Найти тему

В странный скит попадает гном.

Уже рассвело, когда он дошел до входа в ущелье. Усталый и насквозь промокший от обильной росы гном забрался на каменный уступ и раскрыл рюкзак. Хранители позволили ему взять с собой все, что он пожелает. Кроме оружия, денег и вина он положил в него и запасы пищи.

– Перекусить сейчас самое время, – Дьэн с удовольствием уплетал бутерброды, всматриваясь в ущелье, – жаль, вина больше нет. Не помешало бы выпить. Ну да ничего, в дороге согреюсь.

Ледяной холод скалы и промокшая одежда давали о себе знать. Гном дорожал от холода. Немного подкрепившись, он побрел по краю ущелья. Еле заметная тропа привела его к входу в пещеру. По бесконечным проходам он добрался до грота. Вот и выступ, открывающий тоннель. Дьэн нажал на него. Никакого движения не произошло. Он снова нажал, потом снова и снова. Придя в ярость, гном колотил по проклятому выступу, надеясь на чудо. Но чуда не произошло. Тоннель был закрыт. С трудом совладав с собой, Дьэн опустился на каменный пол. Путь в страну, где он правил, был для него закрыт.

– Надо выйти к скале. Там есть еще один подъемник, – решил гном.

Он с трудом встал и, хромая все больше и больше, поплелся назад. Сколько он шел, Дьэн не знал. На месте, где его высадили, он очутился только ночью. Мысль, что ему придется провести здесь до утра, привела гнома в ужас.

– Лучше в лесу, чем здесь. Разведу костер, согреюсь хоть немного, – он дошел до леса, в свете фонаря набрал веток и дрожащими от холода руками разжег костер. Вид огня немного успокоил его. Доев свои запасы, гном задремал. Он несколько раз просыпался от ночных криков зверей и птиц, подкладывал ветки в костер и снова забывался тревожным сном.

– Смотри, Анисим, вроде как ребенок лежит, – сквозь сон услышал Дьэн, – Откуда тут ему было взяться?

– Это не ребенок, – ответил второй голос, – мужик, только маленький.

Дьэн попытался открыть глаза, но почти ничего не увидел, только два темных пятна маячили над ним. Он из последних сил крикнул, но люди услышали только тихий стон из его потрескавшихся губ. Больше гном ничего не помнил.

Очнулся он уже в какой-то избе на высокой кровати. В доме было нестерпимо жарко. Кроме кровати, в комнате был небольшой деревянный стол и две табуретки. Дьэн лежал под толстым ватным одеялом. В избе никого не было. Гном встал и, пошатываясь, подошел к маленькому окну. Перед домом он увидел лужайку, разбитую дорогу и лес, стоящий плотной стеной.

В лесу на него набрели два мужика из деревеньки всего в несколько домов и принесли в избу. Это был скит староверов. В свое время их было много на бескрайних просторах Урала. Но давняя вражда с новой православной церковью, а затем и с властью, которая вообще не признавала, ни какой веры, свели эти поселения практически к нулю. В деревеньке, в которую попал Дьэн, люди были даже не староверы, а больше сектанты. У них не было церкви, икон. Молились они строго на север. По вечерам собирались вместе и читали старинные книги, пели какие-то заунывные то ли песни, то ли псалмы.

На гнома наткнулись Анисим и Савелий. Они нечасто забредали в горные районы, а в этот раз решили разведать, нет ли здесь еще какого зверья. Огонь увидел Савелий, и хотел было повернуть назад, но вечно любопытный Анисим решил подкрасться к огню и подсмотреть, кого это занесло в такие глухие места.

– Ты совсем с ума сошел? Забыл, что здесь было недавно? Пять убитых наповал. Тетка Марфа нашла, – зашипел Савелий на Анисима.

– Не бойся, я тихонько посмотрю, и уйдем, – Анисим осторожно стал приближаться к костру.

Раздвинув ветки, Анисим присвистнул от удивления. У почти прогоревшего костра на рюкзаке лежал ребенок. Мужик подошел поближе и наклонился над ним. Следом подошел Савелий. Когда они поняли, что это не ребенок, а маленький взрослый человек, да еще и больной, Савелий совсем разозлился.

– Я тебе говорил, не ходи. Что теперь делать с ним? – разглядывая странного мужичка, прошептал он, – здесь в горах, говорят, гномы живут. А вдруг он один из них? Мало того, что опоганимся, еще и беды накличем.

– Грех оставлять беспомощного, – Анисим поднял гнома, взяв его на руки, и скомандовал, – затуши костер и бери рюкзак. Негоже бросать человека на погибель.

Савелий затоптал костер и подобрал вещи Дьэна.

– Все расскажу отцу Фокию, ты у меня век не очистишься, засранец.

– А за ругательство сам в молельне сгниешь, поповец. Думаешь, я не знаю, как ты в деревню бегаешь к Акульке. А она в церковь ходит и тремя перстами крестится, – уже не сдерживая себя, во весь голос заговорил Анисим, – твоя Арефа тебе последние волосенки повыдерет.

Так они шли до самой деревеньки, переругиваясь друг с другом. Больного гнома занесли и уложили на кровать в домике для пришлых гостей. Савелий сразу убежал домой, а Анисим отправился за теткой Марфой. Она умела, лечит травами и заговорами. Не раз спасала от смерти своих единоверцев, не признающих ни больниц, ни лекарств.

