Читая Евангелие дня, подумал: Господь не исцелил слепого, в обычном понимании этого слова. Ведь исцелить можно того, кто утратил здоровье, кто знал, что значит быть здоровым. А евангельский слепой не знал, потому что родился таким, - имел несчастье, о котором даже и не подозревал.
Ну вот как вы объясните глухому от рождения, что такое музыка, и чем Моцарт, скажем, отличается от Сальери? Никак! Так и слепой, даже не знал о существовании того мира, о котором знал лишь понаслышке.
И каким прекрасным он ему казался: эти нежные песни матери, или ласковый баритон отцовского голоса, заливистый смех младшей сестры или шум... нет, не шум! - симфония дождя, когда капли падают не только на пыльную землю, на листву, но и в кадку с водой, на твои руки, лицо, грудь. А как пахнет земля после грозы, как благоухают сады на склонах Елеонской горы, расцветающие по весне! Спросил бы его кто-нибудь тогда: ты хочешь все это увидеть? "Увидеть? А что это значит - видеть? И зачем "видеть", когда можно слышать, обонять, осязать и от одного этого наполняться счастьем?", - спросил бы слепорожденный, и вы бы ни за что не смогли его переубедить.
Поэтому и Господь ничего не говорит слепорожденному, а просто плюет на землю, и вкладывает образовавшиеся комочки грязи прямо в его пустые глазницы...
"Я Свет миру", - говорит Он ученикам, не слепому. Ведь это они задали Ему искусительный вопрос, надеясь всего лишь получить ответ. Но такого ответа они не ожидали! Сказать: "Я Свет миру", - может каждый, не в этом суть. Суть в другом: показать этот свет воочию, чтобы ни у кого не осталось сомнений. Чтобы не только увидеть Свет, но еще и получить саму способность видеть...
"Он пошел и умылся, и пришел зрячим" (Иоан. 9:7) Какие простые слова, и как много в них сокрыто: он не знал, зачем какой-то странник измазал ему лицо грязью, да еще и послал умыться. Это вообще похоже на издевательство над инвалидом, за такое в приличном обществе и отхватить можно... Может именно так и думал слепой, когда пытался выковырять эту грязь из свих глазник, но вдруг ощутил боль, от прикосновения к ней, к этой грязи.
"Да будет свет!" - яркая вспышка вдруг пронзила его сознание (он же еще не знал, ЧТО ЭТО, ведь глаз у него не было!) и в этом свете вдруг поплыли образы каких-то неведомых ему доселе существ, которые с удивлением смотрят на него, тыкая пальцами в его сторону (или что это у них такое на этих длиннющих палках, завернутых в материю?), очертания зданий, с уходящими ввысь колоннами, на которых лежат массивные фигурные портики, над которыми - Боже мой! - небо, это же небо, о котором я столько раз слышал, но даже и представить себе не мог, какое оно... красивое. Слезы текут по его щекам, но он их не замечает, - пусть текут, теперь они очень нужны для его глаз, которые дал ему Тот Человек, встретивший его на площади... Тот Человек - Его обязательно нужно найти, нужно ... увидеть, потому что Он дал мне эту возможность - видеть этот прекрасный мир! Слава Ему, сотворившему мой свет, мой мир, мою жизнь!
И пусть лютуют фарисеи и называют его грешником, а близкие в их присутствии малодушно сторонятся, тот, кому Христос дал счастье видеть этот мир, никогда не отречется от Него. И правда, нужно быть совершенно слепым, чтобы не увидеть в Человеке, творящим ТАКОЕ Сына Божия...
И вот на склоне дня какой-то бедный странник с кучкой таких же бродяг подходит и спрашивает: "Веруешь ли в Сына Божия?" Что за вопрос?! Конечно, верую, скорее веди меня к Нему, Странник, я облобызаю Его руки, омою слезами Его стопы, - только покажи мне Его! "И видел ты Его, и Он говорит с тобою"...
"И видел ты Его... Видел Его..." Как, когда, и... что это значит? И тут прозревает сердце, оно ведь не солжет никогда, оно подскажет, если глаза подведут.
"Верую, Господи! И поклонился Ему" (Иоан. 9:37, 38)