Посвящается Э.
В детстве я называл его Лисом. Но не из-за его хитрости. Впрочем, хитрым он никогда не был. Может предприимчивым. Но никак не хитрым. А называл я его так из-за сказки о Маленьком Принце. Уж очень она мне нравилась. Себя я ассоциировал с Принцем, а своего дорогого друга с Лисом. Хотя теперь, по прошествии многих лет, я понял, что роль Принца больше подходила моему другу, ведь он мог летать, а я – нет. После школы он поступил в лётное училище, а затем в лётную академию, а я решил связать свою жизнь с литературой, всерьёз намереваясь стать настоящим писателем.
Сколько себя помню, мы с Лисом всегда были вместе. И даже разные вузы не смогли разлучить нас, потому как по счастливой случайности находились в одном городе, поэтому свободное от учёбы время мы могли проводить вместе.
Попутно я изучал журналистику, так, на всякий случай. Для себя я писал по мелочёвке: рассказы на десяток страниц, которые отправлял в журналы, статьи для газет, иногда брал интервью у какой-нибудь местной знаменитости. По-настоящему крупную стоящую вещь – роман – я написал в уже более зрелом возрасте – в двадцать пять лет. В юности я воображал, что вот выучусь, буду писать первоклассные романы и получать за это крупные гонорары. Буду жить в свое удовольствие и заниматься любимым делом. Практика показала, что любимое дело редко приносит стабильный доход. Нет, мне, конечно, платили небольшие гонорары за рассказы и повести, но они оказались настолько нерегулярными, что мне пришлось найти постоянную работу. Я устроился работать журналистом в местную газету и через два года уже занимал должность заместителя главного редактора.
После академии мой друг отправился служить на Байконур в авиаполк. Я часто приезжал к нему в гости. И каждый раз чертыхался из-за нестерпимой казахской жары в плюс пятьдесят, или, если приезжал зимой, из-за лютого мороза, от которого едва не замерзали глаза.
Лис женился. У него родился сын. Его семья жила вместе с ним в Ленинске – военном городке возле Байконура.
Когда я стал заместителем главреда, работы и ответственности, конечно, добавилось в разы, поэтому мы с Лисом уже не смогли так часто видеться, но созванивались регулярно. Всё у него шло хорошо. Через три года получил звание майора. Сын рос крепким и здоровым малышом. Небо оставалось безоблачным. Мой друг просто был одержим им. Как я литературой. К слову, карьера моя складывалась неплохо. Только на личном фронте всё, как говорится, было без изменений. Не везло мне в любви, хоть тресни. Женился я только годам к тридцати пяти, а свою невесту, Киру, буквально, силой затащил под венец. Как говорится, взял измором. Ей нравилась свобода, она была неуловимой, как ветер, чистой, звонкой, порхающей по жизни, как мотылёк. Кира, успешный врач-психолог, оставалась для меня загадкой. Я не знал, любила ли она меня. Я её точно, иначе бы ни за что не женился. Мы оставались свободными, будучи в браке.
У моего друга всё было не так. Он, вообще, являлся моей полной противоположностью, наверное, оттого мы так и сдружились. И годы не стёрли эту дружбу, напротив, только больше укрепили её. Со временем я перебрался в Москву. Мне предложили работу редактором научно-популярного журнала, и я не раздумывая, согласился. (Киру я встретил уже в столице). К тому времени я был автором пяти романов, которые неплохо продавались, а один из них даже собирались экранизировать. Я писал фэнтези, которое Лис терпеть не мог, но мои книги всё же прочёл. Наверное, только из вежливости. Я писал фэнтези, но сам, конечно, не верил во всю эту потустороннюю чепуху, да и вообще, считал себя атеистом. Лис тоже был атеистом. И на этом наше сходство заканчивалось. Его всегда бесили мои слишком лёгкие сигареты, а из-за разных музыкальных предпочтений мы однажды, вообще, чуть не подрались. Ну, произошло это, естественно, давным-давно, в далёкой юности.
