Год 1873-й, конец мая. Адольф Тьер, с момента разгрома Парижской Коммуны чуть меньше двух лет балансировавший между монархистским большинством и республиканским меньшинством и удерживавший их от начала гражданской войны, ушёл в отставку. Верные люди нашептывали ему, что монархисты уже подготовили замену – маршала Патриса Де Мак Магона, которого Тьер в своё время собственноручно вытащил из немецкого плена. Президент не верил слухам, говорил, что маршал не из тех людей, которые участвуют в заговорах, и оказался прав. Когда Собрание проголосовало за его отставку и пригласило Мак Магона стать следующим президентом, маршал был удивлён так же как и Тьер, ничего не зная заранее о планах заговорщиков. Но на предложение стать главой государства ответил согласием.
Патрис Де Мак Магон, бывалый вояка, начинал как простой выпускник военной академии Сен-Сира (ну хотя как простой, отец его был генералом и главным инспектором кавалерийских войск), младшим лейтенантом мальчиком молодым отправился с экспедиционным корпусом в Алжир в 1830-м, там получил погоны лейтенанта, в 1832-м в Антверпене, в ходе военного конфликта с Нидерландами вновь отличился и стал уже капитаном, затем вернулся в Алжир и за десяток лет дослужился до генерала и военного губернатора (именно военного, не гражданского, по сути, был главой военного округа). Три раза Мак Магон, храня в сердце верность династии Бурбонов, хотел уйти со службы: в 1830-м когда Луи-Филипп Орлеанский сверг Карла X, в 1848-м, когда республиканцы свергли Луи-Филиппа, в 1852-м, когда Наполеон III упразднил республику, но каждый раз что-то мешало: то просьба умирающего отца, то близкое знакомство с вождем республиканцев генералом Кавеньяком, то личная просьба императора Наполеона. Словом, Мак Магон решил, что внутренние убеждения – это одно, а служба – другое, и служил уже четко Франции, а не конкретному человеку.
Шакального качества Мак Магон показывает посыльному, где он останется
С такими жизненными ориентирами он уже в чине генерала участвовал в Крымской Войне, где прославился на всю страну. После захвата Малахова Кургана, центрального узла обороны Севастополя, главнокомандующий генерал Пелиссье отправил послание Мак Магону с просьбой доложить обстановку, ведь штурмов кургана было уже несколько и случалось, что после его захвата русские контратакой отбивали высоту обратно. Мак Магон ответил кратко: «J’y suis et j’y reste» – Я здесь и я здесь останусь. Патриотическая пресса билась в экстазе от лаконичности бравого генерала, а русские войска, к сожалению, в этот раз не смогли отбить курган, опозорив тем самым французишку, и вскоре оставили Севастополь. Ещё через четыре года Мак Магон получил звание маршала и титул герцога Мажента, по месту сражения с австрийской армией в ходе франко-итало-австрийской войны, успел побыть уже гражданским губернатором Алжира, к чему стремился всю жизнь, и в целом, наверное, мог сказать, что сделал отличную военную карьеру. Но тут, в 1870-м, разразилась франко-прусская.
Бравый маршал Мак Магон сокрушает австрийский пограничный столб
Армию маршала Мак Магона по ходу кампании постигло несчастье – её выбрал император в качестве места своего пребывания на фронте. Наполеон III не сказать, чтобы сильно вмешивался в командные процессы, но иногда настаивал на тех или иных вариантах ведения кампании, вступая в споры с маршалом. Один из споров касался крепости Седан, Мак Магон считал, что сосредотачиваться надо южнее, император предлагал идти прямо к городу, и маршал не стал настаивать на своём. В сентябре под Седаном армия была окружена и разгромлена. Официально капитулировал не сам маршал, а его заместитель генерал де Вимпфен, поскольку Мак Магон весьма своевременно получил ранение и отбыл в госпиталь. Таким образом, формально он не капитулировал, а был раненым захвачен в плен.
