Итак, в 1883 году после бездетной кончины своего лидера Анри Шамбора (последнего Бурбона Старой Франции), в подавляющем большинстве сочли рациональным присоединиться к партии Орлеанов.
Однако меньшая их часть, поддерживаемая вдовой «Генриха V», Марией Терезой Габсбург-Эсте (1817-1886, более известной, как Моденская), сплотилась вокруг нового де-юре старшего Капетинга – Жана Бурбона, графа Монтисона (1822-1887). Именно его они провозгласили следующим претендентом от партии легитимистов, под именем короля Франции и Наварры Жана III. Что же, генеалогически Жан Бурбон, согласно старым законам, и был таковым, являясь старшим потомком по мужской линии короля Франции Луи XIV и короля Испании Филиппа V. В последнем и была главная загвоздка.
Рассмотрим, как в истории монархической Западной Европы появилась линия Испанских Бурбонов-Капетингов. В 1700 году, Филипп, герцог Анжуйский (1683-1746), младший внук Короля-Солнца, по завещанию бездетного короля Карлоса II, стал новым королем Испании. Это привело к Войне за Испанское наследство (1700-1713), закончившейся пакетом мирных договоров, среди которых важнейшим в контексте данной статьи является Утрехтский мир 1713 года. Согласно отдельным пунктам этого договора, противники Франции признавали королем Испании Филиппа V, однако он в свою очередь, отрекался за себя и все своё потомство от прав на корону Франции. Опасения антифранцузской коалиции вполне понятны – все опасались слияния двух держав.
И вот здесь принципы старого французского легитимизма вступили друг с другом в неразрешимые противоречия. С одной стороны – никого нельзя исключить из линии наследования престола, а с другой – королем не может стать иностранный монарх. Сложившаяся ситуация была куда серьезнее, чем прецедент с Генрихом Наваррским, все же Испания – это не маленькая Наварра, и речь (в перспективе) могла идти именно о потере французской государственности, если бы король Испании вдруг стал бы еще и королем Франции.
Тем более, что «недавний» аналог в истории Европы уже имелся: когда после пресечения Ависской династии, Португалия была объединена в личную унию с Испанией, под властью одного короля – ничего хорошего для Португальского королевства из этого не вышло. Проблема личных уний значительных монархий, всегда состояла в том, что король больше внимания уделял «родному» королевству, а союзным пренебрегал, подчас просто вынужденно. Разумеется, за исключением особых случаев, когда родина единого монарха, была существенно меньше и слабее другого доставшегося его династии государства – как, допустим, Ганновер и Англия.
Филипп V стал оспаривать эти пункты еще при своей жизни, да и во Франции у него находилось немало сторонников. Ведь исключение его с семьей из наследования, делало первыми принцами крови Франции, Орлеанскую династию. Первым серьезным выпадом Филиппа V стала Война за французское наследство (Война четвертного альянса) 1718-1720, которую Испания проиграла. Причина этой войны была в следующем. Новый король Франции (с 1715 года), Луи XV, оказался единственным в своей державе потомком Короля-Солнца. Он был слишком мал и не отличался здоровьем, и потому вопрос о его собственном преемнике волновал всю Европу. Кто станет королем Франции если, как тогда мягко и уклончиво выражались – Луи XV «исчезнет»?
Король Испании считал себя бесспорным наследником, как родной дядя короля Франции, по мужской линии. А вот Утрехтские пункты таковым выводили Филиппа II Орлеанского. Тогда-то и началось соперничество испанской и орлеанской ветвей Бурбонов-Капетингов – потомков двух братьев Луи XIV и Филиппа Орлеанского, продолжающееся вплоть до наших дней. Регент государства Филипп Орлеанский отбил атаку «испанцев», а вскоре вполне естественным образом король Франции возмужал (как оказалось на горе самой Франции) и в 1729 году у него появился прямой наследник – дофин Луи Фердинанд (1729-1765).
Отношения с Испанией относительно наладились, кончилась эпоха Регентства, Орлеаны притихли и отошли на второй план. Возможно тогда всем казалось, что конфликт интересов в престолонаследии полностью исчерпан. Еще пара поколений – и это будет просто не важно. Ведь самым естественным образом в королевском древе прибавятся новые молодые ветви – а каждая из них будет смещать предыдущие, вдаль по очереди.
Так что и потомки Филиппа V и Филиппа Орлеанского должны были стать для Франции еще одними принцами Конде. Никто ведь не отрицал, что Конде – это те же самые Бурбоны-Капетинги и права на корону у них так же есть, но никто (и в первую очередь сами Конде), после рождения сыновей Луи XIII, всерьез уже не думал, что один из них станет королем.
Но исторические обстоятельства сложились иным образом. Потомство Луи XV и так было не очень многочисленным, у него был всего лишь один выживший сын. Сам дофин Луи Фердинанд (не доживший до «открытия» наследства) был многодетным отцом и, казалось бы, вопрос преемственности решен и будет развиваться далее без Испанской ветви и уж тем более Орлеанов. Но Французская Революция внесла свои особые коррективы. Старшие Бурбоны оказались на грани вымирания: Луи XVI и его сын погибли, Луи XVIII – бездетен и даже имеющий двух сыновей последний король Франции и Наварры, Карл X не надеялся на дальнейшее продолжение рода. Рождение Анри Шамбора в 1820 году (после убийства его отца) сочли настоящим чудом.
А вот испанская ветвь, напротив – расцвела на юге буйным королевским садом. Не обошлось без неурядиц даже во втором поколении, но кроме королей Испании появились еще и младшие испанские Бурбоны – короли Неаполя и герцоги Пармские.
В XIX веке «испанцы» столкнулись с собственным династическим кризисом (Карлистские войны) по результатам которого старшая их ветвь в лице инфанта Карлоса, проиграла войну за трон, была лишена всех прав и изгнана победителями. Несмотря на то, что наследование в Испании пошло по женской линии, благодаря браку Изабеллы II с двоюродным братом (сыном младшего брата её отца) испанская корона все равно осталась в доме Бурбонов.