Лис ушёл рано. Ему исполнилось всего сорок четыре. Разбился, в конце концов. Как и все они бьются. Желая хоть как-то меня утешить, его сослуживцы говорили мне, почерневшему от горя, что и так, мол, долгожитель – военные лётчики почти все рано уходят. А мне хотелось выть, как дикому зверю, от оглушающей боли. Лис был один в семье, я тоже. Но друг для друга мы стали братьями. На вопрос, есть ли у меня братья или сестры, я всегда отвечал положительно. Господи! Сколько же лет жизни отняла у меня эта утрата! Похороны, поминки... Хоронили, понятно, в закрытом гробу, ибо, нечего уже было хоронить. Я помню плачущую на моём плече Иру – его жену. Сыну исполнилось тогда только восемнадцать. Я поклялся себе, что во всём помогу мальчику. Родным он мне был. Племянником. Я забрал его с матерью в Москву. Квартиру в Ленинске они продали. Я ещё добавил своих сбережений, и этого, слава Богу, хватило, чтоб купить им однокомнатную квартиру в спальном районе.
Сергей, сын Лиса, хотел стать лётчиком, но мать упёрлась. Только через мой труп – и всё. В конце концов, пошёл на авиаконструктора.
Тут я ему, конечно, ни в чём помочь не мог, но всё же кое-какие связи у меня имелись.
Прошло десять лет. И вот однажды Лис вдруг... Вернулся.
Господи! Я не могу никак логически объяснить то, что произошло. Наверное, некоторые вещи в нашем мире и не поддаются логике. Но я рад, что это так. Рад, что у нас ещё есть надежда на чудо. Потому как то, что произошло, не иначе, как чудом, не назовёшь.
***
Всё началось с того, что мне написала незнакомая девушка. Я сразу же посмотрел её профиль в соцсетях. Симпатичная, юная совсем – лет восемнадцать-девятнадцать, но какая-то грустная, что ли, растерянная, подавленная. Ладно. Мне-то что? Мало ли какие могут быть у человека проблемы?
Надо сказать, что я часто сидел в соцсетях в различных сообществах для военных. Там выкладывали разные истории, которые я, бывало, использовал в своих произведениях. А ещё мне нравилось смотреть военные фотографии. Иногда я общался с бывшими сослуживцами своего друга. Как меня разыскала та девушка, не знаю. Возможно, увидела мой комментарий под фотографией Лиса, выложенной в сообществе военных Байконура, и решила написать. Честно, вначале я впал в ступор. Она сказала, что ищет сослуживцев моего друга или хоть какую-нибудь информацию о нём. Я видел её впервые. Я не мог понять, кто она. Но вместе с недоверием и удивлением, в моем сердце что-то зашевелилось. Я вгляделся в её лицо, но не обнаружил ни одного сходства между Лисом и этой девушкой. Однако, я почувствовал, как что-то тёплое и мягкое касалось моей души, как только я смотрел на неё. Вика – так её звали – бесконечно извинялась и просила ни в коем случае не считать её сумасшедшей.
– Вы вместе служили? – Сразу же спросила она.
– Нет. – Ответил я. – Но он был моим близким другом. Почти братом... Вика, он погиб десять лет назад. Разбился.
– Я знаю... Знаю. Пожалуйста, можно вам позвонить? Это очень важно. Прошу! – Почти взмолилась девушка.
Я удивился ещё больше, но решил пойти навстречу. Почти дрожащими руками написал свой номер. Мы созвонились по видеосвязи. Выглядела Вика болезненно, бледно, будто неизвестное горе вытягивало из неё все силы. Но, несмотря на это, девушка была ухоженной – я сразу это отметил. Дитё почти. Девятнадцать лет. Неужели дочь? Господи! Ну не ожидал, Лис... Не ожидал.
– Вика, простите, вы в Москве находитесь?
– Нет... Я... Я из Волгограда...
Волгоград? Лис ни разу в жизни не был в Волгограде.
– Почему вы спрашиваете про Л... Про Валерия?
– Я... Я не могу этого объяснить... Я просто чувствую... Понимаете, я...
– Вика, он – ваш отец? – Спросил я прямо в лоб, напрочь позабыв о чувстве такта.
– Что? Нет, нет... Я просто... – Она закрыла лицо руками. – Я чувствую какую-то необъяснимую связь с ним, чувствую, что он рядом. Я испытываю... Я не могу никак интерпретировать свои чувства. Я просто... Простите. Это, наверное, так странно. Но я не сумасшедшая. Мне кажется, это именно он захотел, чтоб я связалась с вами. Я увидела его фотографию в сообществе... Я...
– Случайно увидели?
– Не знаю. Нет, скорее всего. Я часто захожу в сообщества военных в интернете. Знаете, я учусь на журналиста и...
