Ранее: Обещают морозы.
В девяностых годах я с Таней и ученицами занимались изготовлением сувениров на продажу, Онега нам по возможности помогала, у неё тогда были маленькие дети, да и у Тани тоже была маленькая дочь. В своё время я договорилась в Хиве с торговыми точками, чтобы реализовывали наши изделия, самим было не с руки там торговать, да и точку для продажи пробить было нереально, там свои тогда только были.
Конечно, если бы уж сильно надо было, я бы пробила там эту точку, но тогда бы время уходило на дорогу в Хиву и обратно, на торговлю там, а на изготовление сувениров и на приобретение материалов для них было бы недостаточно времени.
За материалами в основном надо было ездить в Ташкент, и я на несколько дней так или иначе выпадала из работы, поэтому нас устраивало, что кто-то будет торговать нашими изделиями, а не мы сами, да и торговаться у нас не очень получалось бы.
Отвозила в Хиву изделия в основном я, я же и собирала средства, полученные за их продажу, но иногда поступали внезапные звонки и просили, чтобы привезли то или иное изделие. Вот в разгар исполнения одного срочного заказа нам и поступил такой звонок, просили привезти лоскутные и сувенирные сумки с Ходжа Насреддином, которые срочно потребовались иностранцам, скупают сразу всю партию и просят ещё.
У нас каждая минута дорога, заказ срочный, но что делать, не знаем, а упускать возможность продать больше изделий не хотели, решили всё-таки Онегу отправить. Дали ей сумки, что были в наличии, и ещё кое-что к ним, наказали потом зайти ещё по некоторым адресам там же в Хиве. Тогда уже троллейбусный маршрут между Хивой и Ургенчем курсировал. Онега собралась, такая красивая, статная, свою сумочку с Насреддином через плечо перекинула, в руки другую сумку с изделиями.
Через какое-то время к нам дозвонились и сказали, что дочка моя всё привезла, а деньги с покупателей ещё не получили, должны позже подойти. Ничего, у дочки есть ещё дела в Хиве, ждать не будет.
Но проходит время, а Онеги всё нет и нет, когда же приезжает, то вся в смущении и что-то не договаривает, мы с расспросами, не обидел ли кто, но вроде нет, а она какая-то не такая всё равно. Сильно не приставали с расспросами тем более, что дети её уже заждались, а у нас работы непочатый край. Только на второй день, когда уже все были в сборе, Онега призналась, что её по дороге назад обокрали.
Это случилось в троллейбусе, когда она в него села, то сумку с Насреддином, что она носила на плече, просто перекинула на колени, по дороге рассчиталась за проезд, кошелек был там, а, когда вышла из троллейбуса и перешла в автобус, чтобы доехать домой, то в сумке кошелька не оказалось.
Но Онега так расстроена была не из-за кошелька, денег там почти не было, в крайнем случае на проезд в автобусе, да на хлеб, расчёт за сумки она тоже не получила, тут другое было.
Я не помню, то ли заказ этот был, то ли просто хулиганство, но скорее всего заказ, изготовление которого от меня держали в секрете, зная, что мне это не понравится. Соседка у нас была молодая, избалованная и рисковая из богатеньких. Не скажу, что семья такая, но в семье не без урода, забаловали единственную дочку, а теперь не знали, что с нею делать, вот и отселили от дома, чтобы жила, как может.
Свою квартиру ей старший брат передал, которую получил в нашем доме, они с женой врачами работали, так она оказалась нашей соседкой, а семье её брата родители дом приобрели. Правда, родные не отказывались от неё, время от времени наведывались к ней, отец даже мужа ей купил, чтобы как-то её остепенить от случайных связей, обещал тому машину подарить, если он на ней женится. Женился.
Она не из чванливых была, простодушная очень, всё про себя могла рассказывать без утайки, даже такое, отчего волосы дыбом вставали или краснели до корней волос, добрая по отношению к другим, могла просто одарить кого-нибудь без никаких сожалений, если ей это не в тягость.
Когда меня впервые пригласили на выставку в Ташкент, это весной девяносто пятого года, мы еще не зарабатывали на своих изделиях, а я фактически три года уже лежачей дома была, мне не было что одеть, обуть, то, что было, доносилось детьми.
