Автор Михаил Дряшин
Поинтересовался у дочери, поглощающей в основном американское кино, попадалось ли ей хоть что-нибудь, похожее на советские сказки для взрослых. Не фэнтези с драконами ради драконов, замками и кольцами всевластья, а с серьёзным подтекстом. Она лишь развела руками.
Вот и я не припомню. Разделим лучшие советские киносказки на те, что для детей, не только для детей и совсем не для детей.
Первая категория, детская, ассоциируется прежде всего с дуумвиратом режиссёров Птушко – Роу. Разнообразные Морозки и Варвары-красы изготавливались у нас исправно. Исполнены были безупречно, от души и чётко укладывались в рамки светлого канона, без всяких подтекстов.
Отдельные артисты, изображавшие кикимор, леших и домовых, помнятся по сию пору. Взять ту же Марфушку из «Морозко» в блистательном исполнении Инны Чуриковой. Или «Новогодние приключения Маши и Вити», ставшие капустником для ярких ленинградских актёров с нарочитой параллелью «Диких гитар» под масками в силе глэм – кот, леший, Баба-яга – и набиравшей тогда обороты группы Kiss.
Творческие коллективы для таких представлений набирались неслабые. Скажем, сценаристами всё того же творения Александра Роу значатся Николай Эрдман и Михаил Вольпин.
Но то сказка прямая, простодушная. Нас же занимает лукавая постмодернистская. Пионером жанра умной киносказки (в литературе её создал Шварц) стала Надежда Кошеверова. Начав с оглушительно популярной экранизации шварцевской «Золушки» (1947), окончательно на сказку «со смыслом» она перешла в шестидесятые годы.
В трёх наиболее известных её работах и актёр соответствующий – нервический Олег Даль. И сценарная основа непростая: Дунский и Фрид («Старая, старая сказка», 1968), Михаил Вольпин («Как Иванушка-дурачок за чудом ходил», 1977) и тот же Шварц («Тень», 1971).
Особенностью жанра «сказки не только для детей» стал постмодернистский привкус. Истории разыгрывались как бы сказочные, но в высшей степени иронично. Со снисходительной интонацией. А дети, вы не поверите, воспринимали их просто как сказки.
Авторы за версту обходили любые политические параллели, притом намеренно вызывая у зрителя ощущение, что понимают они несказанно больше и имеют в виду нечто совершенно иное. «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью» – пелось тогда в популярной кухонной песенке.
Сказки не только для детей снимал также Борис Рыцарев. Вспоминаются его, из детской ещё категории, «Волшебная лампа Аладдина» (1966) с сюрреалистичным потусторонним городом и «умная» лирическая «Принцесса на горошине» (1976) с трогательной королевской четой Смоктуновский – Фрейндлих.
В период наибольшей популярности «умной» сказки, в семидесятые – начале восьмидесятых, в ней отметились многие: Геннадий Казанский («Снежная королева», 1967, по Андерсену/Шварцу), Виктор Туров («Горя бояться – счастья не видать», 1973, по Маршаку), Ирма Рауш («Сказка, рассказанная ночью», 1981), Михаил Юзовский («Там, на неведомых дорожках», 1982 и «После дождичка, в четверг», 1985), Борис Бунеев («Деревня Утка», 1976).
Отдельного упоминания заслуживают: «Аленький цветочек», 1977, Ирины Поволоцкой по сценарию Наталии Рязанцевой и ни на что не похожая работа Павла Арсенова «Король-олень», 1969.
И, наконец, категория третья. В предыдущей мы разглядывали сказки хотя ироничные, но невинные, с замахом на универсальную общечеловеческую мудрость. Перейдём теперь к сказкам, содержащим скользкие намёки и сомнительные аллюзии. И, понятно, адресованные тем взрослым, кого пьянили дивные звуки эзоповой речи.
Застрельщиком жанра стал в 1978 году Марк Захаров со второй по счёту – первая была за Эрастом Гариным – экранизацией шварцевского «Обыкновенного чуда». Бесподобной. В ней не содержалось ещё едких намёков, но это было уже совершенно взрослое представление, рассчитанное не на детей, а на родителей и ко всему прочему являвшее собою визуальное совершенство.
Картина стала первенцем особого стиля полукино-полутеатра с уникальной изобразительной составляющей, где что ни декорация, то авторский натюрморт. Чувствовался опыт щедрого на руку театрального затейника. Так телефильмы ещё не делали.
Закрадывалось даже подозрение, что телевизионный экран стал для модника и конъюнктурщика во всех смыслах Захарова отдушиной, глотком свежего воздуха. Тут он мог себе позволить не оглядываться на фронду и кассу, ставить что бог на душу положит. Получилось ослепительно.
Потом жанр устоялся, пусть единственным его представителем и был Марк Захаров, а знамя смешливого расшатывания тоталитарных скреп перехватил острослов Григорий Горин, безмерно одарённый, вышедший из шинели Шварца, но, увы, прикладной крамольник с гражданской позицией.
Ясно было, против кого он шутил – впрочем, искромётно и умно. Жаль только «Дракона», приземлённого злободневной пошлостью – пародией на Горбачёва и прочими выкрутасами, – но, похоже, это уже дело не Горина, а Захарова.
На самом излёте тоталитаризма успел снять свою исполненную многозначительного пафоса «Сказку странствий» (1983) и Александр Митта. Проект, как водится у постановщика, международный – СССР, ЧССР, Румыния – с горней музыкой Альфреда Шнитке и Андреем Мироновым в одной из двух главных ролей.
А потом пришла свобода, и сказки закончились.
Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.