– Журналиста? – Я приободрился. – Отлично! Значит, вы – почти моя коллега.
– Вы писатель, да?
– Да. Тот самый, о котором вы подумали. Хотя, мне кажется, фантастику вы не читаете.
– Верно. – Ответила она и замялась.
Что-то неуловимо-знакомое читалось в её взгляде, голосе, манерах и жестах. Что-то до боли знакомое. Лис...
Я решил не ходить вокруг да около. Девушка несла бессвязный бред. Говорила, что любит Лиса, как себя, что её мучают чужие воспоминания, что ей настолько больно от того, что он мёртв, что она не может спать.
– Вика, послушайте, скажите правду, чего вы отпираетесь? Вы – его дочь?
– Да нет же, нет! У меня есть родители. Слава Богу, живы-здоровы... Но Лис... Он...
– Лис? – Внезапное озарение снизошло на меня.
– Вы ведь так его называли? Из-за сказки, верно? А ещё он вам жизнь спас в детстве. Вытащил вас тонущего из реки.
Я вздрогнул. Об этом не знал никто, кроме нас двоих. И ещё о многих вещах, которые начала перечислять Вика. Видно, она хотела доказать мне, что не врёт. Разговор затянулся на два часа. У меня трещала голова.
– Знаешь, слушай, солнце, я не понимаю, как всё это объяснить – это не поддаётся объяснению, но ты говоришь о вещах, которые знал только Валерий и я. Может, нам лучше встретиться лично? Давай, я приеду? Как ты на это смотришь? Либо ты приезжай в Москву. Я тебя встречу.
– Лучше вы приезжайте, Андрей Александрович.
– Просто Андрей.
– Хорошо.
– Вот и решили.
Какой Волгоград? Какая девушка? Что ты, вообще, делаешь, старый дурень? Вообще, крыша съехала на старости лет? Ну, надо отдать должное, что на пятьдесят пять я не выглядел. Многие знакомые давали мне сорок с лишним, даже не догадываясь о моём реальном возрасте, и только потом, залезая в Википедию, с удивлением обнаруживали, что я гораздо старше, чем выгляжу.
Что же значила вся эта ситуация с незнакомкой? Я был атеистом. Я не верил даже в реинкарнацию. Да и не мог этот случай быть реинкарнацией, ведь когда Лис погиб, Вике исполнилось девять. Может, он навещал её при жизни? Точно, она – его дочь! Сто процентов! И во время своих визитов он рассказывал ей эти истории. Всё сходится. Только почему она разыграла весь этот спектакль? Я решил во что бы то ни стало докопаться до истины. Мысли путались. Они уносились куда-то далеко. В моей памяти постоянно всплывал образ Лиса. Я машинально крутил руль, даже не задумываясь, куда я еду. Меня вёл навигатор. Лето в том году выдалось дождливым. Дворники не успевали справляться с потоками воды на лобовом стекле. Я постоянно отвлекался. Вспоминал, как пару раз видел, как Лис поднимал огромные тяжёлые истребители в небо. Вспоминал, как родился Серёжка, и мы все вместе фоткались на ступеньках роддома. Боже, мой друг души не чаял в сыне! Нет... Не могло быть у него другой семьи. Я всё понимаю: бывает в жизни всякое, но мой друг был не таким. Да и мне бы он уж точно обо всём рассказал. Нет... Кем же была эта загадочная девушка? Наверное, именно тогда, гоня по трассе М-6, как ненормальный, под проливным дождём, я впервые в своей жизни допустил существование чего-то непознанного, того, чему не может дать объяснения немощный человеческий разум, того, что постоянно рядом, что существует независимо от того, верим ли мы в это или нет. Высший Разум, Потусторонние силы, законы Природы – можно было называть это необъяснимое нечто как угодно – его суть при этом оставалась неизменной. Я так хотел, чтоб оно сотворило хотя бы одно-единственное чудо для меня. Хотя бы одно-единственное…
***
Когда я приехал, то сразу же связался с Викторией. Мы договорились встретиться в кафе. Надо сказать, что перед встречей, ожидая девушку в назначенном месте, я волновался так, будто сейчас в зал войдёт сам Лис, восставший из мёртвых, живой и невредимый. Мы росли в одном дворе. С трёх лет были друзьями. Ходили в один садик, потом – в одну школу. Учились, правда, в разных классах, но всё внеучебное время проводили вместе. Итого, наша дружба длилась сорок один год. И тогда я был почти уверен, что с его смертью она не закончилась. Наверное, в тот момент я и сам уже был не в себе.