Она, услышав, что я возможно из-за этого откажусь от участия в выставке, буквально на второй день принесла от матери плащ и два платья, обувь, практически новые и современные на то время вещи, а потом даже деньги за них отказалась брать.
Сказала, что это было решение её матери за доброе отношение к ней. Мы с её матерью одной комплекции были. Тогда в моих сборах на выставку участвовали не только она с матерью, но почти все соседи. Кому-то что-то я вернула, кому-то отдарилась, кому деньгами, а вот она никак.
Гораздо позже этого она случайно узнала, что я обшиваю одну молодую женщину – главного бухгалтера Винзавода, с которой мы знакомы ещё с того времени, когда та была обыкновенным бухгалтером в одном пошивочном ателье.
В то время она впервые обратилась ко мне с просьбой поштопать испорченное при пошиве в ателье платье, я, когда была лежачей, подрабатывала штопкой и вышивкой. Её платье я поштопала так, что она стала уговаривать меня сшить ей платье по своему усмотрению. Уговорила. С тех пор она уже в ателье никогда не обращалась и стала моей заказчицей, а выбор фасонов своих платьев возложила на меня и всегда была довольна ими.
Своих детей тогда я тоже обшивала сама и на Тане её платья смотрелись особенно эффектно, даже те, что были сшиты из ситца, другие ткани мы себе не могли тогда позволить, хотя и ситец в то время надо было ещё добыть, а моей заказчице не трудно было приобрести дорогущие ткани. На базаре их было достаточно.
Дешевые ткани на базаре тоже можно было купить, но это в основном
была синтетика, хоть и ярких красивых цветов, но которую невозможно было носить при нашем солнце, в них тело не дышало. Правда, ситец за лето выгорал сильно.,
Как моя соседка про это узнала не ведаю, но тоже пришла уговаривать меня. Говорила, что никто не может сшить ей нормально платье из-за её нестандартной фигуры. Отказать было неудобно, сшила ей одно платье, второе, так и пошло. Вот и Тане, видимо, она этот заказ подогнала. Это я потом узнала в чём он заключался.
Она однажды принесла игрушку маленькую, меньше, чем ладошка, изображающую дикого полуголого заросшего мужика с дубиной в руке и набедренной повязкой и, когда нажимали тому на спину, то повязка поднималась, а под нею поднималось ещё что-то. Вот что-то вроде этого и было заказано. Таня его выполнила немного по-другому. То, что поднималось у той игрушки под повязкой, у Тани под безобидным вышитым листиком клёна, сам неандерталец при этом не присутствовал.
Этот листок и пропал вместе с кошельком. Онега, его хотела подруге показать, вот и взяла на время и так неудачно получилось. Тогда, зная Танин сварливый и скандальный характер, естественно, переживала сильно, а я, чтобы предотвратить как-то скандал, попыталась перевести всё в шутку, мол как она могла не заметить, что к ней в сумку лезут, ведь она у неё на коленях была, или подумала, что лезут с хорошими намерениями, поэтому сама постаралась не заметить? Хохота была много, Онега обиделась даже, стала оправдываться, но мы делали вид, что не верим.
Сильного скандала дома тогда не произошло, но Таня никогда не упускала случая напомнить Онеге про добрые намерения, да и я до сих пор могу позволить себе такую шутку, когда Онега куда собирается с деньгами, а Онега смеётся, мол, до сих пор помнишь. Но ведь и она не забыла.
Далее: И снова о нём.
Мои воспоминания про меня и мою семью, а читателям, впервые оказавшихся на моих страницах, предлагаю читать мои повествования с самого начала со статьи "История знакомства моих родителей" для этого вам просто надо навести курсор на слова, выделенные здесь голубым цветом, и нажать мышку. Чтобы читать продолжение, достаточно нажать на название следующей статьи, тоже выделенной голубым цветом, после слова "Далее".
Прошу выражать своё отношение к статьям лайками, делиться с друзьями в соцсетях, комментировать и подписываться. Мне нужна Ваша поддержка, буду Вам очень благодарна.