– Тетка Марфа, – разыскав целительницу, сказал Анисим, – Я в гостевой дом больного гнома принес. Пошла бы, посмотрела его, он весь горячий как печка и мокрый.

Марфа кивнула головой и Анисим убежал. Она постояла немного, подумала и, захватив сумку, вышла из дома. Но направилась не к гостевому дому, а прямиком к старейшине, отцу Фокию. Подойдя к крыльцу его дома, она помолилась на север, только затем вошла в избу. Фокий сидел за большим дубовым столом и пил чай. Это был мужчина лет сорока, щуплый и невысокий, с большой лысиной на голове. Недостаток волос восполняла густая длинная борода до пояса. На столе стоял двухведерный самовар. На его начищенных боках блестели медали. Держа на растопыренных пальцах блюдце с чаем, хозяин с наслаждением грыз баранку. Рядом сидела его жена, суровая Павла. Женщина дородная и в гневе на руку тяжелая. Она, не смотря на положение своего благоверного, не раз ставила ему синяки под глазами, а уж про других жителей и говорить было нечего. Все боялись оглашенной Павлы, как ее частенько называли за глаза.

Марфа, едва переступив порог, снова помолилась, и только после этого обратилась к старейшине:

– Отец Фокий, В гостевой дом принесли болящего гнома. Дозволь помочь ему.

– Кого? – Фокий чуть не подавился баранкой, закашлялся. Блюдце выпало из руки и разбилось, обрызгав скатерть чаем.

Павла поставила свой стакан на стол, не вставая из-за стола, хлопнула мужа по спине и уставилась на целительницу. Фокий от удара чуть не врезался лбом в самовар. Выплюнул баранку, вытер выступившие слезы и просипел:

– Тебе чего надо?

– Гнома она собралась лечить, – ответила за Матрену Павла, – видно совсем умом тронулись. Где вы взяли его?

– Так Анисим принес из леса, матушка, – ответила Матрена, – говорит, огневица у него.

– Он бы еще черта принес, пес шелудивый, – разошлась Павла, – прости господи, грех-то какой. Ты, Фокий, этого придурка обязательно на молитву поставь. Не так давно Федор, покойник, приносил с собой гнома. И где теперь Федор? На том свете со своим оборотнем в гиене огненной корчится. И вы туда же хотите?

– Погоди, Павла. Где сейчас Анисим? – спросил Фокий, – пришли его ко мне, а сама ступай, лечи этого гнома. Теперь уж поздно, не выкинешь в лес. Не дай бог, помрет, виноваты все тогда будем. Ну, Аниська, всех подвел под статью.

– Под какую статью, опоганил всех. Это похуже твоей статьи, – Павла встала из-за стола, – Марфа, ты возьми святой воды, опрыскай каждый угол в избе. Иди.

Марфа тихонько вышла и отправилась в гостевой дом. Первым делом она растопила печь, нагрела в ведре воды. Затем раздела беспамятного гнома, вымыла и уложила в кровать, завернув в теплое одеяло. Потом приготовила настой и влила ему несколько ложек в рот. Гном так и не очнулся. Марфа засветила свечу, поставила ее на стол и стала читать молитвы, водя руками над Дьэном. Вечером она заперла дом и ушла к себе, крестясь на север и бормоча себе под нос.

А в доме старейшины разгорались нешуточные страсти. Узнав, что с Анисимом был еще и Савелий, Фокий вышел из себя. Он поставил обоих провинившихся на колени и дал волю своей страсти к проповедям. Целый час он внушал мужикам заповеди общины, большинство из которых сочинил сам. Будучи почти неграмотным, он наслушался проповедей от отца и деда, один из которых был баптистом, другой ударился в секту. Оба ненавидели друг друга по причине разногласий в вероисповедании и старались детей и внуков обратить каждый в свою веру. В итоге в голове у Фокия образовалась такая каша из всего этого славословия, что он выдумал свое направление и ушел в леса, захватив с собой завербованных приверженцев. Его жена Полина рассудила поступок мужа по-своему:

– Пусть проповедует что хочет, лишь бы достаток в доме был.

А достатка в доме хватало. В диком краю всей общиной били зверя, собирали ягоды, грибы и возили продавать перекупщикам. Выгода от этого была немалая. А сама она не верила ни во что, но мастерски изображала самую набожную смиренницу.

Когда проповедь закончилась, Фокий прогнал из дома опоганившихся мужиков и запер за ними дверь.

– Что делать будем, Павла? – с тоской в голосе спросил хозяин.

– Вылечим и отправим на все четыре стороны, – ответила успокоившаяся жена, – мало ли к нам народа захаживало, обходилось. Дай бог, и в этот раз обойдется.

– То были простые люди, а этот вишь, гном. Откуда он взялся? Таких людей на свете нет, разве только в сказках. А вдруг это не сказки? Вдруг они и в самом деле в горах живут? Я не раз слышал, что их там видели, как раз около того места, где этого нашли.

Отрывок из моей книги "Дети вселенной". Литрес. https://www.litres.ru/nikolay-arhipov-32349374/deti-vselennoy-chast-1/

Обложка книги.
Обложка книги.