Вика оказалась такой же, как на фотографиях, только более тонкой, бледной, почти прозрачной. Её короткие волосы были выкрашены в белоснежный блонд. Глаза, грустные больные глаза, слегка подведены тушью. На предплечье чернела тонкая еле видимая татуировка – римские цифры – наверное, какая-то особенно важная для неё дата. Через месяц ей должно было исполниться двадцать. Когда она заговорила, когда мы оказались так близко друг к другу, я на короткий миг и в самом деле поверил, что передо мною мой Лис, только в чужом теле, в другом времени, в ином поколении. А затем сразу же пресёк эту мысль, возвращаясь из иллюзий в реальность.
– Мы не виделись с ним никогда. – Сказала девушка. – Честно. Но он так дорог мне... Не представляете, как, Андрей Александрович...
– Так... Ну, а с чего всё началось? Ты хочешь сказать, что просто увидела его фото в соцсетях, и у тебя в голове сразу же возникли его воспоминания?
– Нет. Нет... Я не могу точно описать, как это произошло. Всё было как в тумане. Это случилось примерно полгода назад. Сначала я просто изредка смотрела на его фотографию, потом это стало происходить чаще. Лис будто требовал на него посмотреть. Бывало, часа в три ночи я испытывала непреодолимое желание взглянуть на фотографию. А знания начали возникать в голове недавно, месяца два назад. Господи, мне так... Больно...
– У него есть сын...
– Да. Серёжа.
Я удивился, с какой теплотой она назвала его имя.
– И внучка – Катенька.
– Боже...
Не мог я назвать её сумасшедшей. Нет. Сумасшествие проявляется совсем не так.
– Послушай, Вика. – Сказал я бодро. – Может, ты влюбилась?
– Я? – Мой вопрос застал её врасплох. – Ну... Я. Да. Конечно, я люблю Лиса. Но люблю, как себя. Как саму себя люблю его... Мне кажется, он говорит со мной, особенно по ночам. Я чувствую его присутствие. Слышу мысленные ответы.
– О чём же вы разговариваете? – Немного скептически спросил я.
– Да обо всём. Он подсказывает мне, как поступить в той или иной ситуации.
– Но ты не видишь его?
– Нет. Душу увидеть невозможно.
Не будь я писателем, я бы, наверное, не стал ввязываться в эту историю. Но во мне ещё тлела надежда на чудо. Надежда, питаемая моим безграничным воображением. А вдруг? Вдруг я полвека прожил дураком, Фомой неверующим, а тут раз – и представился случай наконец-то прозреть и увидеть мир в его истинном свете.
– Я так изменилась. – Продолжала девушка. – Не узнаю себя. Смотрю в зеркало – и не знаю теперь, кто я.
А затем она достала сигареты и закурила. Крепкие сигареты. Той же марки, которая всегда нравилась Лису.
Я вздрогнул.
– Что это, Андрей Александрович, как вы думаете?
Она будто выдохлась от нашего долгого разговора.
Я тяжело вздохнул.
– Я не знаю, Вика.
– Вы ведь... Вы ведь взрослый... Вы всю жизнь прожили... Простите...
Я смотрел на бледную девушку с сожалением. Я так хотел ей помочь, только не знал, как.
А может, я смотрел на своего друга. Как бы я хотел верить, что всё это не зря.
– Я бы пошла к кому-нибудь. Обратилась бы к специалисту. Ну... Вы понимаете... К экстрасенсу. Только боюсь нарваться на шарлатанов и жду непонятно чего...
Конечно, я прекрасно понимал. Сам считал их всех шарлатанами. Хотя... Была у меня одна знакомая... Консультировала меня в подобных «колдовских» вопросах при написании книг. Не то, чтобы была она ясновидящей, но иногда говорила то, чего знать в принципе не могла, и я с удивлением обнаруживал, что так всё и есть на самом деле. Я предложил Вике обратиться к ней.
– У тебя ведь сейчас должны быть каникулы, верно?
– Да. – Подтвердила она. – Ещё есть около месяца до начала учёбы.
– Тогда нужно разобраться в этом деле. Я ведь всё вижу. Тебе необходима помощь.
