее не получается… Словом, надо ехать, а там все должно встать на свои места…
А у нее, женщины, о которой думал и говорил Комов, горело лицо – в соответствии с народной приметой. Сидя на широком пне недалеко от дороги, ведущей к санаторию, она думала – кто же это о ней вспоминает? Решила, что, скорее всего, ее хватились в больнице и ругают теперь на чем свет стоит. Она спустилась к реке, чтобы остудить лицо. Вода была холодной и прозрачной. Небольшими косячками проплывали серебристые рыбешки. Вот они повернули все разом и поплыли туда, где глубже, и серебристые переливы разошлись и исчезли в плотной гуще воды. Лишь одна рыбешка почему-то осталась на дне и колыхалась в желтом песке, не желая двигаться за своими сородичами. Почему? Женщине стало интересно, что же с ней случилось, она сняла обувь, гольфы – когда ее забирала «скорая», то не время было возиться с колготками, вошла в холодную воду и сделала несколько шагов к серебристой рыбке, заплутавшей в желтом песке… Холод пронзил ее с ног до головы, она задрожала всем телом, словно вот прямо сейчас у нее за спиной оказался убийца… На дне реки блестело лезвие ножа… Она знала, что милиционеры искали нож, но безуспешно – видимо, делали это слишком близко к месту трагедии… А им бы пройти немного сюда, к мосту…
Женщина вышла из воды, быстро оделась и побежала в поселок, озираясь по сторонам, словно за ней гнались. Она могла прийти домой и раньше, потому что видела, как дочь вышла из дома и направилась к автобусной остановке. Но самого-то автобуса до сих пор не было! Значит, дочь еще стоит, дожидается. Следовательно, надо пройти к дому огородами, которые не просматриваются от остановки…
Она подошла к своему дому как воровка, согнувшись в три погибели. Ключа на месте не было – дочь его не оставила. То есть – она заперла дверь своим ключом, а другой должен был висеть в комнате. Рядом с буфетом. Ей не в чем было упрекнуть свою девочку, которая не могла предполагать, что мать сбежит из клиники! А вообще-то – зачем она сбежала? Зачем… Почему… Много тут можно всего наговорить, но она давно научилась слушать свою интуицию – сбежала потому, что почувствовала опасность! Поняла, что ей надо находиться здесь! Здесь, а не там!
Конечно, сейчас она могла обойти свой огород, выйти за ограду, утонуть в крапиве, найти там тайный вход в свое подземелье и проникнуть через него в дом… Но она уже давно не выходила из подземного хода, не открывала его с этой стороны и боялась, что, во-первых, кто-то может это заметить – никогда не знаешь, что именно изучают соседи, глядя в окна, а, во-вторых, ее тайное сооружение может элементарно обрушиться, потому что деревянные стойки она так и не отремонтировала. Гораздо легче влезть через окно… Есть у нее окошечко, которое только кажется наглухо закрытым, а на самом деле… Однажды на огороде она потеряла ключи и с тех пор не стала закрывать окно на веранде… Ключи потом нашлись, но все равно она оставила эту лазейку…
Створки окна сначала не поддавались – их давно никто не открывал, но потом с треском распахнулись и что-то упало с подоконника на пол. Она влезла в дом, подняла с пола будильник, который продолжал идти, и вновь закрыла окно. Быстро осмотрев комнату и кухню, она убедилась, что дочь оставила все в полном порядке и ключи ее на месте, поставила на плиту чайник, открыла буфет, чтобы приготовить себе все для завтрака, и поняла, что просто тянет время… Тянет, потому что боится… Боится, потому что подозревает… Одним словом, ей срочно надо спуститься в погреб, проникнуть в свой ход и посмотреть на свою метку… На тот бумажный прямоугольник, который она оставила в определенном месте. Она прекрасно помнит, в каком… Не переодеваясь, скинув лишь куртку, она взяла фонарик и полезла в погреб… Один ящик – в сторону, другой, и путь в подземный ход свободен! Она прошла несколько шагов и посветила на стену, где укрепила свою метку… Стена была пуста… Она прошла еще несколько шагов и увидела под ногами комочек бумаги… Подняв его и расправив, она узнала свою метку… Ошибки быть не могло – метка была из глянцевой обложки старой школьной тетради дочери… Ошибки быть не могло и в другом – никто, кроме дочери, не мог сюда проникнуть… Конечно, бумажка могла открепиться сама, но тогда она лежала бы, не смятая в комок, рядом с тем местом, где была прикреплена…
Итак, дочь знает о ее тайне… Знает и молчит… Но, может быть, она узнала обо всем только что и еще не имела возможности поговорить об этом с матерью?
Но что-то подсказывало ей, что все здесь не так просто, что существует некая пружина, которая долго держала тяжелую, массивную дверь, за которой скрывалось неизвестное, пружина, не дававшая никому ее отворить, но вот теперь она сломалась, и дверь оказалась распахнутой настежь… И чего ей теперь ждать, добра или худа, она не знала…
Да еще этот нож на дне реки с серебристо-перламутровым блеском… Она его взяла, хотя могла просто не заметить… И надо ли об этом молчать?
Чайник давно скипел, а она сидела за столом рядом с открытой крышкой погреба и смотрела вниз, не ведая, что ее ждет… И шептала одно и то же:
- Господи, прости ее, грешную, молодую и неразумную… Прости и спаси…