Мак Магон передает своему императору право капитулировать
Освободили его весной следующего года стараниями Адольфа Тьера, которому срочно нужен был командующий операцией по разгрому восставшего Парижа. Мак Магон справился на все сто с этой задачей и с тех пор отошёл от большой политики. Вновь к жизни его вернуло предложение стать президентом.
Однако, те, кто привели его к власти, не скрывали своих намерений. Мак Магон, как монархист-легитимист в душе, должен был обеспечить законность восстановлению монархии. Тьер на посту президента этому мешал, хоть и не сопротивлялся в открытую, Мак Магон по расчетам монархистов должен был стать их марионеткой. Впрочем, не только президент мешал реставрации. Главным препятствием было то, что кандидатов насчитывалось аж три, и каждый с претензиями.
Первый кандидат: Генрих, герцог Бордосский и граф де Шамбор, дофин, сын Шарля, герцога Беррийского и графа д’Артуа, дофина, внук и наследник короля Карла X, именно его лишили трона в 1830-м, когда старшую ветвь династии Бурбонов свергли с престола. Генрих жил в Австро-Венгрии, (поскольку по республиканским законам ещё военного времени находиться на территории Франции он как представитель какой-то династии не имел права) и мечтал о престоле, незаконно отторгнутом у него еще с детства.
Я пришел сюда отведать фуа-гра и занять трон, и, как видишь, фуа-гра я уже отведал
Второй кандидат: Луи-Филипп Орлеанский, граф Парижский, дофин, сын Фердинанда-Филиппа Орлеанского, дофина, внук Луи-Филиппа Орлеанского, короля при режиме Июльской Монархии. Так же был наследником престола, так же лишился возможности стать королем после революции, жил в Лондоне и так же мечтал быть помазанным в Реймсе елеем из священного сосуда.
С такой шикарной бородой только в соавторы Капитала, а не в монархи
Третий кандидат: Наполеон Эжен Бонапарт, принц империи и сын Франции, сын Наполеона III, внучатый племянник Наполеона I. После смерти отца в январе 1873-го – лидер бонапартистской партии. Покинул Францию вместе с матерью в 1870-м году, после падения Империи, жил в Лондоне, где учился в королевской военной академии и мечтал вновь стать императором.
Не усики, а пропуск к трону
Три мечтателя, три партии за ними и всего один трон. Каждый опирался на свои преимущества в борьбе: за графом Парижским было большинство в Нац. Собрании, политическая элита времён правления его отца сейчас как раз находилась в почтенном возрасте членов Политбюро и во многом рулила законодательной ветвью власти Третьей Республики. За графом Шамбор стояли наиболее влиятельные и состоятельные монархисты, хоть и находившиеся в меньшинстве чисто количественно, которые часто не были членами Собрания, отрицая этот грязный парламентаризм. За Эженом-Наполеоном было чиновничество средней руки и средний командный состав, так как вся их сознательная жизнь прошла во времена Второй Империи, и те, кто не успел приобрести республиканских взглядов, ничего не имели против нового Наполеона на троне. Орлеанисты, сторонники графа Парижского, ненавидели легитимистов, сторонников графа Шамбор, но готовы были объединиться, только бы не пустить к власти бонапартистов. Они же, в свою очередь, могли при желании найти общий язык с республиканцами, хотя формально все ещё принадлежали к лагерю монархистов. Словом, это был настоящий клубок змей, и ровно посередине него оказался маршал Мак Магон.
Маршал понял свою задачу предельно чётко – не препятствовать восстановлению монархии, а если будет надо, то и помочь. Это для своих, а для народа было объявлено, что цель его правления – «восстановление морального порядка». Правительство морального порядка возглавил герцог Альбер Де Брольи. Первым же своим символическим жестом Мак Магон заложил на вершине Монмартра базилику Sacré-Cœur – в знак «торжества законности и порядка над бесчинствами Коммуны». Практическими действиями стала зачистка всей Франции от республиканских элементов. Были отправлены в отставку многие мэры и префекты, закрыты социалистические кружки, из государственных учреждений режима Третьей Республики выкидывались республиканские символы. Нарастало общественное возмущение, и все шло к тому, что скоро кого-нибудь да коронуют.