Надо сказать, что доверять друг другу мы начали практически сразу.
Я будто физически ощущал, как девушка духовно истончается, тает на глазах, слабеет, теряет силы от горя, будто что-то вытягивает из неё жизненную энергию. Я не мог бросить её в таком состоянии. Мы договорились, что она соберётся и через неделю прилетит в Москву, а я за это время договорюсь со своей знакомой, опишу ей ситуацию и организую встречу.
***
В следующий раз мы с Викой увиделись уже в Москве спустя десять дней после первой встречи. Она до последнего не решалась приезжать, но потом всё-таки нашла в себе силы.
Порою я видел в ней своего друга. Понимаю, всё это выглядело как абсурд, но я, наверное, так сильно скучал по нему, что цеплялся за малейшую надежду на нашу встречу.
Кире я ничего не стал рассказывать. Как и семье Лиса. Не готовы они были такое услышать. Да и не должны были. Мы с Викой не имели морального права тревожить их память о нём. Я – ладно. Я – что? Мне можно было бередить душу. Но им – вдове и единственному сыну – ни за что.
Моя знакомая, Мира, была одного со мной возраста. Большую часть жизни она путешествовала по Востоку: была в Китае, Непале, Индии. Посетила множество монастырей и священных мест. Бог знает, какие знания она почерпнула от своих многочисленных учителей. Она никогда не раскрывала их мне – никакой конкретики – всё в общих чертах, но я довольствовался и этим.
Как только Виктория переступила порог её дома (а она принимала посетителей именно на дому, предпочитая не тратить деньги на дорогую аренду), Мира сразу же насторожилась. В её глазах я увидел неподдельный испуг, как только она взглянула на девушку.
– Кого ты привёл… – Вместо приветствия сказала ясновидящая. Но без неприязни. – Двоих привёл. А говорил, будет одна девушка.
Сказано это было в каком-то трансе, металлическим, будто не живым голосом, но затем Мира пришла в себя, стала собой прежней, ласково улыбнулась и пригласила нас в комнату для приёмов.
Вика непонимающе смотрела то на меня, то на Миру. Я прикоснулся к плечу девушки, желая её поддержать.
– Я одна… – Проговорила она с опаской.
Ясновидящая, кажется, не обратила внимания на её слова. Мы сели в удобные кресла. Хозяйка налила нам ароматного зелёного чая.
– Итак… – Начала она.
Далее последовал стандартный рассказ-знакомство-приветствие, одинаковый для каждого клиента. Я наслушался их вдоволь, потому как неоднократно присутствовал во время сеансов гипноза, которые проводила Мира.
После ясновидящая попросила испуганную девушку протянуть ей руку. Она коснулась её ладони и закрыла глаза. Ничего не происходило. За окнами шумел современный город, но в комнате будто время остановилось.
Неожиданно Вика вскрикнула и вскочила с места. Я бросился к ней. Её била крупная дрожь, губы посинели, будто от холода. Я накинул ей на плечи плед.
– Что с ней? – Спросил я у Миры.
– Сейчас пройдёт.
– Ты не будешь вводить её в гипноз?
– Нет. И так всё понятно.
– Мне не особо. Почему ты сказала, что я привёл двоих?
– Потому, что ты привёл двоих.
– Мира...
– Ладно. Пусть успокоится.
Моя знакомая достала откуда-то склянку с прозрачной жидкостью, капнула пару капель в чай и поднесла кружку к губам девушки. Та послушно сделала несколько глотков, видно находясь в невменяемом состоянии из-за увиденного.
Вскоре она провалилась в глубокий сон. Я уложил её на диван, и мы с Мирой удалились.
– Что ты ей показала?
– Правду.
– Мира, почему двое? – Всё не унимался я.
– Ты не узнаёшь его?
– ЧТО?
– Лиса своего не узнаёшь?
Конечно, я узнал. Ну, конечно, я сразу его узнал, когда мы с Викой ещё разговаривали впервые по телефону. И сам не мог понять, как. Это были ощущения на уровне души, а не разума. Разум, этот холодный и рациональный компьютер, твердил, что такое попросту невозможно.
– Как ЭТО возможно? – Ошеломлённо спросил я. – Это какой-то бред. Неужели, реинкарнация душ существует? Ты никогда не рассказывала...
– Существует, Андрей, существует. Но в данном случае это не реинкарнация...
– А что?
– Кое-что поинтересней… И намного опасней...
