Сразу хочу предупредить, что я не раздуваю какую-то межнациональную рознь, не провожу сравнений по этническому признаку. Я просто пытаюсь в день рождения Николая Рубцова (сегодня, 3 января - ему исполнилось 87 лет) разгадать загадку, почему такие литераторы как Дмитрий Быков, Владимир Новиков, Эдуард Шнайдерман и другие - на дух не переносят Рубцова, но постоянно о нём говорят и пишут.
Более того, к недавнему юбилею в Петербурге в «Издательстве Новикова» вышла книжка Шнейдермана с рассказом о том, как малограмотного, наивного и с небольшими способностями поэта Колю Рубцова заманили к себе в стан зловредные славянофилы во главе с Вадимом Кожиновым. Споили его, загубили и без того небольшие способности, да ещё и раздули из этой деревенской мухи поэтического слона. Автор предисловия и, очевидно, издатель книги Дмитрий Северюхин, считает, что «в принципиально различном отношении к творческой свободе коренится несходство литературных судеб Николая Рубцова и Эдуарда Шнейдермана — двух друзей и ровесников, прошедших безотцовщину и трудное послевоенное лихолетье, вместе сделавших в поэзии свои первые шаги и вместе познавших тонкости поэтической речи». Вот как примазываются к лирическому гению, размазывая его при этом по стенке!
Потому и заинтересовала меня эта тема. Что-то есть в этом непонятное для меня. В своих стихах "Памяти Николая Рубцова" Эдуард Шнейдерман выражается еще определеннее:
Ты баб любил, лысел и пил.
Потом подался в русофилы.
Ты был мне мил.
Потом постыл
За позу, валенки, кобылу.
За апологию Руси
Остатней, избяной, замшелой.
Тебя втянули в "гой еси"
Московской секты стиходелы.
Поэты и стиходелы, лирики и циники – между ними непреодолимый водораздел на Руси. Ещё не уехавший Дмитрий Быков на ещё не закрытом радио «Эхо Москвы» сказал, разделяя убеждённость любезного сердцу либерального критика и, увы, наставника молодых в Литинституте - Новикова: «В своё время была такая формулировка Владимира Новикова про Николая Рубцова: «Поэзия Николая Рубцова — это максимум того, чего может достичь не поэзия». Я согласен». Да, вроде, по мнению быковых-новиковых, не поэзия, не пиршество изысков и метафор – безыскусные слова и внятные смыслы, а завораживает миллионы самых разных читателей, поётся и читается по всей Руси великой.
Вот ведь Бродского они навязывают, как картошку при Екатерине, по Первому 24 мая, помню, Эрнст аж три программы встык залудил, а ни строфы никто никогда вслух не прочитает, кроме обманной: «На Васильевский остров я вернусь умирать». Более того, Новиков в своём раздражении дал мне, автору нелицеприятной книги о Бродском, чеканную формулировку, которой я теперь пользуюсь на встречах с читателями: «Бродский - это максимум того, чего может достичь не поэт». Одна поправочка внесена, если кто заметил, а для меня она важна и многое объясняет: Бродский - маг, «грызун словарного запаса», как сказал он сам о Кушнере, уникальное вместилище версификационного мастерства, культурных кодов, ритмов и троп, но – не поэт в русском понимании, не властитель дум и выразитель сокровенных чувств. То есть – прямая противоположность Рубцову.
И об этом точнее всего сказал мудрый критик, историк поэзии Лев Аннинский, когда объяснил всю разницу схожих по зачину и антуражу стихотворений – «Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны…» Рубцова и «Ты поскачешь во мгле…» Бродского: «…Эту параллель охотно осмысляют многие исследователи (Виктор Бараков, Вячеслав Белков, Николай Коняев, Сергей Фаустов). Составлены даже сравнительные синхронные таблицы (этот – «матрос, кочегар, шихтовщик», тот - «матрос, кочегар, фрезеровщик», да чуть ли не в одно время); и изгнанники – оба, странники, люди «стороны», люди «края» (один изгнан из города в деревню решением «суда», другого в деревню из города гонит нужда. И ещё: оба чаяли оказаться «у моря», да оказались по-разному, и в разных морях. Да вот смысл скитанья противоположен. Бродский, разочаровавшись в идеалах «прекрасной эпохи», покидает страну с ненавистью к стране и эпохе - ищет места в подлунном мире. Рубцов, при всей горечи, иногда граничащей с ненавистью к тем, кого хочется «пырнуть ножом», остаётся в стране, а подлунный мир созерцает сквозь родную ночь...». Спасибо, Лев Александрович за этот образ – готовое название любой стать и книги: «Сквозь родную ночь». Да, именно так и проходит светлым странником поэт сквозь мрак российской действительности -хоть «перед этим строгим сельсоветом», хоть мимо «разрушенных белых церквей».
Но оценил не только народ, быдло, как выражаются либералы, или идиоты, если вспомнить интервью Дм. Быкова «Фонтанке («В России – 90 процентов идиотов»), но и профессионалы, знатоки и ценители поэтического слова. Я был потрясён, когда в перестройку принялся собирать материал и писать диссертацию о современной лирике и вдруг научно-скрупулезно убедился, что про «Звезду полей», вышедшей в «Советском писателе» в 1967 году 50-летия Великого Октября. написали практически ВСЕ литературные журналы – и правые, и левацкие, и почвенические, и космополитические. Невероятно! Натолкнулся сегодня в интернете на аукционный лот этой книжки в дурацком оформлении, кстати, но с автографом Рубцова – 690 000 рублей блиц-цена, если без торговли!
Это говорит о том, что подлинность и яркость таланта, истинный лиризм - ценились и в самый официозно-пафосный период, и в года безвременья и антилиризма - превыше всего! Правда, тогда культурно-информационную политику проводили другие люди, и не Галина Юзефович советовала, что читать, но упомянутые Вадим Кожинов и Лев Аннинский.
А вы посмотрите, какое письмо получил в 1969 (!) году выпускник Литинститута после выхода «Звезды полей». Он мог заработать за несколько дней 600 рублей+ гонорары за авторские вечера, когда секретарь обкома получал 300 рублей!
Почему-то не поехал…
Кстати, непрактичность, неумение жить – тоже раздражат в Рубцове таких антиподов, как Шнайдерман. И в этом – загадка.