«12 декабря, в день немецкого Рождества, две древних старухи, о которых я упоминал, одной за 60, другой — около 80, пытались пройти в церковь. Дневальный их задержал и, опасаясь, что они хотят сигнализировать противнику с колокольни, привел их в штаб. Я разрешил пустить их в церковь. Помолившись там, они вернулись к штабу и что-то старались объяснить офицерам. Позвали меня. Оказалось, что они, растроганные до слез, благодарят за то, что их церковь не только не разорена, но даже украшена и русские, по-видимому, там молятся. Так говорила младшая из старух. Старшая же долго вычитывала мне какие-то отрывки из псалмов, видимо, призывая на нас Божие благословение… Даже немцененавистник, ген. Волкобой, был растроган и приказал отпустить старухам чаю и сахара, а также лекарств для жившего с ними и расхворавшегося старика».
Я, к сожалению, утратил мемуар, из которого взял цитату. Но вот так.
А вот тут зато знаю автора. Веверн, "6-я батарея":
"У дверей землянки стоит маленькая девочка и плачущим голосом что-то просит.
— Что тебе, девочка?
— Хлеба, — растягивает девочка.
— Ну, войди в землянку, отогрейся у печки, а тогда и хлеба дам.
Девочка нерешительно входит, улыбается, тянется к горящей печке и начинает отогревать свои красные, зазябшие руки. На вид ей лет 6-7. Ноги в рваных громадных башмаках, чулок нет, кожа на ногах сильно покраснела. Хорошенькая, белокурая головка совсем не гармонирует с кучей грязных лохмотьев, которыми покрыто ее тело.
— Замерзла, девочка?
— Зимно…
— Как тебя зовут?
— Маринка.
— А сколько тебе лет?
— Не знаю.
— Где же ты живешь?
— Там, — и девочка показала рукой в направлении сожженной деревни внизу, под горой.
Н. А. Тиличеев принес свою теплую рубаху и теплые чулки, и мы, втроем, с моим денщиком, стали обряжать Маринку в новый костюм. Рукава у рубахи надрезали, и из нее получилось для девочки целое платье. Чулки оказались, конечно, несколько велики, но, тем не менее, этой обновкой Маринка осталась очень довольна. Во всяком случае ее ноги не будут больше мерзнуть. Маринка с аппетитом голодного волчонка уплетает батарейные щи и кашу, закусывая ржаным хлебом. Это кажется ей необыкновенно вкусным. Долго в этот день сидела у нас девочка: не хотелось ей идти из теплой землянки в неприветливый и холодный шалаш из пихтовых веток. Она пила чай, с наслаждением сосала сахар, но всему бывает конец: надо идти домой, а то мать будет сердиться, и Маринка, в обновках, нагруженная половиной каравая хлеба, банкой мясных консервов и плиткой шоколада, довольная, веселая, отправилась к матери.
— Приходи завтра Маринка.
Она ничего не отвечает, только улыбается.
На следующий день Маринка, много смелее, входит в землянку. Мы уже старые знакомые, и она нас больше не боится. Смело тянет табуретку к печке и, потягиваясь, греется. Маринка разговаривает мало, зато много ест и с большим удовольствием. Видимо, долго голодала девочка. Вечером она опять уходит и уносит с собой полкаравая хлеба, банку консервов и шоколад.
Маринка стала нашей ежедневной гостьей и совершенно перестала стесняться.
Кто тебя будет кормить, когда мы уйдем отсюда, бедная девочка?
Под крепостью полная тишина. Лишь изредка доносится эхо от разрыва тяжелого снаряда, должно быть, от скуки выпущенного каким-нибудь австрийским лейтенантом, и снова все тихо.
Да и кому придет охота вылезать из теплой, уютной землянки в такую гнилую, темную погоду, когда на десять шагов от тебя ничего уже не видно".
Автор - Евгений Норин, подписывайтесь на него в VK
Читайте другие статьи автора по тегу #норинкат