Мы проговорили весь вечер. Вика проспала до двенадцати, а затем встала, но мы не стали ей ничего говорить на ночь глядя, а накормили и отправили дальше спать. Лишь утром этот тяжёлый длинный разговор, наконец, состоялся.
Я говорил, что Лис вернулся. Лис, в самом деле, вернулся в мою жизнь после долгого десятилетнего отсутствия.
В общем, как мне объяснила Мира, в девушку попал осколок его души. Души людей, которые гибнут при трагических обстоятельствах, раскалываются на части. В таком случае к месту гибели немедленно спешат Жнецы. Они, вопреки расхожему мнению, вроде врачевателей там, в «высших», как выразилась Мира, измерениях. Они заново собирают душу и помогают ей совершить переход в иной мир. Однако, случаются непредвиденные сбои. Бывает, редко, конечно, один раз на миллиард, что какой-либо осколок ускользнёт от не особо проворного и добросовестного Жнеца. И вот тогда... Одному Богу известно, какая его постигнет участь. Он может попасть в человека, либо в животное, либо в вещь. Но пока он не найдётся, не станет на место, где и должен быть, душа не сможет совершить переход. Если осколок попал в человека, естественно, последний может испытывать раздвоение личности, странные ощущения, связанные с покойным, необъяснимую тоску, горе, его могут мучить чужие воспоминания.
– И что же делать?
– Боюсь, что в этом случае мы бессильны. Осколок уже слился воедино с её душой. Он вернётся туда, откуда пришёл, станет на своё место только когда... Когда Вика умрёт, и её душа освободится.
– Когда он попал в неё? Лис погиб десять лет назад, но она только недавно начала...
– Осколок может не проявлять себя долгие годы, но потом стоит какому-то событию напомнить носителю о покойном, чей осколок души находится в нём, как чужая сущность начинает пробуждаться... Вероятно, в данном случае это была фотография. Если б Виктория её не увидела, возможно, она прожила бы всю жизнь, не подозревая о том, что в её душе есть кто-то чужой...
– В это невозможно поверить, Мира, извини, но я... Я не могу... Всё это выглядит так фантастически.
– Фантастически? Я бы так не сказала, глядя на бедную девочку, лежащую в соседней комнате. Я бы сказала, что всё выглядит слишком жизненно. Жизнь – это страдание. Жизнь несправедлива и непостижима. Но жизнь – это всё, что у нас есть.
– А что ей теперь делать? Что делать Вике?
Мира вздохнула. Ни с облегчением, ни с досадой, ни с сожалением. А просто вздохнула от усталости.
– Жить дальше. Что же ещё?
Хороший совет. Его мог бы дать и какой-нибудь шарлатан на рынке.
– Значит, мой друг неупокоенный?
– Выходит, что так.
– Где он тогда?
– Вероятно, его душа застряла между мирами.
– Хм! Это же несправедливо! Мой друг был порядочнейшим, добрейшим человеком, и он не заслужил этих... Мытарств, скитаний... – Возмутился я.
– А я тебе о чём говорю? Что жизнь несправедлива...
– Теперь он будет ждать Вику?
Мира кивнула.
– А эти твои Жнецы... Они как-то могут извлечь осколок и вернуть его на место?
Я понял, что сморозил тогда откровенную глупость, потому как Мира залилась смехом.
– Ладно. Я всё понял.
За ту ночь я, наверное, прошёл путь от атеиста до верующего в слишком ускоренном режиме. В голове царил хаос.
Мира выделила мне комнату. Я долго не мог заснуть, но когда всё же провалился в забытье, последней моей мыслью было, что в соседней комнате спит мой друг, которого я похоронил десять лет назад. Я заснул с глупой улыбкой на лице.
***
Она стояла у его могилы, сжимая в ладони горсть чёрной земли, а затем попросила оставить её. Я сел в машину, припаркованную неподалёку, и старался не смотреть в сторону могилы моего друга. Девушка, стоящая перед ней, согнулась от рыданий.