Три претендента (вместо Эжена Наполеона еще изображен его отец, слева) сидят за столом, Марианна, символ Франции, доедает объедки
Тем временем в Австрии орлеанисты заочно от имени графа Парижского вели переговоры с графом Шамбор. Он, само собой, не собирался отказываться от своего долго и счастливо на троне, но к сентябрю компромисс был найден. У графа не было детей и, судя по его не самому сильному здоровью, не предвиделось в дальнейшем. Королем становился Генрих граф Шамбор под именем Генриха V, а своим наследником он делал Луи-Филиппа графа Парижского под именем Филиппа VII, специально чтобы провести параллель именно с королями древности, а не с Луи-Филиппом I Орлеанским. Подобный ход считался большинством монархистов вполне приемлемым, так, через официальный переход власти к боковой ветви, получили трон Филипп VI, Людовик XII, Франциск I и Генрих IV, для Франции это не было в новинку. Бонапартистов две бурбонские партии приравняли к республиканцам, закрыв им доступ к власти. Дело было шито-крыто, оставалось лишь его оформить.
Генрих V и его двор
Весь октябрь в стране шла подготовка. Закупались лошади, знамена и кокарды для торжественных маршей, Мак Магон и граф Парижский договорились о порядке провозглашения монархии в Нац. Собрании, был написан текст нового закона о воцарении Генриха V, которого его сторонники никак иначе уже не называли. И когда все было уже готово, орлеанист Шенелон, служивший посыльным между Версалем и замком Фрохсдорф в Австрии, привез с собой гром среди ясного неба. При обсуждении очередных формальностей церемонии восшествия на престол граф Шамбор вдруг заявил, что отказывается от трёхцветного сине-бело-красного знамени и желает править только под золотыми лилиями на белом фоне, как все Бурбоны до него.
Посвящённые в дело монархисты были в шоке. Они убили столько времени на организацию дела, оставался последний шаг, но смена флага? Это было невозможно. Мало того, что многие из них через 80 с лишним лет после революции уже не видели в триколоре ничего плохого, так ещё и народ, со временем наверняка приняв бы монарха, точно бы не принял лилейное знамя. В этой гражданской войне монархисты оказались бы вообще на изначально проигрышных позициях, потому что за триколор пойдут воевать не только республиканцы и колеблющиеся, но и бонапартисты, для которых трехцветный штандарт тоже был родным, только ещё с имперским орлом посередине. Крах был полным.
И орлеанисты, и легитимисты всем скопом упрашивали графа Шамбора принять триколор в качестве своего знамени. Генрих почти Пятый стоял на своём. Заговорщики побежали к Мак Магону, но маршал, прошедший под трёхцветным флагом столько войн и получивший столько ранений, его защищая, тоже был непреклонен. Новый правитель – да, новый флаг – нет. Ещё при заступлении на президентский пост он охарактеризовал себя как часового на посту, смотрящего за сохранением власти. Понятие власти в его голове включало в себя триколор, и попытка его поменять влекла за собой измену Родине.
Граф Шамбор пытается отмыть триколор от синего и красного
Монархисты стали срочно думать, что делать дальше. Самым очевидным вариантом было переждать, пока все не станет вновь хорошо. А до того времени не бухтеть и не дестабилизировать ситуацию в стране, ведь есть инфа от знающего человека. 19 ноября на заседании Нац. Собрания был установлен срок полномочий президента – 7 лет. Мак Магон все ещё был готов уступить власть монарху, нормальному монарху без закидонов с флагами, поэтому сторонники королевской власти решили взять у господина ведущего эти 7 дополнительных лет, чтобы что-нибудь придумать.
Однако, вечером 19 ноября в Версале объявился сам граф Шамбор. Инкогнито он проник во Францию, встретился со своими сторонниками в Нац. Собрании и попытался добиться встречи с президентом. Он хотел предложить такую схему: он соглашается на триколор, но его восшествие на престол обеспечивает не группа инициативных депутатов, а сам маршал Мак Магон, передавая Генриху свои полномочия главы страны, которые потом Генрих переделает из президентских в королевские. Мак Магон отказался принять гостя. Он посчитал себя не в праве подписывать такие важные исторические документы единолично решать судьбу Франции, как бы без инициативы Нац. Собрания. Генрих теми же окольными путями уехал обратно в Австро-Венгрию. Республика была спасена.
