Василий, конечно, не стал рассказывать Зое, что Тося выгнала его из дома, когда он пришел, как обычно к ним с Женей, принес молока и ещё кое-чего, что мать собрала. Он только открыл дверь, а она встала перед ним и не пропускает! А смотрит-то как!
- Ты чего это, дочка? – спросил Василий.
- А ничего! Нечего тебе у нас делать!
- Это еще что? Это ты мне? Отцу?
- Тебе! Ты знаешь, что из-за тебя чуть на Женю не посадили?
- Куда это посадили? Чего ты болтаешь?
- К нему приезжал следователь, говорил, то только у него была причина избить Ивана.
- Пусть еще докажет!
- А он ничего доказывать не будет – мы сами расскажем, кто это сделал.
- А, ну-ну, рассказывайте! Тогда не забудь рассказать, чье дите ты носишь! Женька будет очень рад!
Тося всхлипнула, захлопнула дверь перед отцом.
Василий поставил на крыльце узелок с продуктами, почесал в затылке и пошел со двора. Нужно было идти за почтой.
А Тося, войдя в комнату, упала на кровать со слезами. Вот как запуталась жизнь! Да не жизнь запуталась – сами ее запутали. Поспешила Тося замуж, испугалась молвы людской, гнева родительского... Женю обманула... Как теперь быть? А если родится ребенок, похожий на Ивана? Ведь в деревне сразу определят, кто отец ему.
Подумав обо всем этом, Тоня еще больше залилась слезами. Почему все так?! Ведь все было так хорошо! Ваня очень любил ее, а она таяла под его взглядом. Как же могла поверить в то, что он бросил ее? И Женька так вовремя оказался рядом. Тося вдруг перестала плакать. Она вспомнила, как отец привел его во двор, чтобы он помог перекрыть погреб. Там работы было, конечно, немного, мать говорила, что и сам управился бы, да они с Тосей помогли бы. Всего-то нужно было один сноп камыша разложить на том месте, где за зиму ветер разметал. А отец цыкнул на мать:
- Молчи, не твоего ума дело!
Она и умолкла. Она вообще не перечила ему. Характер у матери был тихий, покладистый, она многое терпела от мужа и до войны, а после, когда он вернулся инвалидом, и вовсе молчала, что бы он ни говорил или делал. Она, конечно, сразу поняла, что задумал Василий. Иван не нравился ему давно – своенравный, за словом в карман не полезет. Не то что Женька: тихий, молчаливый, уважительный. Видел Василий, как Женька смотрел на Антонину, но не мешал им с Иваном. А тот еще задумал в город! И Тоську за собой тянет. А она и рада стараться – мы с Ваней в городе жить будем! Злился Василий: не по его все выходит! Сказал жене, чтоб поговорила с дочкой, а та, наоборот, поддерживала ее:
- Может, это счастье ее? Не надо мешать, Вася! Любят они друг друга.
- Любят, любят! Как любят, так и разлюбят!
- Вася, не надо им мешать, прошу тебя!
- Не лезь, куда не надо!
Когда стали приходить письма от Ивана, Василий сразу решил не отдавать их дочке. И каждый день говорил ей:
- Ну, что ж не пишет тебе твой Иван? Забыл уже давно, городских там знаешь сколько! Не тебе чета!
Антонина молчала, а потом плакала в укромном уголке, чтоб отец не видел.
А когда матери показалось, что Тося беременна, она сразу сказала мужу. Тот сначала разозлился, а потом решил, что теперь она никуда не денется. И однажды сказал ей:
- Хочешь опозорить нас и себя?
И когда Тося недоуменно посмотрела на него, сразу ответил на ее взгляд:
- Когда пузо на нос полезет, что скажешь? А Ванька твой как не писал, так и не пишет. Иди за Женьку, он тебя любит, только про ребенка не говори, пусть думает, что это его дите!
Тося поверить не могла, что так поворачивается ее судьба, но писем от Ивана все не было...
Зоя с усилием подавала Василию связку газет, каждое движение отзывалось болью во всем теле. Василий уложил все и молча вышел. Зоя подумала о Тосе и ужаснулась от мысли, что если бы такое случилось с нею... Как жить с нелюбимым? Но ей повезло: она выходит замуж за любимого!
К середине дня Зое стало полегче, хотя руки и ноги болели. Дома она быстро переоделась и пошла на ток. Все из ее смены уже были там, не было только Надежды. Она появилась позже и сразу привлекла к себе внимание: на ней была закрытая кофта, на шее был повязан платок. Она бодро поздоровалась со всеми, но в голосе ее было что-то искусственное. Она отвела глаза ото всех, ушла в тень. Женщины постарше переглянулись, и Нина Скобцева громко спросила:
- А чего это ты так оделась, Надька? Замерзла, что ли? Или загореть боишься? Так уже черная, как мы все!
- Замерзла! – отрезала Надька. – Еще вопросы есть?
- Да нету! – засмеялась Нина, многозначительно посмотрев на всех.
Первая смена ушла, подобрав зерно в бурты, оставив следующим чистую площадку, и через несколько минут приехали первые машины для второй смены. Зоя с тоской взяла лопату, не подавая вида полезла в кузов. Сначала было очень трудно, но постепенно стало легче. Когда подъехал Саня, Надежда будто бы съежилась, старалась не смотреть в его сторону, но он, подогнав машину к бурту, сразу подошел к ней, обнял за талию и стал что-то шептать ей на ухо. Надежда, оглядываясь на женщин, с любопытством смотревших на них, пыталась освободиться от настойчивых рук Сани. Разгружать его машину пришлось Зое с напарницей. Саня совершенно не обращал внимания на них, и когда машина была разгружена, его заставили оторваться от Надежды и уезжать.
Когда после очередной разгрузки Надька развязала платок, отворачиваясь от женщин, самые глазастые увидели на ее шее темные пятна...
- Надька, видать ночка-то бурная была! – не удержалась Нина. – А я думаю, чего это она так закуталась?
Вечером Петр спросил Зою:
- Там, говорят, у вас весело на перевалке – командировочные веселят вас.
- Петя, ну какие «командировочные»? Руки-ноги болят, никого я там не вижу, - успокоила она его.
- А говорят, к тебе пристает там какой-то, - напряженно говорил Пётр.
- Ну, пристают не ко мне, а к ... другим, - она не стала говорить о Надежде.
- Смотри мне! – проговорил Петр.- Голову оторву!
Зоя с удовольствием слушала эти угрозы: ревнует- значит, любит!