Правда, которую она узнала о себе, казалось, ничуть её не удивила. Наверное, она догадывалась о чём-то подобном. Я думаю, она даже была рада, что ничего нельзя исправить, и Лис останется с ней на всю жизнь. Вика точно его любила. И что бы она там ни говорила, ни хитрила, но любила она его не как себя, а как женщина любит мужчину. Это я мог гарантировать, исходя из своего богатого жизненного опыта. Писатель – это не просто сочинитель историй. Писатель – это немного психолог, немного учитель, немного философ, немного судья, палач и адвокат. И много чего ещё «немного». Писатель — это мастер на все руки. Моё хобби научило меня хорошо разбираться в людях и легко раскрывать их истинные мотивы поступков и настоящие желания.
Я мог сказать, что Вика, действительно, была рада. И таинственные «последствия» и опасность, о которых предупреждала Мира, её не волновали.
Ясновидящая советовала девушке не думать о Лисе, не смотреть на его фотографии, не говорить с ним, не призывать его, но, понятное дело, девчонке эти советы были не нужны. Она не собиралась им следовать. А я не хотел снова терять «друга».
Я посодействовал переводу Вики в столичный институт на журфак. И устроил ей практику в своём научно-популярном журнале, главредом которого я являлся.
Все обсуждали странную девочку, приглянувшуюся начальнику. Все, небось, думали, что она – моя любовница, но я должен сказать, что никогда в жизни не давал повода, чтоб обо мне думали, будто я изменяю жене. В конце концов, чтоб развеять эти кошмарные слухи, я сказал, что она – моя двоюродная племянница.
Вика продолжала курить крепкие сигареты, которые любил Лис, осветлять волосы, потому как моему другу всегда нравились исключительно блондинки и читать те же книги, что и он. На её предплечье была набита татуировка. Я из приличия не рассматривал её слишком пристально, но однажды мне это удалось сделать. Я узнал в римских цифрах дату рождения Лиса. И лишь тогда, наверное, понял, как сильно Вика его любила.
После окончания института она не осталась работать у меня в журнале, а решила стать военкором: ходить по грани, ходить по лезвию бритвы, между жизнью и смертью, как мой покойный друг. После знакомства с этой удивительной девушкой я теперь всегда ощущал его присутствие рядом со мной.
Ей не сиделось на месте. Она постоянно бежала от чего-то или к чему-то. Она внезапно срывалась и уезжала в очередную коммандировку на противоположный конец света, она испробовала всевозможные экстремальные виды спорта, она… Она вела себя так, будто поскорее хотела увидеться с Ним…
Мы с Викторией были очень близки. Я стал ей наставником. Конечно, я не раз пытался побеседовать с ней на тему её личной жизни, но она установила строгое табу на подобные разговоры. Она объясняла отсутствие последней тем, что строит карьеру, мотается по горячим точкам и ей некогда думать о семье и замужестве, но я ведь понимал, что причины тут были совсем другими. Хотя, как-то раз она всё же обмолвилась, что у неё есть молодой человек. Но я знал, что она его не любит. И возможно, никого в жизни уже не сможет полюбить, потому как её сердце безнадёжно занято.
Она повсюду таскала за собой фотографию Лиса в рамке. Старую, чёрно-белую фотографию, сделанную ещё во времена его учёбы в лётной академии. Я подарил ей много фотографий своего друга. Плевать я хотел на предостережения Миры. Теперь, по прошествии многих лет, они казались несусветным бредом, отдающим средневековой алхимией и мракобесием.
«Последствия», о которых так упорно твердила ясновидящая, всё не наступали. И возможно, мы с Викой жили как на пороховой бочке, зато жили, ничего не страшась, и принимая всё случившееся с благодарностью.
Я и жене сказал, что Виктория – моя двоюродная племянница, и семье Лиса, с которой девушка так и не решилась познакомиться, только разглядывала профиль Иры и Сергея в соцсетях.
О том, что именно она увидела тогда, на приёме у Миры, и что так сильно её испугало, она рассказала мне лишь спустя десять лет. Она увидела ментальное отражение своей души. И душа отчего-то показалась ей слишком тёмной, измученной и уставшей, будто прожила она уже множество бесцельных воплощений. Но внутри неё сиял неземным светом таинственный «осколок». Именно он заставлял девушку жить дальше. И любить. И становиться лучше с каждым днём.
Я перестал быть атеистом тогда, гоня, как ненормальный, по трассе М-6 навстречу неизвестности, навстречу другу. И теперь у меня было, за кого молиться. Теперь я точно знал, что меня непременно услышат. Отныне я знал, что Там есть, кому слышать.
Рассказ опубликован в сборнике современной прозы "Маяк" (2021) издательства "Перископ-Волга".