Существует мнение, что все это шапито с флагом было подстроено специально, чтобы у графа Шамбор был повод достойно выйти из битвы за трон, поскольку он понимал, что большинство населения Франции не поддержит восстановление монархии. Действительно, республику поддерживала немалая часть населения, но все же большинством она не была. Что более важно, скорее за республику были финансово-промышленные элиты, которые видели в республиканской форме правления способ им добраться во власти. Французская наследственная аристократия по большей части была землевладельческой, поэтому капитал эпохи промышленной революции скапливался не у неё, а у буржуазии, которая при монархии не смогла бы отодвинуть графов и герцогов от трона. Буржуа не давали денег на цветные революции, не выступали в Нац. Собрании с обвинительными речами, но в кулуарных разговорах парижских салонов, где решалось подчас больше, чем на трибунах Нац. Собрания, открыто говорили о своих республиканских предпочтениях. Отмороженных монархистов, в числе которых был сам Генрих граф Шамбор, никогда бы не остановило чье-то противодействие, поэтому версия про почетный слив скорее всего ошибочна, но большинство сторонников монархии конечно обращало внимание на общественное мнение, поэтому, например, и повременило с реставрацией из-за проблемы с флагом, которая могла разжечь пожар.
Толстый граф Шамбор пытается поймать в свой котел галльского петуха, все же физические изъяны всегда будут первым поводом для насмешек
И все же монархистские элиты само собой не смирились с поражением. Конечно, их поражение стало катализатором подъёма республиканцев, они все активнее требовали настоящей конституции, которая бы окончательно установила республику. К 1875-му году стало очевидно, что если её не принять, то гражданская война вновь бы замаячила на горизонте. Монархисты сдались. В первом варианте конституционных законов слово республика не встречалось ни разу. В последующих оно уже было, но принципы функционирования государства строились таким образом, чтобы обеспечить монархистам вечное преимущество, как думали они. Президент имеет право распустить нижнюю палату парламента, которая его выбирает, верхняя палата следит за решениями нижней, 75 членов верхней назначает президент, остальные избираются представителями региональных властей (а тогда это были сплошь консервативные потомки провинциальных помещиков), для избирателей нижней существует ценз оседлости, что исключает львиную долю республиканского электората – наемных рабочих, которые, что в промышленности, что в сельском хозяйстве, часто перемещались по стране в поисках лучшей доли. С Мак Магоном на посту президента монархисты при такой системе получали полный контроль над всеми тремя ветвями власти и могли спокойно заниматься тем же, что и всегда – попытаться захватить мир восстановить монархию.
Однако, на выборах осени-зимы 1876-го республиканцы получили большинство в Нац. Собрании, разыграв карту патриотического подъёма (об этом я рассказывал в тексте о второй военной тревоге, можете найти по хэштегу #Розанов@catx2). Правительство возглавил консервативный республиканец Жюль Симон, наиболее лояльный президенту. Но уже в мае 1877-го возник кризис. Правительство Симона официально поддержало претензии Папы Римского на светскую власть на территории собственного государства, в чем ему отказывало новообразованное королевство Италия. Нац. Собрание, чьим неофициальным лидером был Леон Гамбетта с лозунгом «Клерикализм – вот враг», выразило правительству недоверие. Теперь президент должен был разогнать или депутатов, или министров. Он выбрал первое.
Карикатура на самом деле полна символизма: над Мак Магоном лилия - символ королевской власти, справа над облаками возвышается фригийский колпак - символ французского республиканизма и число 363 - количество депутатов, подписавших протест против роспуска Нац. Собрания, из коробки с надписью «большинство» (еще символ) выскакивает лидер республиканцев Леон Гамбетта с лозунгом «Подчинись или уйди» (за него его потом посадят на три месяца)
Республиканцы и монархисты решили, что это знак. Снова пошли тайные и открытые переговоры о восстановлении монархии. Три претендента вновь приготовились. Но теперь уже республиканцы ощущали свою силу, они начали беспрецедентную кампанию по предотвращению монархической угрозы. На каждом шагу газеты, столбы с объявлениями и ораторы на площадях рассказывали французам, какие ужасы их ждут, если вернутся короли и императоры. И все это на деньги промышленников и банкиров, разумеется. Не отставали и монархисты-консерваторы. Каждый их кандидат имел на бюллетене печать – «кандидат от маршала Мак Магона». Республиканцев пытались выставить сторонниками анархии и беспутства. Многие их видные представители были арестованы, всем дали сроки по несколько месяцев ровно на время выборов.
В итоге выборы осени 1877-го не принесли успеха никому. Республиканцы все-таки потеряли некоторое количество мест, но сохранили за собой большинство. Монархисты смогли это количество мест отвоевать, но получить лояльное Нац. Собрание, как в 1873-м, им было не суждено.
Мак Магон под нажимом монархистов попытался прибегнуть к последнему средству. По армии были разосланы секретные прокламации, где невзначай поднимался вопрос реставрации монархии. Если бы армия согласилась, Генрих Шамбор стал бы Генрихом V на штыках. Но армия, которая была наполовину бонапартистской, наполовину республиканской, выразила решительный протест. Стало ясно, что и в этот раз монархисты потерпели поражение.
Оставалось вновь ждать. Республиканская общественность уже начала уставать от столь консервативного президента. По Парижу ходили анекдоты, высмеивающие старого маршала, например:
Мак Магон встретил на улице знакомого и пригласил к себе на ужин. Знакомый отвечает: «не могу, сегодня увижу Эрнани» (название пьесы Виктора Гюго). «Так приходите вместе» – отвечает Мак Магон.
Или такой:
Мак Магон приехал на сталелитейный завод. «А вот эти паровые котлы имеют мощность в столько-то лошадиных сил» – говорит заводоуправитель. «Так давайте посмотрим на этих лошадей» – отвечает Мак Магон.
Каждый анекдот конечно же подавался как история из жизни, рассказанная очевидцем. Так это или нет мы уже не знаем, но знаем, что думали о маршале современники. Энгельс, слова которого как данность воспринимали все французские социалисты, называл его величайшим ослом Франции. В среде генералитета некоторые давали ему титул «самого глупого человека в армии». Почивший в 1877-м году Адольф Тьер называл его не иначе как «этот идиот маршал». Побывавший в те годы в Париже Достоевский замечал, что в газетах пишут «наш храбрый маршал» и «наш доблестный маршал», но не «наш умный маршал» или «наш дальновидный маршал». Долго так продолжаться не могло.
Солидный Господин Президент
В 1879-м году прошли довыборы в Сенат. Республиканцы получили большинство и там. Теперь под их контролем были обе палаты, и они могли делать все, что заблагорассудится. Консерваторам бумерангом вернулся 1873-й год, когда сотни госслужащих лишились своих постов за открытое высказывание прореспубликанских взглядов, теперь за это же увольняли монархистов. Мак Магон протестовал, но ничего не мог сделать, надо было вновь разгонять Нац. Собрание, но теперь истеблишмент уже был настроен к нему негативно, он не хотел становиться один против всех. Последней каплей стало решение депутатов об увольнении девяти корпусных генералов за высказывания против Республики. Лично знавший их всех Мак Магон не хотел быть к этому причастным. На очередном заседании Нац. Собрания, где должны были утвердить это решение, он попросил его отменить. Ответ само собой был отрицательным. Тогда маршал зачитал текст прошения об отставке. Ответ был положительным. Новым президентом избрали ярого республиканца Жюля Греви. При его активном содействии в ближайшие несколько лет республика окончательно пустит корни в монархическую конституцию 1875-го года. Французская монархия окончательно уйдёт в прошлое.
Автор - Владислав Розанов